Мао Дунь - Избранное

— Уничтожение несправедливых налогов и повинностей записано в программе партии. Как же не принимать такого решения? — очень твердо ответил Фан Лолань, хотя серьезность Чэнь Чжуна заставила его насторожиться.

— Но политика провинциальных властей переменилась. Чжоу Шида видел секретную телеграмму, полученную начальником уезда.

— Начальник уезда не имеет права распускать комитет партии! Несомненно, Чжоу Шида ошибся, — немного подумав, вновь решительно объявил Фан Лолань.

— Он не ошибся! Ты просто не знаешь, что Дом освобожденных женщин — глупая выдумка Ху Гогуана, — почти закричал Чэнь Чжун и затем рассказал Фан Лоланю все, что услышал от Чжоу Шида.

Брови Фан Лоланя поднялись.

— Что? — с криком вскочил он. — Мы всё проспали! Однако Ху Гогуан — это Ху Гогуан, а уездный комитет партии есть уездный комитет партии. Поведение отдельного человека не может ронять тень на всю организацию. Ху Гогуана следует наказать, но отнюдь нельзя посягать на права комитета партии.

— Ху Гогуан ведь член бюро. Люди видят, что он из комитета партии. Как же можно говорить, что его поступки не имеют никакого отношения к парткому? — холодно усмехаясь, бросил Чэнь Чжун.

— Нужно сначала произвести проверку, а затем выдвинуть против него обвинение. Только Ху Гогуан очень хитер, а профсоюз приказчиков полностью находится под его влиянием. Мы должны действовать осторожно. Брат Чжун, прошу тебя без шума собрать доказательства. Когда в руках у нас будут факты, мы поступим в соответствии с обстановкой!

Чэнь Чжун нерешительно согласился.

Фан Лолань пошел к Сунь Уян. Он хотел расспросить ее о Доме освобожденных женщин. Кроме того, он волновался за Лю: ведь она стала заведующей домом и не имела права проглядеть подобные факты.

День прошел быстро и тоскливо.

Над городком как бы сгущались грозовые тучи. Слухов, правда, стало меньше, и обстановка несколько прояснилась. Отряд охранников, посланный начальником уезда в деревню, действительно арестовал в западной части уезда членов бюро крестьянского союза. Они обвинялись в том, что прогнали сборщика налогов, чем нанесли ущерб государственной казне.

Уездный крестьянский союз трижды за день обращался в управу с просьбой освободить своих членов на поруки, но не добился никакого результата.

Тогда на улицах появились листовки, в которых крестьянский союз западной части уезда обвинял начальника уезда в желании подорвать движение крестьян. Вслед за этим объединенное заседание крестьянского союза, профсоюзов рабочих и приказчиков объявило действия начальника уезда незаконными и послало телеграмму с жалобой в центр.

Затем в совместном заявлении окрестных крестьянских союзов было выдвинуто требование освободить троих арестованных и сменить начальника уезда.

В эти дни жарко палило раскаленное летнее солнце. Люди томились и мучились от зноя не меньше, чем от холодного зимнего северного ветра.

Борьба продолжалась весь день. По-видимому, уже не было возможности примирить народные организации с органами власти. Многие надеялись, что комитет партии выступит посредником и уладит дело.

Уездный партийный комитет провел совещание и выдвинул Фан Лоланя и Ху Гогуана для переговоров с начальником уезда об освобождении членов бюро крестьянского союза.

Но власти решительно отвергли их просьбу. Когда Ху Гогуан спросил о цели ареста этих троих людей, начальник уезда прямо ответил:

— Они совершили преступление, избив сборщика податей и отказавшись от уплаты государственных налогов. Поэтому я содержу их под стражей в уездной управе, пока не прибудут соответствующие указания от провинциального правительства. Обращаются с ними хорошо.

— Но они вели очень важную работу в крестьянском движении, и ваши действия неизбежно помешают его развитию, — заговорил Фан Лолань, оставляя в стороне юридическую сторону дела и подходя к нему с точки зрения революционной тактики.

Ответом ему было:

— Крестьянские союзы по-прежнему существуют и могут продолжать свою работу.

По-видимому, действия начальника уезда не были лишены оснований.

Фан и Ху не могли больше ничего сказать.

После того как посредничество комитета партии окончилось неудачей, последняя надежда была потеряна.

Этот вопрос постепенно разросся и превратился в общественную проблему, взволновавшую всех. Крестьянский союз и профсоюз рабочих начали готовиться к действиям.

Но в комитете партии вспыхнула распря между двумя группировками.

Сторонники Ху Гогуана обвиняли приверженцев Фан Лоланя в том, что они мягкотелы, не способны к действиям и приносят в жертву интересы народа.

Последователи же Фан Лоланя порицали своих противников за то, что они хотят воспользоваться удобным случаем, раздуть события и под шумок извлечь выгоду для себя.

Городок был полон подозрениями, слухами, клеветой, страхом. Люди чувствовали, что наступившая тьма предвещает сильную бурю.

На объединенном собрании различных общественных организаций Ху Гогуан сделал доклад об итогах посредничества комитета партии и закончил его демагогическим заявлением:

— Начальник уезда слишком легкомысленно смотрит на это дело, считая, что сто́ит ему арестовать троих земледельцев, как вопрос будет законно разрешен. Он не соглашается отпустить арестованных на поруки общественным организациям и комитету партии. Это — пренебрежение к массам! Товарищи! Презрение к народу именно и есть контрреволюция. К контрреволюционному чиновнику следует применять только революционные меры! Народ единодушен. И очень странно, что в комитете партии есть люди, которые полагают, что данное происшествие является юридическим вопросом, административным делом. Они считают, что общественным организациям и партийному комитету не надо вмешиваться во избежание осложнений. Подобный взгляд в корне неверен. Это подлые происки тех, кто забыл о своем долге и прислуживает чиновникам, предавая интересы народа. Народ должен революционными методами смести их со своего пути!

Словно молния сверкнула во мраке. Все знали, что произойдет дальше и что означают «революционные методы», знали, кого из членов комитета имел в виду Ху Гогуан, к чему напряженно готовились в последнее время крестьянский союз и профсоюз приказчиков.

Хотя на улицах стало лишь больше разговоров, люди чувствовали, что из окрестностей собираются грозовые тучи и сгущаются над городком. Уже не только видны были отблески молний, но и слышались глухие раскаты грома.

Начальник уезда тоже издал постановление:

«Три члена бюро крестьянского союза западной части уезда подстрекали крестьян; они прогнали сборщиков податей, чем препятствовали взиманию государственного налога… Я, начальник уезда, получил от правительства приказ пресекать всякие незаконные действия населения… Сейчас трое вышеупомянутых людей находятся под стражей в управе, где с ними обращаются неплохо. Считаю своим долгом ждать соответствующих распоряжений от провинциального правительства… Кто осмелится сеять смуту и, воспользовавшись удобным моментом, возбуждать в народе враждебные чувства к властям, будет подвергнут суровому наказанию… В случае устройства сборищ со злонамеренными целями и подстрекательством к беспорядкам, я как начальник уезда, отвечающий за охрану района, не останусь бездеятельным и буду водворять порядок военной силой…»