Мао Дунь - Избранное

— Не уходи. Ты хочешь, чтобы я забыла это имя, а я буду его помнить: Сунь Уян, Сунь Уян!

В глазах Фан Лоланя запылал огонь. Он громко крикнул:

— Что это значит, Мэйли? Хватит издеваться надо мной!

Никогда еще никто так грубо не кричал на госпожу Фан, а тут муж повысил на нее голос из-за какой-то женщины. Она не могла больше справиться с давно сдерживаемыми слезами. Она вся ослабла и, прислонившись к спинке кровати, заплакала. Но это были слезы гнева, а не печали: ярость тотчас высушила их.

Госпожа Фан выпрямилась и бросила испуганному Фан Лоланю:

— Ладно, скажу тебе прямо. Только тогда мои подозрения рассеются, когда Сунь Уян умрет или выйдет замуж. Почему ты не хочешь, чтобы она вышла замуж?

Фан Лолань чувствовал, что жена без всякого повода затевает скандал. Он никогда не видел ее такой злой. Она совсем переменилась. Что он мог еще сказать? Если это были не просто слова, сорвавшиеся с уст в минуту гнева, то разве между ними не все кончено?!

Фан Лолань молча возвратился в качалку: он был очень расстроен.

Госпожа Фан подошла к Фан Лоланю и взглянула ему в лицо. Фан Лолань склонил голову и опустил глаза.

Госпожа Фан пыталась поднять голову мужа, чтобы он посмотрел на нее.

— Ты только что был так любезен со мной, а сейчас не хочешь смотреть на меня! Я хочу, чтобы ты смотрел на меня.

Фан Лолань с силой отбросил руки жены, быстро вскочил и, оттолкнув ее, выбежал из комнаты.

Госпожа Фан упала в качалку. Она больше не испытывала скорби и гнева; теперь она плакала горячими слезами. Она не могла больше думать, да и боялась думать. Она лежала в полуобморочном состоянии, давая волю слезам.

Фан Лолань возвратился домой ночью и, рассерженный, лег спать в своем кабинете.

На следующий день он встал в девять часов и ушел, не повидав жену и не спросив о ней.

Вернулся он снова вечером.

Госпожа Фан одиноко сидела в гостиной, словно ожидая его.

— Лолань, сейчас я хочу с тобой говорить, — очень спокойно произнесла госпожа Фан.

Ее заплаканные глаза горели твердой решимостью. Фан Лолань бесстрастно кивнул головой.

— Не будем говорить о случившемся. Не обязательно также выяснять, кто прав, кто виноват. Любишь ли ты Сунь Уян, ты знаешь сам, и я не буду этого касаться. Но наши отношения не могут дальше так продолжаться. Я, конечно, человек отсталых взглядов и не верю во всякие модные теории. Полученное мною воспитание тоже не было современным. Но меня учили не терпеть издевательств и обмана. И еще внушали не вставать на пути других. Нельзя вредить другому и самому быть несчастным. Я все поняла. Я попала в такое положение, когда «и другому вред причиняю, и сама несчастна». Зачем мне страдать? Лучше поскорей разрубить узел.

Ясно, что это было требование о разводе.

Фан Лолань оказался в затруднении. Он действительно давно почувствовал, что отчужденность между ним и женой не может пройти без следа, но у него никогда не возникало мысли о разводе. Не было такого желания и сейчас. Это не объяснялось тем, что он еще не признался Сунь Уян в своей любви, а та не сказала ему о своих чувствах. Просто по своему характеру Фан Лолань всегда стремился к сохранению существующего положения и не обладал непреклонной решимостью.

— Мэйли, ты все-таки не смогла понять меня, — туманно выразил свое неодобрение Фан Лолань.

— Может быть, я действительно не смогла понять тебя. Но я хорошо поняла себя. Я попала в такое положение, когда «и другому врежу́, и сама несчастна». Я не хочу этого. Меня каждый день обманывают, а я, словно в спектакле, постоянно исполняю супружеские и материнские обязанности. Ты сам все знаешь, Лолань! Можешь ли ты опровергнуть мои слова?

— Я никогда не лгу тебе, Мэйли! Это плод твоего воображения и расстройства нервов.

— Разве я не права? Сейчас ты снова лжешь. Я прекрасно знаю, где ты бываешь каждый день и что делаешь. Но ты не желаешь об этом рассказывать, а когда я спрашиваю, молчишь. Ты тоже «вредишь другому и сам несчастен». Лолань, разве ты не страдаешь?

— Я вижусь с Сунь Уян по делам. В наших встречах нет ничего предосудительного, — ответил Фан Лолань, снова возмущаясь недоверием жены.

— Ладно, не будем толковать об этом. Я уже говорила, что это твое дело, ты сам все понимаешь, и я не буду вмешиваться. Хочу сказать тебе лишь одно: любви у нас нет, и лучше нам честно разойтись.

В голосе госпожи Фан слышалась решимость, но она с трудом подавляла рвущуюся из сердца печаль. Чувство собственного достоинства, не позволяющее ей терпеть обман, владело ею и придавало такое мужество.

— Из-за того, что ты не понимаешь и заблуждаешься, я не могу с тобой разойтись, — тоже решительно заявил Фан Лолань.

К сожалению, он не знал, что его слова лишь усугубят «непонимание» и усилят «заблуждение». Как достоинством, так и недостатком госпожи Фан была ее чрезмерная гордость. Поэтому чем настойчивее говорил Фан Лолань о ее непонимании, чем упорнее не признавал собственную вину, тем менее хотела госпожа Фан пойти на уступки. Она лишь холодно усмехалась и молчала.

— Мэйли, мы с тобой женаты уже много лет, достигли почти среднего возраста, ребенку уже четыре года, и услышать о разводе мне очень горько! Если ты вспомнишь о наших счастливых днях, которые были еще совсем недавно, разве ты сможешь так спокойно говорить о разрыве со мной?!

Фан Лолань сильно разволновался. Он не лицемерил, он говорил искренне. Он и вправду не имел желания сменить жену на Сунь Уян.

Госпожа Фан, по-видимому, была растрогана. Но она не принадлежала к тем, кто поддается первому порыву. Предложение о разводе явилось результатом ее глубоких размышлений. Поэтому воспоминания о счастливом прошлом не могли изменить ее твердого решения.

— То, что произошло, постоянно тревожит мою душу, — сказала она. — Я вспоминаю наши былые радостные дни, и они стоят перед моими глазами, словно это было вчера. Но прошлое ушло, и это так же верно, как то, что мне сейчас двадцать восемь лет и невозможно возвратить то незабываемое время, когда мне было всего восемнадцать. Я постоянно думаю, что мир изменяется слишком стремительно и непостижимо. Я уже не могу приспосабливаться к нему и не в силах понимать его. Однако я вижу, что, хотя мир меняется чересчур быстро и противоречиво, представления разыгрываются старые и на сцене развертываются знакомые события. Но повторяется плохое, а не хорошее. Поэтому я и думаю: прошлое может еще раз прийти, но возвратится лишь неприятное и печальное. Радостное ушло навсегда. Наши былые радости мы уже тоже не сможем испытывать, а прежние печали, наоборот, будут непрестанно оживать. Между нами все кончено, и если мы все же восстановим согласие, оно принесет нам в будущем только страдания. Прошлое ушло, и незачем жалеть о нем.