Мао Дунь - Избранное

Я приготовилась к тому, что Чжао не поверит мне, рассердится, но решила не сдаваться.

Однако случилось непредвиденное. Чжао спокойно выслушал меня, ничуть не рассердился, но определенного ничего не сказал. Он долго о чем-то думал, а потом спросил:

— Эта Жун — низенькая такая, полная, со вздернутым носом и водянистыми глазами? Легкомысленная особа!

— Верно! Но откуда ты ее знаешь?

— Это она вчера приходила с тем толстяком и криворотым. А сегодня утром явилась одна и целых полчаса болтала здесь о всякой ерунде.

— А зачем она приходила, о чем вы разговаривали? — Я чувствовала, что положение становится все более угрожающим.

— Вероятно, хотела прощупать меня. Но болтала о всякой чепухе, ни одного серьезного слова не сказала. По-моему, ее интересовал не столько я, сколько ты!

— Странно, почему ты так думаешь?

— Она дурно отзывалась о тебе и… — Он вдруг умолк и взглянул на меня.

Я покраснела. Мне вдруг очень захотелось узнать, о какой «чепухе» говорила Жун. Я взяла Чжао за руку и робко спросила:

— И ты поверил ей?

Чжао не дал мне договорить:

— Конечно, нет! Я знаю, что ты не способна на подобное.

Слезы выступили у меня на глазах, мне было и радостно, и стыдно.

— Чжао… — Я крепко стиснула его руку.

Чжао первый нарушил молчание.

— Перспективы мрачные, — со вздохом сказал он, — в этом нет никаких сомнений. Помнишь, ты говорила: «Пока владеешь лесом — не печалься о дровах; пока здоров — не теряй надежды». Не всегда это справедливо. Умру — и конец всем хлопотам. Не стоит убиваться из-за этого, Мин…

— Ты не умрешь! — тихо, но твердо сказала я. — Я все сделаю, все, что в моих силах.

— Это невозможно, — улыбнулся Чжао. — Дорогая моя, может быть, сегодня мы видимся в последний раз. Спой мне «Марш добровольцев». Раньше ты часто мне его пела.

Едва сдерживая слезы, я улыбнулась и тихонько запела. Вдруг к горлу мне подступил комок, я уткнулась головой в плечо Чжао и разрыдалась.

— Мужайся, Мин… — прошептал Чжао, но голос его дрожал.

Наконец я взяла себя в руки, подняла голову и решительно сказала:

— Я непременно спасу тебя! Спасу во что бы то ни стало! Не могу я видеть, как они…

Чжао ни о чем не спрашивал. Иллюзий у него больше не было, он ни на что не надеялся и спокойно ждал неизбежного. Я не стала делиться с ним своими планами. Зачем? Если даже он согласится, это не принесет ему облегчения. Откажется — ему будет еще тяжелее. Надо оставить Чжао в покое.

Теперь я буду действовать одна.

20 ноября

Я чувствую себя совершенно разбитой. Я словно окаменела, нет, все во мне будто замерло. Как могу я жить после того, что произошло!

Куда девались моя сообразительность, обаяние, поистине не женская твердость характера, мое умение разгадать любой коварный замысел? Где жгучая ненависть и ледяное спокойствие?

Внутренняя опустошенность — вот как можно определить мое теперешнее состояние.

Мне кажется, будто я повисла в безбрежном пространстве, вокруг пустота, лишь высоко в небе, над туманным Чунцином, слабо блестит луна.

Сегодня — двадцатое, двадцатое ноября; этот страшный день черным призраком вошел в мою жизнь и навсегда омрачил ее. Всего восемь дней, как мы встретились после разлуки. Восемь дней! Только теперь я это осознала. Что же я сделала за это время? Ничего хорошего ни себе, ни ему. Еще вчера я доказывала, что не бывает безвыходного положения… Разве можно не презирать себя после этого?

Когда я пришла к Чжао и Ма передал мне записку от него, я еще нашла в себе силы улыбнуться, но за улыбкой не скроешь растерянности и отчаяния. И потом я вовсе не разыгрывала спектакля, а была в своей обычной роли.

Завыла сирена. Но я не пошла в укрытие. Охваченная смятением, сидела я в своей комнате и молила небо, чтобы упала бомба и превратила меня в прах, и не только меня, а и все окружающее. Я, кажется, стала храброй, но тут же мелькнула мысль: «Почему самолеты должны прорваться к городу и непременно сбросить бомбы в этом месте?» Значит, моя храбрость тоже поза?

Неужели я такое ничтожество?!

Я думала, у меня хватит мужества перенести любое испытание и до конца выдержать борьбу с ненавистными мне людьми, а если круто придется, уничтожить все и самой погибнуть. Но к чему я пришла? Хочу, чтобы упала бомба, и в то же время надеюсь, что она упадет не на меня!

Все кончено, я больше не верю в свои силы. Во мне не осталось даже ненависти!

Почему-то вспомнилась мать. За несколько месяцев до смерти она была такой же, как я.

К несчастью, я дочь своей матери!

21 ноября

Ураган, пронесшийся надо мной, словно опустошил мою душу. Но сегодня мне легче. Меня вернул к жизни дурной сон. Не странно ли?

Снилось мне, что мы с Чжао решили бежать. Наступили сумерки, то время суток, когда люди уже кончили работу, но на улицах еще не зажигают фонарей. Чжао переоделся женщиной, мы шли, взявшись под руки, и уже миновали последнюю линию охраны… Это логово тигра… Но не успели отойти и на расстояние полета стрелы, как началась погоня… Меня ранило. Проснувшись, я обнаружила, что левый бок оцарапан чем-то острым.

Этот страшный сон вывел меня из оцепенения.

Я снова могла мыслить, радоваться, печалиться и даже спокойно вспоминать…

Вчера утром, в десять часов, перед тем как предпринять последнюю попытку, я пришла к моему Чжао. Я слишком хорошо думала о людях и не предполагала, что это — наша последняя встреча перед вечной разлукой (последние слова, пожалуй, чересчур высокопарны, но кто посмеет утверждать, что этот проклятый день не повторится снова и не будет еще более страшным?). Я, как могла, успокаивала Чжао.

Но он ни во что не верил, как будто предвидел все заранее… а может быть, ему показалось, что я уже обо всем знаю и просто стараюсь утешить его? Во всяком случае, во мне он больше не сомневался. Это я поняла из последних слов, сказанных им на прощание.

Он говорил о моих достоинствах и недостатках, старался подбодрить меня, советовал «подготовить пути к отступлению» и под конец попросил меня рассказать двум друзьям о его судьбе. Фамилии и имен этих людей я не знала, и лишь когда Чжао объяснил мне, как их можно разыскать, я вдруг поняла, что это К. и Пин!

Опять эта Пин! Я не сдержалась, наговорила лишнего и потом раскаивалась. Тем более что Чжао не сердился, а очень мягко все объяснил. Вообще наш последний разговор оставил в душе какую-то горечь. Может быть, именно потому, что я придиралась к мелочам. И если бы Чжао остался жив, он, пожалуй, возненавидел бы меня. А может быть, нет?

У меня был еще один план «спасения» Чжао, и я отправилась искать толстяка Чэня, рассчитывая на его помощь.

Считалось, что мы с Чэнем друзья. Я решила воспользоваться этим и прямо выложить ему все, что рассказала мне Шуньин, прибавив от себя одну лишь фразу: она уверена, что Чэнь непременно поможет мне разрешить все сложные вопросы.