Мао Дунь - Избранное

— Зачем Жун всякий раз старалась подорвать доверие Чжао ко мне? Зачем говорила, что у меня несколько любовников, и уверяла, что я взялась за его дело лишь в надежде получить несколько тысяч юаней? Неужели она не понимала, что все эти сплетни мешают работе?..

— Почему же ты сразу обо всем не доложила? — спросил меня Р., когда я все это ему сказала.

— Из-за собственной глупости. Но у меня была всего неделя, и до последнего дня я ничего не знала. Конечно, Чжао вел себя как-то странно; насмехался, ехидничал, мне никак не удавалось найти с ним общий язык, но мне и в голову не приходило, что все это интриги Жун! Правда, последние дни я кое о чем стала догадываться, но Чжао говорил лишь намеками, а являться с докладом, когда толком ничего не знаешь, — не в моих правилах. Сейчас мне точно известно, что за эту неделю Жун четыре раза побывала у Чжао. Значит, посещала она его через день и все втайне от меня. Добьешься чего-нибудь, а она является и все портит! Она терпеть меня не может, но мы ведь на работе, а Жун плевать на это.

— Выходит, ты пострадала из-за других? — буркнул Р., но я видела, что мои слова произвели на него определенное впечатление.

— Я вовсе не собираюсь уклоняться от ответственности. Были в моей работе и промахи, не спорю. Но если бы не Жун, то с вашей помощью мне удалось бы чего-то добиться. — Я замолчала, но раздумывать было некогда, и я храбро продолжала: — Впрочем, нельзя сказать, что я зря теряла время. К концу он стал куда сговорчивее!

Р. обозлился и, вытаращив глаза, заорал:

— Брехня! К дьяволу такую сговорчивость! Да и где у тебя доказательства?

— Доказательства есть… — Я растерялась, не зная, к чему клонит Р. Таких людей трудно понять. Они то очень обходительны, то чрезмерно грубы, и никогда не узнаешь, что у них на уме. Но на этот раз Р. как будто говорил правду.

— Да, у меня есть доказательства. Когда к нему пришли секретарь Чэнь и остальные, он был очень покладист.

— Так, так, что же сказал мне тогда секретарь Чэнь? — произнес Р., будто что-то припоминая, и вдруг крикнул: — И ты называешь это покладистостью? Хитрый он тип! Неужели он покаялся? Говори же!

Отступать было поздно, и я ответила:

— Я же докладывала о том, что прямой допрос результатов не даст, надо выудить из него признание…

Р. изменился в лице и перебил меня:

— И тебе это удалось?

На этот раз не отвертишься, надо говорить, не то разыграется скандал. Факт, хоть один факт, и все будет в порядке. В тот момент я думала лишь о грозящей мне опасности и сказала:

— Кое-что мне все же удалось. Я выяснила, с кем он здесь связан…

Я назвала К. и Пин!

Да, я это сделала. Я не только погубила этих людей, но и обманула Чжао — и все ради собственной шкуры. Было бы заблуждением считать, что я сделала это намеренно. Просто у меня не хватило силы воли, и я принесла в жертву других.

Прошло три дня, всего три дня, а кажется, будто три года! Меня измучили угрызения совести. Неужели я стала совсем бессердечной?

Страшно думать об этом…

26 ноября

Иногда полезно поразмыслить над собственными поступками. Мне приходилось встречаться с самыми разнообразными людьми. Негодяи губят людей ради собственной выгоды. Благородный человек приносит себя в жертву ради всеобщего счастья. Но как назвать тех, кто совершает подлость, не преследуя никакой цели? Таких, пожалуй, не бывает. А если и найдется один — иначе, как глупцом, его не назовешь.

Выходит, я глупа?

Пожалуй, нет. И все же я донесла на К. и Пин!

Вспоминаю нашу последнюю встречу с Чжао. Я была очень взволнованна, он — совершенно спокоен. По выражению моего лица он сразу понял, чем я расстроена, и стал объяснять свои отношения с Пин:

— Ты не думай. Я познакомился с ней только здесь. Конечно, мы друзья, но не больше.

И все же образ Пин черной тенью лег мне на душу и лишил ее света. Давно забытое чувство ревности вспыхнуло с новой силой, я вспомнила ее встречи с К., и все это заставило мое сердце болезненно сжаться. Но я сказала совсем не то, что думала:

— Ты можешь не говорить мне о Пин, я давным-давно ее знаю. Ведь мы вместе учились и теперь часто встречаемся. Она умнее, способнее, красивее меня, ты прав, что полюбил ее.

Чжао ничуть не усомнился в правдивости моих слов и с горькой усмешкой сказал:

— Очень хорошо, что вы с Пин друзья. Передай, что я желаю ей счастья и светлого будущего, и еще… — Глаза его лихорадочно блестели. — Поблагодари ее от моего имени, я знаю, что она всеми силами старается помочь мне.

Трудно передать, что творилось у меня на душе. А Чжао продолжал:

— Давно, когда мы расставались с тобой, мне так было больно, что ты исковеркала свою жизнь. Но я знал, что не в силах вернуть тебя на путь света и счастья, и в этом я виноват перед тобой. И вот мы снова расстаемся, положение изменилось, но я по-прежнему надеюсь, что ты станешь другой, и верю в это потому, что последние годы ты мучилась и тосковала. Желаю тебе, Мин, с каждым днем быть все счастливее, желаю светлого будущего! Обещай мне, что так и будет.

Я записала эти слова, чтобы время от времени перечитывать их. Для человека очень важно любить, но еще важнее быть любимым. В моменты самых тяжких душевных или физических страданий, когда жизнь кажется пустой и ненужной, одна мысль о том, что есть человек, который любит тебя и считает самой чистой и самой лучшей, является огромным утешением. Кто же скажет теперь, что я несчастлива!

И в то же время сознание, что я любима, причиняет мне страдания. Я недостойна такой любви: я предала К. и Пин, обманула Чжао!

Если бы Чжао считал, что я падшая женщина, которую уже нельзя спасти, я со спокойной совестью заявила бы, что не стану церемониться с человеком, который не понимает меня! Как говорится, око за око, зуб за зуб!

Вчера вечером я буквально изнывала от тоски, а мозг сверлила одна мысль: Чжао сказал, что они с Пин — только друзья. Но ведь К. утверждал, что при аресте Чжао присутствовала женщина, кто же это, как не Пин? Она даже хотела добровольно отправиться вместе с ним в тюрьму, неужели только из дружеских чувств?

Не предавайся иллюзиям, Хуэймин! Чжао тоже обманул тебя!

Я сразу успокоилась, мне вдруг все стало ясно, совсем как восемь лет назад, когда умерла моя мать. Она скончалась у меня на руках. Я беззвучно плакала, а потом спокойно решила на следующий же день уйти. С тех пор ни одна нить не связывала меня с родительским домом.

Но мое «спокойствие» очень скоро превратилось в душевную пустоту. Я очутилась совсем одна среди подлых, коварных людей. Никому не было до меня дела, да и я ни о ком не заботилась, что же это за жизнь? Сдерживая слезы, твердить о том, что заботе и ласке ты предпочитаешь равнодушие? Какая радость в этом? Предположим, Чжао неплохо относился к Пин, а как же я? Как понять его отношение ко мне в те далекие годы и теперь? Неужели он лгал мне? Неужели можно лгать так долго и так умело? Выходит, я настолько наивна, что ничего не понимаю?