Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Да-да, я чувствую к вам большое уважение, почтение, расположение, большую...

— Дружбу... Я понимаю, не договаривайте, Фоблас, я вполне вознаграждена за все. Для моего спокойствия не хватает только вашего полного выздоровления. Вы слишком много говорите... Отдохните, постарайтесь уснуть... хотя бы на четверть часа... Прошу вас, я так хочу.

Если бы она не велела мне заснуть, мне пришлось бы попросить у нее на то позволения. Но мой тяжелый сон был короток. Я так скоро и так внезапно проснулся, что смутил маркизу. Открыв глаза, я увидел, что она обливала слезами какую-то бумагу. Она сейчас же спрятала ее.

— Какое роковое письмо, — спросил я, — заставляет вас плакать?

— Увы, зачем говорить об этом? — вздохнула она.

— Разумеется, — с горечью заметил я, — прошло то время, когда вашему другу были известны все ваши тайны.

— Тайны от вас? Если у меня и есть тайна, то лишь одна, и вам нетрудно угадать ее. Но из сострадания, а также из деликатности вы должны помочь мне ее сохранить.

— Из сострадания! Какое слово!..

— Самое подходящее для меня. Мои печали...

— Я утешу вас.

— А что, — воскликнула она, — что, если теперь я безутешнее, чем когда бы то ни было? Мой друг, молю вас, не расспрашивайте меня, дайте мне поплакать... Жалобы, слезы — вот что мне осталось, а ведь я считала себя способной терпеливо сносить все испытания, которые выпадают на долю женщин, и даже муки, посланные самой несчастной из них! Я воображала, что вооружилась против людской несправедливости и преследований судьбы. Безумная! По крайней мере, теперь я на собственном примере убедилась в одной истине, которую всегда подозревала. Я вижу, что воинская отвага, эта бравада, которой так гордятся мужчины, обыкновеннее и легче всех других видов мужества. Это утешает. Нетрудно подвергать свою жизнь опасности ради славы или мести. Но до чего тяжело выдерживать с одинаковой твердостью множество разных бед, которые неожиданно обрушиваются на нас. Прежние невзгоды, которые я не всегда предвидела и часто вовсе не заслуживала, не сломили меня. Почему же последнее несчастье так страшно меня угнетает? Не знаю, но на моем сердце лежит громадная тяжесть, если она не найдет выхода, я погибну... Дайте мне поплакать, дайте пожаловаться.

Я хотел заговорить, но она положила руку на мои губы. Я взял эту по-прежнему нежную и красивую ручку, сжал ее, поцеловал и положил себе на сердце, на мое глубоко взволнованное сердце.

Можно было подумать, что госпожа де Линьоль ждала именно этого мгновения: она вышла из кабинета; я хотел оттолкнуть маркизу, но та, всегда удивительно находчивая в минуты опасности, сохранила больше присутствия духа, чем я. Она увидела, что было бы слишком поздно отнять руку или переменить позу.

— Вы не разбудили бы меня до завтрашнего дня, — сказала графиня и, взглянув на виконта, прибавила: — Что с ним?

— Сердцебиение, — холодно ответил де Флорвиль.

— Сердцебиение?.. Но вы плачете! Это опасно?

— Вообще-то нет, но в его положении всякое волнение вредно.

— Тебе стало хуже, мой друг? — обратилась ко мне графиня.

— Напротив, лучше.

— Потому что ты видишь меня?

— Потому что дорогая мне женщина, которой я принес столько горя, заботится обо мне.

— Довольно, — прервала меня маркиза, — довольно, она вас поняла, ваши слова вознаградили ее.

— Конечно, я его понимаю! — воскликнула графиня, целуя меня. — Но все равно не останавливайте его! Мне так приятно слушать!

Хотя графиня хотела продолжить беседу, я молчал. Что еще я мог сказать? Я уже выразился так, что все остались довольны.

Но вскоре общее хорошее настроение исчезло: граф приехал раньше, чем мы его ожидали. Жюльен по дороге в Париж встретил своего господина. Де Линьоль с большим участием спросил, как мое здоровье, но взгляд, брошенный им на маркизу, меня испугал.

— Это друг мадемуазель де Брюмон, — сказала графиня, тоже заметившая тревогу и удивление мужа.

— Друг? — повторил он.

Маркиза поспешила вмешаться.

— Друг детства.

— Вы дворянин?

— Я виконт.

— Виконт де?..

— Де Флорвиль.

— Я не слыхал такой фамилии.

— Можно ли знать все имена французских родов?

— Не хвастаясь, скажу, что мне не известны лишь немногие из них. — Он сел на стул и, подозрительно посматривая на маркизу, прибавил: — Вероятно, ваш род не отличается особенной древностью?

— Дед моего прадеда ездил в королевской карете.

— Ах, вот как! Сударь, я ваш покорнейший слуга.

Он поднялся со стула и поклонился маркизе.

— Вы еще очень молоды? — спросил граф.

— Я еще не достиг совершеннолетия.

— И не скоро достигнете?

— Довольно скоро.

— В силу какой случайности, — спросил де Линьоль у своей жены, — виконт почтил нас своим посещением?

— Видите ли, он... я... видите ли...

Виконт заметил смущение графини и выручил ее:

— Тут вот какое дело...

— Да-да, — сказала Элеонора, — расскажите лучше вы.

— Вот какое дело, — повторила маркиза. — Мадемуазель де Брюмон давно уже обещала пообедать у меня. До сих пор она откладывала выполнение этого плана, потому что, отправляясь ко мне, ей, так сказать, предстояло совершить целое путешествие.

— Где же вы живете?

— В Фонтенбло! Я провожу там восемь месяцев в году: у меня в замке есть покои.

Де Линьоль снова поклонился.

Я слушал маркизу с чувством восторга и удивления. Женщина, которая только что, напрасно подавляя вздохи и сдерживая отчаяние, оплакивала свое новое несчастье, через мгновение с удивительным хладнокровием выдумывала небылицы.

Она ли твердым голосом, спокойно и как будто искренне рассказывает теперь графу мгновенно выдуманную и правдоподобную сказку? О госпожа де Б., как умеете вы в случае нужды надевать маску на ваше лицо, принимать решительный вид, осушать слезы, скрывать чувства, словом, безукоризненно владеть собой! С каждым мгновением мое высокое мнение о ваших способностях и силах не только оправдывается, но и возрастает!

Она продолжала:

— Однако вчера мадемуазель наконец пожаловала ко мне.

— А, так вот в чем заключалось неотложное дело, которое заставило вас уехать на сутки. Ради своего удовольствия вы бросили графиню, которая лежала в постели, ибо ей сильно нездоровилось! На ее месте я вас не простил бы.

Маркиза продолжала:

— Она приехала и, в довершение счастья, привезла с собою графиню.

— Как, — сказал Линьоль, обращаясь к жене, — вы обедали у незнакомого вам молодого человека, который даже не приглашал вас?..

— Не читайте наставлений, прежде выслушайте мою историю до конца. Вы понимаете, — прибавил виконт, — до чего меня очаровало посещение прелестных дам. Увы, моя радость скоро померкла. После обеда мадемуазель почувствовала себя нехорошо; мы думали, все обойдется, но к вечеру болезнь мадемуазель де Брюмон усилилась. Как вы понимаете, мы растерялись и не знали, что делать. Ведь не могла же больная молодая девица остаться у неженатого мужчины! К счастью, графиня, у которой много присутствия духа...