Мао Дунь - Избранное

Больше я ее не видела, потому что очень скоро ушла…

На следующий день я неожиданно встретилась с ней в кафе, вернее, в маленькой кондитерской или, еще точнее, закусочной, которая славилась своим соленым хворостом, жаренным в соевом масле. Каждый посетитель считал своим долгом поесть это роскошное кушание, хотя там были даже блюда, приготовленные на свином сале.

Закусочная эта была выстроена из бамбука, что типично для провинции Сычуань, и очень напоминала шалаш. Освещение здесь было скверное: вошедшие в обиход после начала антияпонской войны трехрожковые светильники на растительном масле. Но посетителей, пришедших сюда полакомиться блюдами из бобов и сои, это совершенно не интересовало. Я съела одну порцию и уже собиралась заказать вторую, как вдруг заметила мою вчерашнюю знакомую — мы сидели спиной друг к другу.

Она тоже увидела меня. Мы обменялись взглядами и улыбнулись.

Девушка повернулась ко мне и, коснувшись плечом моего плеча, спросила:

— Ты уже поела? Я сразу узнала тебя, когда ты вошла, но почему-то думала, что ошиблась.

— А я вот ни черта не вижу. — Я достала деньги и подозвала хозяина: — Получите с нас.

Она разумеется, не ожидала, что я уплачу за нее, но не стала церемониться и лишь с улыбкой сказала:

— Как это ты успела первой уплатить!

На улице было гораздо светлее. Она не спрашивала, куда я иду, я тоже молчала. Мы шли вдоль железнодорожного полотна, за которым начинался пустырь.

— Ты сегодня не работаешь? Отпросилась? — первой нарушила она молчание с таким видом, словно прекрасно знала, чем я занимаюсь. Но взгляд ее был по-прежнему ласковым и открытым.

— Видишь ли, мне не нужно отпрашиваться, — начала я ей объяснять. — Есть работа — делаю ее, нет — иду гулять или спать ложусь.

Она усмехнулась и со вздохом промолвила:

— Какое здесь гулянье! Поживешь в этой глуши — так от тоски с ума сойдешь!

— Но я здесь недавно, так что мне еще не успело надоесть.

— Ты когда приехала?

— Несколько дней тому назад.

— Откуда?

— Из города, — ответила я и украдкой взглянула на нее, чтобы посмотреть, какое это произвело впечатление.

— В городе мне тоже не нравится, — сказала она и вдруг стала печальной. — А тебе? И вообще я не люблю Сычуань.

— Да-а, но ведь природа здесь очень красивая…

— Об этом никто не спорит, — перебила она меня. — Но я имею в виду другое — людей и самое жизнь.

— В таком случае… — Я бросила на нее быстрый взгляд и нарочно решила поддержать разговор. — Сычуань здесь ни при чем. Везде теперь одинаково. Разве только здесь ты почувствовала это?

— Это, конечно, верно, — сказала она, помрачнев, и холодно, в упор, взглянула на меня. Потом опустила голову и тихо-тихо проговорила: — Мир, конечно, велик, но…

Я не сводила с нее глаз, ожидая, что же она скажет дальше. Но она вскинула голову, печально улыбнулась и уже совсем другим тоном сказала:

— Разумеется, это мое личное мнение, у каждого — свое, люди все разные.

— В малом — может быть, но в главном — нет. Мы все живем в одном обществе, дышим одним воздухом, притом мы люди одного поколения.

Она слушала меня молча, затаив дыхание, только дважды взгляд ее скользнул по моему лицу, потом осторожно взяла мою руку и ласково ее пожала.

Мы прошли довольно большое расстояние, и теперь перед нами расстилалась степь. Здесь не встретишь ни одного человека. Ледяной ветер дул прямо в лицо, и это было очень неприятно.

Я остановилась:

— Пойдем обратно?

— Обратно?.. Пойдем! — она словно очнулась от глубокого раздумья, огляделась по сторонам и добавила: — Скоро совсем стемнеет. Ты права, надо возвращаться. Далеко живешь? Я провожу тебя!

— Зачем? Я знаю дорогу.

— Конечно, ты не заблудишься, — она понизила голос. — Но вечером девушке ходить одной опасно, мало ли что может случиться.

Я вспомнила, что произошло вчера, когда я возвращалась с вечера, значит, это не случайность. Волосы у меня зашевелились от страха, но я не подала виду и спокойно улыбнулась:

— А ты что, мужчина?

— Я — дело другое! — начала было она, но тут же осеклась. — Вдвоем не так страшно, как одной.

Я не стала спорить, и мы пошли вместе. Шли быстро, почти не разговаривая.

Только когда вышли на мою улицу, я спросила:

— А твой дом где?

— У меня нет дома, я живу в общежитии.

— Да нет, я о твоем родном доме спрашиваю.

— О-о, это очень далеко! — ответила она, печально улыбнувшись. — Угадай где!

Но я не стала гадать, а сказала:

— Вот мы и пришли. Теперь ты спокойна? До послезавтра. Спасибо, что проводила.

Но она, будто не слыша моих слов, взяла меня под руку и пошла дальше.

У самой двери она лукаво рассмеялась:

— Даже возлюбленных дальше не провожают, — и, не дожидаясь, пока я ей отвечу, добавила: — Ты не хочешь пригласить меня к себе? Я так устала!

Я пригласила ее, хотя так и не поняла, зачем это ей нужно.

Она внимательно осмотрела мою комнату, а за чаем с улыбкой призналась:

— Не знаю почему, ты мне понравилась с первого взгляда. А сейчас я просто влюблена в тебя. Как только найдется свободная минутка, буду заходить, если, конечно, тебе это не надоест.

— А мне уже надоело. Что ты теперь будешь делать?

— Не верю. Ты просто шутишь! Изволь же быть гостеприимной. Кто заставлял тебя знакомиться со мной? — Она рассмеялась и прижалась ко мне.

Мне казалось, что под ее простотой и наивностью что-то скрывалось, хотя тон ее и улыбка были вполне искренни. Глаза, пожалуй, тоже. Хотя временами они как-то странно блестели, и этого она не могла скрыть.

— Что же ты молчишь? — спросила она, склонив голову, и глаза ее сверкнули. — О чем думаешь? Тебе не нравится, что я развеселилась? Но разве это так уж плохо? Надо быть всегда веселой, не упускать случая посмеяться и других повеселить. Верно? Почему же ты молчишь?

Она говорила, но взгляд ее оставался холодным. И тут я словно заглянула ей в душу:

— Ты спрашиваешь, о чем я думаю. Сейчас я скажу тебе. Мне кажется, будто передо мной маленькая девочка, которая от скуки разговаривает с собственным отражением в зеркале… Я вспомнила один роман. Там героиня каждый день просит кого-нибудь написать любовное письмо, а потом все эти письма читает, воображая, что они от возлюбленного…

Я не стала продолжать, потому что не только ее глаза, но и лицо стало каким-то холодным, чужим. Молчание становилось тягостным. Но ни одна из нас не решалась нарушить его. Это была наша вторая встреча.

Я еще не знала, как зовут ее, а она — меня, но мы уже прекрасно понимали друг друга — собственно, это и определяло наши отношения в тот период. Мы не хотели тратить время на пустые разговоры, но еще не решались поговорить по душам.

Наконец она со вздохом произнесла: