У Цзин-цзы - Неофициальная история конфуцианцев

Господин Янь поднялся и, извинившись, ушел. Вскоре за ним последовали и оба Вана.

Через несколько дней Янь с сыном действительно отправились в город. Госпожа Чжао занялась домашними делами и зажила привольно. Денег было много, риса — столько, что он гнил в закромах. Она распоряжалась множеством слуг, а на дворе рядами стояли лошади и волы. Но увы! Небо безжалостно и не помогает добрым людям. Ее сынишка внезапно заболел, целый день у него был жар. Врачи сказали, что это оспа, состояние больного нашли очень опасным и прописали зелье «рог носорога», горечавку и человеческие зубы. Однако несколько дней оспины не набухали; госпожа Чжао сбилась с ног, моля духов о заступничестве, но ничто не помогало. На седьмой день такой здоровый пухленький мальчик скончался. Госпожа Чжао была убита горем. Так не оплакивала она ни госпожу Ван, ни даже мужа. Она рыдала три дня и три ночи, и у нее уже не осталось слез. Наконец она послала мальчика-слугу за братьями Ван, чтобы посоветоваться с ними, не взять ли ей в наследники пятого племянника.

— Это не наше дело, — возразили братья в нерешительности. — К тому же господина Яня сейчас нет дома, а ведь сын-то его. Без согласия отца не обойтись. Разве мы можем взять на себя такую ответственность?

— Но как же быть с наследством? Хозяин умер, дворовые и слуги остались без присмотра. Нет, медлить нельзя. Кто знает, когда приедет господин Янь. Пятому племяннику сейчас лет двенадцать, и если я возьму его наследником, неужели не смогу полюбить, не сумею выучить его? Ведь стоит только матери понять это, она отдаст мальчика с охотой, да и отцу нечего будет возразить, когда вернется домой. Почему же вы не можете помочь мне?

— Ладно, — согласился наконец Ван Дэ, — я пойду и поговорю с ними.

— Что ты делаешь, брат? — воскликнул Ван Жэнь. — Ведь мы же другой фамилии, нам ли вмешиваться в дело о наследстве? Уж если госпожа Чжао так беспокоится, мы, пожалуй, можем черкнуть строчку Яню, чтобы он приехал, а она этой же ночью пошлет с письмом нарочного к нему в город.

— Да, это вернее всего, — согласился Ван Дэ. — Думаю, что господин Янь не будет против.

— Это мы еще увидим, — усмехнулся Ван Жэнь, покачав головой, — а пока нам надо поступить именно так.

Госпожа Чжао не поняла, что он имеет в виду, но последовала совету Ванов. Этой же ночью в провинциальный город с письмом отправился слуга Лай Фу.

В городе он узнал, что господин Янь живет на улице Гаодицзе, и направился к его дому. В воротах стояли четыре стражника в красных шляпах с черной окантовкой. В руках они держали плети. Лай Фу отпрянул в испуге и войти не решился. Но через некоторое время на улицу вышел слуга господина Яня, Сы Доу-цзы, который и провел его в дом.

В самом центре просторного зала стоял разукрашенный паланкин, а возле него балдахин с надписью: «Кандидат на должность начальника уезда». Сы Доу-цзы сходил за хозяином, и скоро тот появился в зале в шелковой шляпе, парадном халате с круглым воротником и черных сапогах на белых подошвах. Лай Фу поклонился ему до полу и протянул письмо.

— Я все знаю, — сказал господин Янь, пробежав письмо. — У моего второго сына свадьба, и ты пока помоги здесь.

Лай Фу заглянул на кухню, где повар готовил угощения, в комнату молодых на втором этаже, где все было разукрашено в красные и зеленые цвета, но войти туда не решился. Солнце уже клонилось к горизонту, а музыканты еще не приходили. Жених, в новой квадратной шляпе, с красной лентой, с цветами в волосах, в волнении метался по дому и спрашивал, почему нет оркестра. Господин Янь в зале для гостей распекал Сы Доу-цзы и требовал, чтобы он быстрее привел музыкантов.

