У Цзин-цзы - Неофициальная история конфуцианцев

Прошло полгода. Как-то к нему пришел Дин Янь-чжи, товарищ по гаданию.

— Когда ты купил эти стихи? — спросил он, увидев в руках Чэня книгу.

— Дня четыре назад, — ответил тот.

— Эти стихи сложили на озере Шея Иволги в тот год, когда Ху Третий устроил на этом озере большой пир и пригласил на него известных ученых: Чжао Сюэ-чжая, Цзин Лань-цзяна, Ян Чжи-чжуна, Куан Чао-жэня и Ма Чунь-шана. Они слагали стихи на определенную рифму. Я еще помню, что Чжао Сюэ-чжаю досталась рифма «ци». Стихотворение начиналось словами: «Озеро словно шея иволги. Вечернее солнце опустилось». Эта строка послужила темой. К ней стали присоединять фразу за фразой, не затрагивая тему о пирах в других местах.

— Обо всем этом надо спрашивать у меня. Откуда тебе знать? — пренебрежительно бросил монах Чэнь. — Хозяином пира на озере Шея Иволги был вовсе не Третий Ху, а третий и четвертый сыновья наставника Лоу. В то время мой покойный отец был на короткой ноге с братьями Лоу. На этом пиру присутствовали мой отец, господин Ян Чжи-чжун, Цюань У-юн, Ню Бу-и, Цюй Шэнь-фу, Чжан Железная Рука, двое хозяев и сын господина Яна — всего девять человек. Об этом сам отец говорил. Мне да не знать!

— Что же, по-твоему, стихи за господина Чжао Сюэ-чжая и Цзин Лань-цзяна кто-нибудь другой написал? Ну, подумай, ты бы мог их написать? — спросил Дин Янь-чжи.

— Ты заблуждаешься! Эти стихи Чжао Сюэ-чжай написал на озере Сиху, а не на озере Шея Иволги.

— Но там же ясно сказано: «Озеро словно шея иволги». Почему же ты говоришь, что он написал их на другом озере? В этой книге собраны стихи, написанные многими знаменитыми людьми. Вот, к примеру, Ма Чунь-шан. Он никогда не умел писать стихи. Откуда же взялось у него стихотворение, помещенное в этой книге?

— Какая чушь! Ма Чунь-шан и Цюй Шэнь-фу сочинили уйму стихов. Хотя откуда тебе знать это!

— Я их не видел, а ты, конечно, видел! Откуда тебе знать, что на том пиру никто совсем и не писал стихов! Ничего не знаешь, а споришь!

— Ерунду ты несешь! Разве возможно, чтобы известные люди, собравшись на пир, не писали стихов! Судя по твоим словам, твой отец и не присутствовал тогда на озере Шея Иволги, а если он присутствовал, то, значит, был известным человеком, и, значит, ты не его сын.

— Что ты болтаешь! — рассвирепел Чэнь. — Кто в Поднебесной осмелится назвать чужого человека своим отцом!

— Чэнь Сы-юань, пиши-ка лучше свои стихи и не выдавай себя за сына господина Чэнь Хэ-фу!

Монах окончательно рассвирепел.

— Молокосос, с кем ты разговариваешь? Выскочка, прочитал несколько стихов Чжао Сюэ-чжая и своим поганым языком стал осквернять имена известных людей!

— По-твоему, я не имею права говорить о них? — вскочил Дин Янь-чжи. — Подумаешь, какой известный человек выискался!

Отчаянно ругаясь, они схватились за воротники и стали дубасить друг друга. Монах получил несколько затрещин, и его бритая голова сильно разболелась. Когда они, догоняя друг друга, оказались на середине моста, монах, прицелившись, решил столкнуть своего противника в реку, но Дин Янь-чжи изловчился, пнул его ногой, и тот, отчаянно крича, кубарем покатился под мост.

Проходивший мимо Чэнь Му-нань увидел лежащего на земле монаха, поспешно поднял его и спросил:

— Что случилось?

