Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Розамбер, я дал честное слово дворянина.

— Да, но неужели вы думаете, что госпожа де Б. оставит вас в покое? Не доверяйте ее видимому бездействию. Под ним кроются какие-нибудь тайные намерения. Маркиза в тишине готовится к решающему удару, поверьте, скоро лев проснется.

Однажды, когда я, по обыкновению, отправлялся утром в монастырь, мне показалось, что за мной следят. Какой-то закутанный в плащ человек шел за мной и очевидно боялся отстать. Выйдя из монастыря, я снова увидел его.

Розамбер, с которым я поделился моими подозрениями, прислал двоих слуг, велев им сопровождать меня. Я приказал каждому из них наблюдать за улицей, на которой стоял монастырь.

Тайное предчувствие говорило мне, что нашей любви грозит опасность. В этот день я настойчивее обыкновенного упрашивал Софи сказать, какие важные дела удерживают ее отца, когда ожидают его возвращения и что следует предпринять, чтобы добиться его согласия на наш брак. После некоторого колебания Софи взяла мою руку и руку Аделаиды и сказала:

— Моя дорогая Аделаида, ты, в ком я нашла нежную сестру и настоящую подругу, и вы, мой дорогой кузен, заставивший меня полюбить это изгнание, узнайте важную тайну, известную только госпоже Мюних; эта тайна должна навсегда остаться между нами! Я не француженка и ношу чужое имя. Мой отец, барон Гёрлиц 134, владеет обширными поместьями в Германии, там моя семья пользуется влиянием и уважением. Не знаю, почему меня лишили счастья жить среди родных. Но вот уже около восьми лет я во Франции! Меня привез не барон. Слуга-француз, состарившийся на службе у барона, принял на время имя знатного человека, назвался моим отцом, господином де Понти, и оставил меня под наблюдением госпожи Мюних в этом монастыре; он аккуратно приезжал сюда раз в полгода, чтобы справляться обо мне и вносить плату. За восемь лет я только дважды обняла отца. Когда я спрашиваю гувернантку, почему меня воспитывают во Франции, почему барон Гёрлиц не дает мне своего имени, почему он так редко навещает меня, она спокойно отвечает, что все это необходимые предосторожности и когда-нибудь я благословлю мудрость нежно любящего отца. Вот уже несколько месяцев она твердит, что час моего возвращения в Германию близок. Увы, я теперь не знаю, желает ли этого мое сердце. Я с большой радостью увижу вновь родину, близких, отца, но, Аделаида, но, Фоблас, как мне будет тяжело расстаться с вами!

— Расстаться? Никогда, Софи, никогда. Поезжайте в Германию хоть завтра, я последую за вами. Я попрошу у барона Гёрлица вашей руки, и, если он любит свою дочь, он не воспротивится нашему счастью.

Какой прелестный разговор последовал за интересным признанием, которое сделала Софи! Аделаида раз двадцать повторила, что уже больше десяти часов, что госпожа Мюних нас застанет, и наконец заставила нас разойтись. Мое сердце сжалось, когда я обнял Аделаиду, и замерло, когда я простился с Софи.

Выйдя из монастыря, я увидел моего вчерашнего аргуса 135, который топтался в соседнем переулке. Заметив меня, он вышел из засады, вероятно, желая проследить за мной до самого дома. Я подпустил его на несколько шагов и вдруг резко обернулся. Он бросился прочь, но если он бежал быстро, то я — еще быстрее. На повороте я ухватил его за ногу, и в то же мгновение один из моих людей поймал его за шиворот. Беглец потерял равновесие, упал и стал страшно кричать, стараясь возбудить сострадание собравшейся толпы. Некоторые уже требовали мщения и защиты бедняги, но я крикнул:

— Господа, это шпион!

Когда раздалось роковое слово, мой враг, лишившись общего сочувствия, понял, что у него остался единственный способ избавиться от палочных ударов, которыми я грозил, а именно — открыть имя того, кто платит ему за слежку; он назвал госпожу Дютур. Я отпустил его, запретив преследовать меня.

На следующий день отец очень рано утром отвез меня за восемь льё от Парижа, предложив мне посмотреть деревенский дом, который он купил месяц назад. Мы осмотрели сад, и он показался мне очень хорошим, обошли комнаты, и я сказал, что они светлы и удобны. Барон холодно ответил:

— На окнах решетки, и эта комната будет теперь вашим жилищем.

— Моим, отец?

— Да, я купил этот дом, чтобы наслаждаться в нем летним теплом, но вы меня вынудили превратить место отдыха в тюрьму.

— В тюрьму!

— Вы меня обманули, сударь. Я заключаю в тюрьму не любовника маркизы или Корали, а соблазнителя Софи! В то время, когда я хвалил вас за послушание, вы обманывали меня и бывали в монастыре каждый день. Кто-то, весьма интересующийся вашими поступками, тайно предупредил меня. Прочтите эту анонимную записку, прочтите:

Барона Фобласа предупреждают, что каждое утро между восемью и десятью часами его сын бывает в монастыре у Аделаиды де Фоблас и Софи де Понти.

— Я знаю, — продолжал мой отец, — анонимные письма не заслуживают доверия... Я не осудил бы вас на таком недостойном основании, однако, так как в подобном деле не следует ничего упускать из виду, я навел справки и выяснил, что мне написали правду. Если вы не любите Софи, если вы низкий обольститель, домашний арест для вас слишком мягкое наказание; если же вы ее любите, я должен постараться излечить вас от страсти, которой не одобряю. Вы не выйдете из этой комнаты. Трое слуг будут одновременно вашими лакеями и тюремщиками. Они знают, кого я разрешаю вам принимать.

Я испытал такое изумление, которое могло сравниться только с горем, переполнившим мое сердце. Сначала я слушал, онемев от возмущения, потом собрал все силы, чтобы сказать очень сдержанно:

— Отец, осмелюсь спросить, почему вы не одобряете моей любви к Софи?

— Потому что отец девушки ничего не знает, потому что, очень может быть, он не согласится на ваш брак с ней, и потому что я предназначаю вам другую жену.

— И какую же несчастную избрали вы, мой отец?

— Господин дю Портай мой близкий друг; он вас очень ценит.

— О, значит, я женюсь на Дорлиске? На девушке, которая то ли пропала, то ли умерла?

— Почему умерла? Я уверен, мой друг найдет свою дочь. Небо должно послать это утешение несчастнейшему из отцов. Ловзинский снова разыскивает ее. Вы сами, мой сын, когда время и разлука излечат вас от безрассудной любви, поедете путешествовать, вы отправитесь в Польшу...

— Да, и там, как странствующий рыцарь, буду ездить от одного замка к другому, разыскивая невесту.

— Сударь, вы не замечаете, что ваши ответы дерзки.

— Простите меня, отец, простите, ради бога, но мне слишком больно...