Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

Она протянула мне руку, и мы прошли в ее комнату. Мне предстояло лечь в постель. Служанки маркизы предложили раздеть меня. Я, дрожа, попросил их прислуживать госпоже маркизе, сказав, что сумею обойтись без их помощи.

— Да-да, — маркиза внимательно следила за всем, что я делал, — не мешайте ей, это монастырское ребячество! Оставьте ее.

Я быстро скользнул за ширму, но, когда мне пришлось снимать малознакомые для меня одежды, очутился в большом затруднении. Я рвал шнурки, выдергивал булавки и то колол себе пальцы, то раздирал ткань. Чем сильнее я спешил, тем медленнее подвигалось дело. Едва я снял нижнюю юбку, как мимо прошла горничная. Я испугался, что она отодвинет ширму, и поспешно бросился в кровать. Пораженный, я думал о моем необычайном приключении, но еще не предполагал, что рядом с маркизой во мне может проснуться какое-либо иное желание, кроме желания поболтать перед сном. Маркиза вскоре тоже улеглась. Вдруг раздался голос ее мужа.

— А мне будет позволено присутствовать при вечернем туалете? Как, вы обе уже в постели? — Он хотел было поцеловать меня, но маркиза рассердилась не на шутку; маркиз собственноручно задернул полог и, повторяя слова графа, крикнул нам с порога:

— Приятной ночи!

На несколько мгновений воцарилась полная тишина.

— Вы уже спите, прекрасное дитя? — взволнованно прошептала маркиза.

— О нет, я не сплю.

Она обняла меня и прижала к своей груди.

— Боже! — воскликнула она с изумлением, которое, даже если и было притворным, прозвучало очень натурально. — Мужчина!

И она резко оттолкнула меня.

— Сударь! Как же так!

— Сударыня, я же вам говорил, — с дрожью отвечал я.

— Вы говорили, сударь, но разве я могла поверить? Надо было сказать как следует! Вы должны были покинуть наш дом... или хотя бы настоять на том, чтобы вам постелили отдельно.

— Сударыня, я тут ни при чем, это господин маркиз...

— Да, сударь, но говорите тише... Сударь, вам не следовало оставаться, надо было уйти.

— Хорошо, сударыня, я ухожу.

Она схватила меня за руку.

— Уходите? Но куда же? И как? Разбудите моих горничных? Наделаете шуму?.. Может, еще всем слугам покажете, что в моей постели мужчина? Хотите опозорить меня?

— Сударыня, простите великодушно, не сердитесь, я устроюсь в кресле.

— Да-да, в кресле! Да, конечно! Прекрасный выход! — Она по-прежнему не выпускала моей руки. — Такой уставший! И в такой холод! Простудитесь! Поплатитесь своим здоровьем!.. Хотя вы заслуживаете столь сурового обхождения... Нет, оставайтесь здесь, но обещайте мне быть благоразумным.

— Если только вы простите меня, сударыня...

— Нет, не прощу! Но я отношусь к вам лучше, чем вы ко мне. Какая холодная у вас рука! — Из жалости она прижала мою ладонь к своей белоснежной груди.

Природа и любовь заставили мою счастливую руку спуститься чуть ниже. От неведомого волнения меня всего обдало жаром.

— О, есть ли на свете женщина, которая попадала в такое положение! — нежным голосом промолвила маркиза.

— Ах, простите, милая маменька!

— Да-да, ваша милая маменька! И это знаки почтения к мамочке? Ах вы маленький повеса!

Ее руки, поначалу отталкивавшие, теперь нежно притягивали меня. И скоро мы оказались так близко друг от друга, что наши губы соприкоснулись, и я осмелился поцеловать ее.

— Фоблас, что вы мне обещали? — еле слышно прошептала она.

Ее рука опустилась ниже, всепожирающий огонь заструился по моим жилам.

— Ах! Сударыня, простите меня, я умираю!

— Ах! Мой дорогой Фоблас... друг мой!..

Я лежал не двигаясь. Маркиза сжалилась над моим смущением, которое не могло не понравиться ей... Она помогла моей робкой неопытности... И к великому моему изумлению и удовольствию, я получил дивный урок, который повторил потом не один раз.

Несколько часов мы провели за этим сладостным занятием, я уже начал дремать на груди моей прекрасной любовницы, как вдруг услышал, что дверь тихонько отворяется. Кто-то вошел и на цыпочках приблизился к постели: я был безоружен, в незнакомом доме и не мог не вздрогнуть от страха. Маркиза, угадав, что случилось, тихо приказала мне поменяться с ней местами. Я немедленно повиновался. И не успел я съежиться на краю, как чья-то рука приоткрыла полог с той стороны, где я только что лежал.

— Кто это? Кто меня будит? — сонным голосом проговорила маркиза.

Последовало недолгое замешательство, затем все объяснилось без слов.

— Что за фантазия? — тихо продолжила маркиза. — Как, сударь, вы выбираете такой неудачный момент, не считаясь со мной, не принимая во внимание невинность юной особы, которая, наверное, уже не спит или может проснуться! Вы сошли с ума, я прошу вас удалиться.

Маркиз настаивал, нашептывая жене смешные оправдания.

— Нет, сударь, я не хочу, этого не будет. Уверяю вас, это невозможно. Умоляю, уходите.

Она соскочила с постели, взяла его за руку и выпроводила за дверь.

Затем моя прекрасная любовница с улыбкой вернулась ко мне.

— Вы не находите, что я поступила очень благородно? Понимаете, от чего я отказалась ради вас?

Я предложил немедленно возместить ущерб, и ответом мне была признательность: женщина в двадцать пять лет так сговорчива, когда она любит! А у новичка шестнадцати лет в запасе столько сил!

Однако всему есть предел, и я не замедлил уснуть глубоким сном.

Когда я проснулся, свет проникал в комнату, несмотря на занавеси; я подумал об отце. Увы, я вспомнил также мою Софи. Слеза упала из моих глаз; маркиза заметила ее. Уже способный скрывать чувства, я приписал мою грусть необходимости расстаться с ней. Она нежно поцеловала меня...

О, как она была прекрасна! И разве мог я упустить такую возможность!.. Несколько часов сна восстановили мои силы... И сладкое опьянение рассеяло сердечные тревоги.

Наконец нам пришлось подумать о расставании. Маркиза служила мне горничной. Она так ловко помогала мне, что я скоро оделся бы, если бы мы то и дело не отвлекались. Когда нам показалось, что все уже в порядке, маркиза позвонила служанкам.

Более часа маркиз ожидал, когда же в комнате его жены откроются занавеси. Он похвалил меня за то, что я рано встал.

— Я уверен, — сказал он, — что вы провели прекрасную ночь, — и, не дав мне ответить, прибавил: — Однако она явно утомлена, у нее усталые глаза. Вот что значат танцы. Пляшут до упаду, а на следующий день плохо себя чувствуют. Я каждый день твержу это маркизе, но она не слушается. Нужно подкрепить силы этой очаровательной девушки, а потом мы проводим ее домой.

Слова «мы проводим ее» испугали меня. Я заметил, что будет лучше, если маркиза одна отвезет меня, но маркиз настаивал. Маркиза тоже отговаривала его, но ее муж ответил, что, раз маркиза будет сопровождать нас, господин дю Портай, конечно, не рассердится, если он привезет его дочь, и что ему очень хочется познакомиться со счастливым отцом такой милой девушки. Несмотря на все наши усилия, мы не смогли ему воспрепятствовать.