Узнав Чэнь Му-наня, монах показал рукой на мост и простонал:

— Этот ничего не знающий Дин Янь-чжи уверяет, что хозяином пира на озере Шея Иволги был третий сын Ху! Когда я рассказал ему, как все было на самом деле, он стал со мной препираться, под конец обвинил меня в том, что я выдаю себя за сына чужого отца! Как он смеет так говорить?

— Неужели это так важно, чтобы поднимать скандал? Конечно, Дин Янь-чжи не должен был говорить, что вы выдаете постороннего человека за своего отца. В этом он, безусловно, виновен! — подтвердил Чэнь Му-нань.

— Вы не понимаете, Четвертый господин, — вмешался в разговор Дин Янь-чжи. — Разве я не знаю, что он сын Чэнь Хэ-фу? Но он стал изображать из себя известного ученого, и этого я не мог вынести!

— Вы же свои люди, к чему же ссориться? — улыбнулся Чэнь Му-нань. — Если Чэнь Сы-юань выставляет себя известным ученым, как бы жили тогда доктор Юй и Чжуан Шао-гуан? Пойдемте выпьем по чашке чая, вы помиритесь, и в будущем больше не оскорбляйте друг друга!

С этими словами Чэнь Му-нань повел их в чайную, расположенную по соседству с мостом. Когда они поднялись из-за стола, монах сказал:

— Я слышал, что ваш двоюродный брат хочет взять вас с собой в Фуцзянь. Почему же вы остались?

— Вот в связи с этим я и искал вас. Погадайте, когда мне можно отправиться в путь?

— Господин, разговоры о гадании на письменах — это ловкий обман. Если вы хотите ехать, выбирайте день сами — и все. Зачем еще гадать! — вмешался Дин Янь-чжи, но его тут же перебил монах:

— Четвертый господин, еще полгода назад мы не могли бы встретиться с вами, даже если бы вы хотели. На второй день, после моего пострижения я пошел к вам со своими несовершенными стихами просить у вас совета, но хозяйка Дун сказала, что вы где-то веселитесь. Где вы пропадаете? Почему вы сегодня прогуливаетесь здесь один, без слуги?

— Пин Нян из дома Приезжих Гостей очень любит мои стихи, и я часто бываю у нее, — ответил Чэнь Му-нань.

— О! В веселом заведении тоже любят таланты, это очень мило! — воскликнул Дин Янь-чжи и обратился к монаху: — Подумай только! Женщина, а занимается стихами. Что же говорить о великих мужах! Конечно, на озере Шея Иволги они писали стихи!

— Чэнь Сы-юань прав, — сказал Чэнь Му-нань. — Лоу Юй-тин мой названый дядя. В те годы лучшими его друзьями были Ян Чжи-чжун и Цюань У-юн. А они славились отнюдь не стихами.

— Я слышал, что господин Цюань У-юн впоследствии совершил какой-то проступок. Не знаю только, чем это кончилось, — проговорил монах Чэнь.

— Его оклеветали несколько сюцаев. Но потом его оправдали, — ответил Чэнь Му-нань.

После недолгой беседы монах Чэнь и Дин Янь-чжи простились и ушли, а Чэнь Му-нань, расплатившись за чай, отправился в дом Приезжих Гостей. Старуха вместе с цветочницей собирала большой букет цветов кассии.

— Пожалуйста, присаживайтесь, — засуетилась она.

— Я поднимусь сначала к Пин Нян.

— Ее сегодня нет дома. Она отправилась на пирушку в дом Легкого Дыма, — ответила сводня.

— Я пришел попрощаться: уезжаю в Фуцзянь, — проговорил Чэнь Му-нань.

— Уже уезжаете? А вернетесь назад? — забеспокоилась старуха.

Служанка принесла для гостя чашку чая. Он оказался не очень горячим. Чэнь Му-нань отхлебнул глоток и отставил чашку.

— Даже чай не могут вскипятить как следует, — проворчала старуха и, бросив в сторону цветочный шар, пошла в людскую отчитывать служанку. Видя, что на него не обращают внимания, Чэнь Му-нань вышел. Через несколько шагов он чуть не столкнулся с торговцем, который сразу же поднял крик: