У Цзин-цзы - Неофициальная история конфуцианцев

Начальник уезда обратился к человеку, пожертвовавшему корову:

— Ты что же, отдал корову даром?

— Я подарил ее и гроша с него не взял, — подтвердил тот.

— Перевоплощение — это вещь весьма таинственная, и никто не может сказать, где здесь правда, а где ложь, — заметил уездный Сян. — Но если этот плешивый негодяй утверждает, что это и впрямь его перевоплотившийся отец, как посмел он продавать корову!

И возмущенный начальник уезда приказал дать монаху двадцать палок и прогнать его на все четыре стороны.

Вторым слушалось дело об отравлении. Истцом выступал Ху Лай — брат умершего, а обвиняемым был лекарь Чэнь Ань.

— Как же лекарь отравил твоего брата? — спросил начальник уезда.

— Брат заболел, и я попросил лекаря Чэня прийти к нему, — стал рассказывать Ху Лай. — Тот дал брату какое-то снадобье, а на следующий день мой брат потерял рассудок, бросился в реку и утонул. Наверняка его отравил лекарь.

— А раньше они враждовали? — спросил начальник уезда.

— Нет, вражды не было.

Уездный начальник приступил к допросу Чэнь Аня.

— Что за зелье дал ты брату Ху Лая?

— Старший брат Ху Лая простудился, и я дал ему жаропонижающего да всыпал еще туда восемь фыней растения «сисинь». Дома же у него живет один родственник, этакий коротыш с круглой рожей! Так вот он стал болтать, что-де и трех фыней «сисиня» достаточно, чтобы убить человека. Разве сказано такое в фармакопее «Бэньцао»? [167] Фармакопея «Бэньцао» — труд знаменитого врача Ли Ши-чжэня, жившего в династию Мин. Кроме того, больной бросился в реку и утонул только дня через четыре. Какое же это имеет отношение ко мне? Вы, господин, можете пересмотреть все четыреста лекарств, и среди них не найдете ни одного, от которого бы люди кидались в воду. Врачую я правильно. За что же он поносит меня? Разберитесь, господин!

— Конечно, он ерунду болтает! — воскликнул уездный начальник. — Ради спасения больного лекари не останавливаются даже перед тем, чтобы вырвать у себя на бедре мясо и дать его страждущему. Разве они могут умышленно травить больных? Тебе, — обратился он к Ху Лаю, — надо было получше присматривать за больным и не позволять ему бегать к реке. При чем здесь лекарь? А ну, гоните истца в шею, чтобы он не смел больше лезть с такими жалобами!

Третьей была жалоба госпожи Ню. Она подробно рассказала, как из Чжэцзяна отправилась на поиски мужа в Уху, а оттуда поехала в Аньдун.

— Этот человек повесил табличку с именем моего мужа. С кого же спрашивать о муже, как не с него? — закончила она.

— Откуда это вытекает? — пробормотал начальник уезда.

— Господин Ню, вы когда-нибудь знали эту госпожу? — спросил он у Ню Пу-лана.

— Я никогда не видел ни этой женщины, ни ее мужа, — ответил Ню Пу-лан. — Она ворвалась в мой дом и стала требовать мужа. Это большое оскорбление для меня!

— Господина Ню зовут Бу-и, как и вашего мужа. В Поднебесной много людей с одинаковыми фамилиями и именами. Господин Ню не знает, куда делся ваш муж. Поезжайте-ка лучше искать его в другом месте.

Но госпожа Ню продолжала причитать и настаивать, чтобы удовлетворили ее жалобу.

— Ну, ладно! Я сейчас пошлю двух стражников из ямыня, и те доставят вас в Шаосин. Подавайте в суд в вашем родном городе, а я не нахожу вашу жалобу обоснованной, — сердито воскликнул начальник уезда и, обратившись к Ню Пу-лану, добавил: — А вы можете идти домой.

Закончив дела, начальник уезда покинул зал, а стражники направились с госпожой Ню в Шаосин.

История эта вскоре дошла до начальства. Поступила жалоба на то, что начальник уезда Сян отпустил без всякого допроса знакомого поэта, который погубил человека. Требовали снять его с должности. Начальство решило расследовать деятельность уездного Сяна. Занялся этим племянник дворцового советника, старший ревизор Цуй, который получил свою должность по наследству. Велев принести жалобу, ревизор при свете лампы стал внимательно читать ее. Она начиналась со слов: «Особая жалоба по делу начальника уезда, неправильно использующего свое служебное положение; подана с целью навести порядок в служебных делах». Приводилось множество фактов, касающихся деятельности Сян Дина, начальника Аньдунского уезда.

Цуй долго листал и перечитывал жалобу, как вдруг заметил в тени фигуру стоящего на коленях человека. Это был актер Бао Вэнь-цин, пользовавшийся покровительством Цуя.

— Что у тебя, говори! — приказал ему ревизор.

— Я узнал, господин, что вы расследуете дело начальника Аньдунского уезда Сяна, которого хотят снять с должности. Я с ним, правда, незнаком, но помню, когда мне было лет семь и я учился актерскому ремеслу у своего старого учителя, я пел песни, написанные этим Сяном. У него огромный талант, но, несмотря на это, только через двадцать с лишним лет он стал начальником уезда, и тут на беду его хотят снять с должности. А ведь вся его вина заключается в том, что он отпустил обвиняемого из уважения к литературе. Неужели, господин, нельзя освободить его от наказания?

— Вот уж не ожидал, что и ты окажешься в числе почитателей талантов! — воскликнул Цуй. — Если ты действительно так думаешь, я не могу отказать тебе. Жаль только, что этот Сян не будет знать, благодаря кому его оставили на должности. Я, пожалуй, изложу все в письме, которое ты отвезешь ему сам. Напишу, чтобы он отблагодарил тебя: дал несколько сотен лянов серебром. Тогда, вернувшись домой, ты будешь иметь небольшой капитал.

Благодарный Бао Вэнь-цин поклонился, а Цуй приказал чиновникам прекратить дело начальника Аньдунского уезда. Через несколько дней старший ревизор Цуй отправил в Аньдун с письмом нарочного, вместе с которым поехал и Бао Вэнь-цин.

Прочитав письмо, уездный Сян очень удивился, открыл двери и вышел навстречу Бао Вэнь-цину. Одетый во все темное, в небольшой шляпе простолюдина на голове, Бао Вэнь-цин сразу бросился в ноги уездного Сяна. Тот поднял актера и приветствовал его как равного.

— Разве я, ничтожный, смею отдать простой поклон господину? — воскликнул Бао Вэнь-цин.

— Вы посланник начальника, — ответил уездный Сян, — да к тому же оказали мне благодеяние. К чему такие церемонии? Поднимайтесь же! Это я должен вам кланяться!

Но Бао Вэнь-цин наотрез отказался принять поклон от Сяна и даже сесть в его присутствии не посмел. Наконец уездный сказал: в сердцах:

— Вас сюда прислал господин Цуй. Если он узнает, что я вас плохо принял, он останется недоволен, и мне будут неприятности.

— Вы возвеличиваете ничтожного вопреки правилам, но я не могу нарушить этикет, установленный самим двором, — проговорил актер и, поднявшись, вышел из зала.

Сян приказал было родственникам принять Бао Вэнь-цина, но тот запротестовал. Успокоился он только тогда, когда его поручили заботам слуг. Усевшись в людской, Бао Вэнь-цин принялся весело болтать с челядью.