У Цзин-цзы - Неофициальная история конфуцианцев

На следующий день Сян Дин приготовил в своем кабинете угощения и сам вышел с чашей вина приветствовать Бао Вэнь-цина. Однако актер даже сесть не захотел. Он встал на колени и отказался принять вино. Начальнику уезда пришлось отправить угощения слугам, чтобы те попотчевали гостя.

Уездный Сян написал ревизору Цую ответ, исполненный благодарности, и вручил его Бао Вэнь-цину вместе с пятьюстами лянами серебра, но актер денег не взял.

— Эти деньги идут вам от императора, и я, ничтожный, не могу принять то, что пожаловано вам двором. Если я возьму эти деньги для семьи, они принесут мне гибель. Пожалейте мою ничтожную жизнь, господин!

Уездный не стал настаивать и обо всем написал ревизору. Через несколько дней Бао Вэнь-цин вместе с нарочным отправился в Нанкин. Узнав о том, что произошло у начальника уезда Сяна, Цуй назвал Бао Вэнь-цина дурнем, и вскоре эта история была забыта.

Через некоторое время ревизор Цуй получил высокое назначение на должность главного цензора и взял с собой в столицу актера. Однако в Пекине Цуй неожиданно заболел и вскоре умер, а Бао Вэнь-цину, у которого никого в столице не было, оставалось только сложить свой скарб и вернуться в родной город Нанкин.

В годы правления императора Тай-цзу Нанкин являлся столицей империи. Во внутренней городской стене было тринадцать ворот, а во внешней — все восемнадцать. От одного конца города до другого было сорок ли, но если бы кто-нибудь захотел обойти город вокруг, ему пришлось бы пройти более ста двадцати ли. В городе имелось несколько десятков широких и оживленных улиц и сотни узеньких переулков. Повсюду попадались высокие, позолоченные башни. Через город на протяжении десяти ли от Восточной до Западной заставы протекала река Циньхуайхэ. Во время паводка по ней и днем и ночью сновали разукрашенные лодки, с которых доносились трели флейт и уханье барабанов. В городе и за его чертой высились храмы, крытые зеленой черепицей, буддийские монастыри с красными гребнями крыш. Во времена Шести Династий [168] 229—589 гг. в городе было четыреста восемьдесят монастырей, а сейчас их насчитывалось более четырех тысяч восьмисот. На улочках и в переулках было разбросано около семисот всевозможных кабачков и более тысячи чайных, всегда заполненных посетителями. Куда бы вы ни пошли, вам обязательно встретится такая чайная с фонарями и свежими цветами у дверей, из-за которых доносится веселое шипение нагреваемых чайников. В сумерки у входа в каждый кабачок загорались два фонаря, и от множества ярких огней на улицах становилось светло как днем. Поэтому пешеходы в городе никогда не ходили ночью со своими фонарями.

Когда выплывала луна, на реке появлялось множество лодок, с которых в темноту ночи лились грустные волнующие мелодии, доносился барабанный перестук. В домах, стоящих по обоим берегам, поднимались цзянсийские занавески, и в дверях вырисовывались силуэты девушек в легких шелковых одеждах с цветами жасмина в волосах. Прислонясь к деревянным балюстрадам, они долго прислушивались к доносившейся до них музыке. Окутанные благовонным дымком лунъяньских и чэньсуских курительных свечей, освещенные луной, они походили на небожительниц из Ясного парка или Нефритового чертога. А тем временем из шестнадцати веселых заведений Нанкина выходили зазывать посетителей разряженные, сверкающие драгоценностями гетеры. Святая правда: «Что ни утро — праздник холодной пищи, что ни ночь — праздник Юаньсяо» [169] Праздник холодной пищи — день поминания усопших, который отмечался 5 апреля. В этот день едят лишь холодную пищу. Праздник Юаньсяо, или праздник фонарей, устраивается в конце второй недели после праздника весны. В этот день делают пирожки «Юаньсяо» со сладкой начинкой. .

Бао Вэнь-цин жил за воротами Шуйсимынь, близ ворот Сокровищ. В прошлом через эти ворота ежедневно прогонялись сотни волов, тысячи свиней, провозились десятки тысяч даней зерна. Теперь же никто не в состоянии был сосчитать, сколько скота проходит и сколько зерна провозится через них! Миновав ворота Шуйсимынь, Бао Вэнь-цин вошел в свой дом, где его встретила жена. Семья Бао уже несколько поколений занималась актерским ремеслом. Актерская гильдия, куда входил и Бао Вэнь-цин, у моста Хуайцинцяо имела три балагана и храм Лао Лана, покровителя актеров. У Шуйсимынь стоял такой же храм и еще один балаган, где работал Бао Вэнь-цин. На стенах балагана были развешаны объявления, в которых за несколько дней сообщалось о времени представления.

В актерской гильдии был заведен такой порядок: если кто-нибудь из гильдии совершал проступок, его судили в храме Лао Лана. Тут же и наказывали и налагали штраф. Любое решение, принятое в стенах храма, считалось законом. В городе были актерские труппы, которые появились в годы правления Хун-у. Каждая такая труппа в десяток с лишним человек имела в храме Лао Лана большую каменную плиту, с начертанными на ней именами актеров. На камне вырезались имена родоначальников труппы и их потомков. Имя деда Бао Вэнь-цина стояло на первой плите. Молодые актеры назывались учениками, но со временем они сами становились старейшинами. К старейшинам полагалось в первую очередь обращаться со всякими делами.

Возвратившись домой, Бао Вэнь-цин занялся хозяйственными делами, а затем проверил музыкальные инструменты: свирели, флейты, трубы, свистки, трехструнки и пиба. Они уже на вершок покрылись пылью, а на некоторых даже лопнули струны или испортилась кожа. Осмотрев свое хозяйство, Бао Вэнь-цин отправился в находящуюся по соседству чайную, чтобы повидать своих друзей, В чайной оказался лишь один посетитель — человек в богатом синем халате, черных сапогах и высокой шляпе. Подойдя ближе, Бао узнал в незнакомце Рябого Цяня, который когда-то играл в одной с ним труппе роли благородных стариков.

— Вэнь-цин! — воскликнул Рябой Цянь. — Когда ты вернулся? Присаживайся ко мне, будем пить чай.

— Издали я принял было тебя за академика, который по ошибке попал в нашу чайную. А это, оказывается, ты, старая перечница! — сказал Бао Вэнь-цин и уселся рядом.

— Побывал в столице, повидал чиновников, так думаешь теперь испугать меня академиком!

— Ты меня не понял, брат, — ответил Бао Вэнь-цин. — Ведь нам, актерам, не положен такой наряд. Если мы будем так одеваться, так что же придется носить ученым людям?

— Разве сейчас придерживаются церемоний, что были двадцать лет тому назад? Здесь, в Нанкине, стоит нам прийти с восковой свечой к деревенским ученым в день рождения или на свадьбу, как нас усаживают за один стол, и самый важный чиновник садится ниже нас. Ну, а если на пир попадет какой-нибудь книжный червь, так я и не взгляну на него.