— Сегодня счастливый день, и музыканты не пошевелятся и за восемь цяней, — отвечал Сы Доу-цзы. — А вы, господин, дали им всего два цяня и четыре фыня, да еще вычли из этого два фыня за взвешивание серебра. Привести их должны были люди из семьи Чжан. Трудно даже сказать, сколько у них приглашений на сегодня. Разве они придут?

— Брось пороть ерунду! — рассвирепел господин Янь. — Сейчас же иди за ними, а опоздаешь, будет тебе головомойка!

— С утра чашки риса не даст съесть, только ругается! — пробурчал Сы Доу-цзы, надувшись. — А еще пыль в глаза пускает!

Уже пора было зажигать фонари, а Сы Доу-цзы все не возвращался. Носильщики паланкина и стражники торопили хозяина.

— Нечего ждать музыкантов, — уговаривали его и гости в зале. — Счастливый момент уже наступил, пора ехать за невестой.

Шествие открыли четыре стражника с веерами. За ними следовал паланкин в сопровождении Лай Фу. Процессия направилась к дому Чжоу, который был так велик, что, несмотря на несколько горящих ламп, двор тонул в полумраке. Музыкантов и здесь не было. Темный двор оглашался лишь пронзительными криками стражников. Лай Фу стало не по себе, и он велел стражникам замолчать. Скоро из дома вышел слуга.

— Передайте поклон от хозяина господину Яню, — проговорил он, — нам приказано впустить паланкин только с оркестром.

Пока гости со слугой препирались, Сы Доу-цзы привел флейтиста и барабанщика. Они принялись играть, но невпопад, без всякого мотива, и гости в залах стали посмеиваться. Но делать было нечего, и родня невесты, поспорив еще немного, усадила невесту в паланкин и отправила в дом жениха. Но об этом мы не будем рассказывать подробно.

Дней через десять хозяева послали Лай Фу и Сы Доу-цзы нанять две большие лодки до Гаояо. Лодочник, живший в уезде Гаояо, потребовал за лодки двенадцать лянов серебром, и ему дали расписку в том, что деньги он получит по прибытии на место. Первая лодка была предназначена для молодоженов, вторая — для господина Яня. Наконец был выбран благоприятный для отплытия день, и отъезжающие простились с родственниками невесты. На лодках установили четыре алебарды и таблицы. Две из них украшала золотая надпись: «Начальник уезда Чаосянь», а на двух других белой краской было написано: «Тишина и спокойствие» и «Освободить путь» [68] Дощечки с подобными фразами всегда вывешивались в присутствии крупных чиновников, даже когда они находились в пути. . Когда отъезжающие садились в лодки, заиграла музыка. При виде такого великолепия лодочник заметно перетрусил и стал прислуживать усерднее. Но об этом мы рассказывать не будем.

До уезда Гаояо оставалось всего двадцать — тридцать ли, когда господин Янь начал жаловаться на головокружение. Перед глазами у него поплыли цветные круги; во рту появился неприятный привкус, на губах выступила пена. Он чуть не упал, и Сы Доу-цзы с Лай Фу бросились поддержать его.

— Плохо мне, ох как плохо! — прошептал господин Янь и велел вскипятить воды. Сы Доу-цзы, тяжело вздыхая, уложил своего хозяина, с помощью лодочника быстро вскипятил воду и принес чайник в каюту. Господин Янь отпер ключом ларчик и достал оттуда печенье. Съев несколько штук, он пощупал свой живот, дважды выпустил из себя воздух и почувствовал себя лучше. Оставшееся печенье он оставил на корме. Но рулевой, страдавший обжорством, заметил его и стал отправлять себе в рот одно печенье за другим, продолжая в то же время управлять рулем. Господин Янь сделал вид, что ничего не заметил.