Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Что я могу ответить, когда вы слушаетесь только слепого порыва, когда вы строите самые безумные планы? Элеонора, дорогая моя Элеонора, подумай сама: можно ли тебе ехать в Компьень и выставить себя напоказ?

— Раз так будет, значит, можно.

— Мой друг, будь же благоразумна; предположим, что ты вынесешь тяготы второго путешествия, предположим, в силу невероятного везения никто не узнает госпожи де Линьоль, которая едет с шевалье Фобласом в почтовой карете, но подумай сама: могу ли я допустить, чтобы ты стала свидетельницей кровавой сцены, когда твое положение требует тщательной заботы?

— Тщательной заботы! Потому-то мне и следует ехать за вами в Компьень. Вы не смеете спешить во Фромонвиль. Что будет со мной, когда я узнаю, что вы отправились биться с вашим врагом, а может быть, и встретиться с моей соперницей! Самые ужасные тревоги нарисуют мне моего возлюбленного умирающим или неверным. Ах! Каким бы образом его ни отняли у меня, в ту минуту, когда я потеряю любимого, жизнь утратит для меня цену. Фоблас, умоляю тебя, сжалься надо мной, над твоим ребенком, над собой! Страшись моего гнева, не отдавай меня в жертву отчаянию! Фоблас, умоляю, не езди завтра к Софи, обещай, что сегодня вечером я вместе с тобой увижу маркиза.

Она стояла передо мной на коленях, она целовала мои ноги, обливая их слезами. Самый бесчувственный человек не мог бы воспротивиться. Я обещал ей все, что она просила.

Хотя нам предстояло двинуться в путь на заре, мы не могли решиться, не ложась, дожидаться рассвета. Госпоже де Линьоль нужны были утешение и отдых. Горестные волнения столь долгого дня сменились блаженствами короткой ночи. Наконец графиня, измученная усталостью, крепко заснула.

Только этого и ждал ее несчастный друг, который в порыве нежного сострадания солгал ей и во имя настоятельной необходимости решился на коварный поступок.

Вот и наступил роковой день! При слабом свете его первого луча я осторожно приподнимаю покрывало, ровным и размеренным движением соскальзываю на край кровати, не издавшей ни звука. Мои ноги уже касаются паркета, покрывало мягко ложится на место... Увы! Совсем недавно под ним раздавались счастливые вздохи, сейчас спокойно спит любимая женщина, а скоро будет рыдать женщина покинутая!

Я одеваюсь очень медленно, боясь наделать шума. Наконец я готов, пора идти. Какой смертельный трепет охватывает меня!.. Я вхожу в спальню мадемуазель де Брюмон, к которой примыкает потайная лестница. Сердце мое сжимается, я останавливаюсь в нерешительности, оборачиваюсь. Я делаю несколько шагов вперед, потом снова возвращаюсь; я хочу бежать и снова иду к Элеоноре. Боже, не ослышался ли я? Кажется, она что-то сказала! Она зовет меня! Да, на этот раз я отлично слышу: она зовет меня слабым, печальным голосом. Милое и дорогое дитя! Бедняжка! Тебе снится, что я убегаю, и страшный сон говорит тебе правду. Растроганный и полный отчаяния, я склоняюсь к ней, я шепчу прости, мои губы почти касаются ее губ, слеза падает на ее обнаженную грудь... Увы! И вот я снова на потайной лестнице.

Коварная судьба заставляет меня встретить во дворе графа Линьоля, который садится в карету.

— Ах, как вы рано! — восклицает он.

— Да, граф, я должна спешить.

— Как, без графини?

— Она устала и еще спит. Но она знает, что мне нужно отлучиться на сутки.

— Вы идете пешком?

— Я возьму фиакр.

— Нет, мадемуазель, я подвезу вас, куда вы скажете.

— Граф, я не хочу причинять вам беспокойства, вы торопитесь!

— Что за важность! Позвольте мне...

— Нет, я не могу...

Я спорю с графом, желая избежать его назойливой услужливости, а между тем графиня может проснуться и устроить ужасный скандал! Эта мысль заставляет меня решиться. Я бросаюсь в проклятую карету, де Линьоль садится рядом и просит сказать кучеру, куда я направляюсь. Сначала я подумал, что мне необходимо отправиться в монастырь к Аделаиде, но потом сообразил, что лучше мне поспешить к госпоже де Фонроз.

Когда мы подъехали к ее дому, я быстро выскочил из кареты и у подъезда столкнулся с де Белькуром, который крадучись выходил из дома баронессы.

Он узнал меня и воскликнул:

— Наконец-то я вижу вас, значит, только случайность...

Я в страхе прервал его:

— Отец мой, господин, которого вы видите в карете, граф де Линьоль, муж той молоденькой дамы...

Граф, услыхав наш разговор, быстро вышел из экипажа, кинулся на шею моему отцу и поздравил его с тем, что у него такая умная дочь, умеющая разгадывать все шарады.

— Мы отдаем ее вам на сутки, — прибавил он, — но надеемся, что завтра вы доставите нам удовольствие и сами привезете ее обратно.

Де Белькур начал отказываться, но граф настаивал:

— Мадемуазель де Брюмон должна вернуться, потому что моя жена больна.

Барон уже раздраженно ответил:

— Мне очень жаль, но...

— Но, — продолжал граф, — не пугайтесь, это ничего, простое недомогание, легкая тошнота. Мне, кажется, ей нездоровится оттого, что она переутомилась, и причина тому — ваша дочь; она сильная, очень подвижная, графиня же не привыкла тратить столько сил. Впрочем, повторяю вам, болезнь несерьезна. Однако дело примет дурной оборот, если мадемуазель де Брюмон не вернется, так как моя жена, которая до безумия любит ее, опечалится. У нее заболит душа, а когда у женщины болит душа, все, пиши пропало.

— Повторяю, я ничего не могу обещать.

— Я не отстану, пока вы не дадите слова.

— Ах, умоляю вас!

— Прошу вас, господин де Брюмон.

Барон в порыве негодования воскликнул:

— Ах, оставьте меня в покое! — и, бросив на меня грозный взгляд, сказал: — Не ужасно ли, что меня постоянно ставят в неловкое положение!

Я вздрогнул и бросился ему на шею.

— О отец мой, вспомните о воротах Майо!

Эти слова образумили его и вернули хладнокровие, он поспешил извиниться перед графом и поблагодарить его. Однако де Линьоль был удивлен гневом господина де Брюмона. Чтобы развеять его подозрения по этому поводу, я шепотом и очень таинственно сказал ему:

— Госпожа де Фонроз говорила вам, что семейные дела принуждают моего отца скрываться, а вы хотите, чтобы он приехал к вам, и громко называете его по имени!

— Ах, как я досадую на мою забывчивость! — сейчас же опомнился граф.

— А я на мою вспыльчивость, — ответил барон.

— Вы шутите, — продолжал де Линьоль, — я, только я один не прав. Но почему вы отказываетесь вернуть вашу дочь моей жене? Раз вы не можете сами привезти ее к нам, обещайте, по крайней мере, прислать ее к графине.

— Обещаю, — ответил де Белькур, — поступить так, чтобы вы не раскаивались в вашей любезности.

— Вот и отлично. Я очень рад. Но у вас нет экипажа. Хотите, я довезу вас?

На этот раз ответил я:

— Весьма признателен вам, граф, но мне нужно поговорить с баронессой, и я надеюсь, что мой отец также согласится зайти к ней, нам необходимо побеседовать наедине.