Каролина Светлая - В горах Ештеда

Упала Квапилова на пол и лежала в продолжение всего богослужения. Не поднялась даже и тогда, когда священник начал проповедь и в мрачных красках представил, что будет со всеми, кто насмехается над велениями святой, непогрешимой католической церкви и живет, слушаясь только своего грубого и глупого разума. Бедная женщина всем телом тряслась, и нетрудно было понять, что она уже видит своего мужа среди тех, кто на веки веков погружен во мрак и напрасно ждет, когда смилостивится над ними господь и пожалеют люди. Ведь муж, какой бы он ни был, для доброй жены всегда мужем остается, а Квапил при всем своем легкомыслии вовсе не был плохим человеком.

Служба подошла к концу, и все поднялись на ноги, одна только Квапилова осталась лежать. Стали говорить ей, чтобы она перестала плакать, ибо слезами горю не поможешь, но она даже не шелохнулась. Потормошили ее, но и это не помогло, а когда силой подняли ее с пола, увидели, что она в беспамятстве.

Привести ее в чувство так и не удалось: она лежала недвижимая, холодная.

Горько плакал над покойницей муж, когда его подвели к ней. Как он сожалел, что обидел жену в последние часы ее жизни! Однако и потом ничуть не переменился. Став вдовцом, веселился по-прежнему. Одно только в ее память сделал — не женился, не привел сыну мачеху, и все его за это хвалили. Ничего не поделаешь, водятся еще на свете люди, которые никак не могут с собой совладать и до последнего своего часа остаются такими же, как родились!

Случилось, что наш хозяин опять собрался с богомольцами в Вамбержицы. Прощаясь с нами, наказывал он ожидать его, как обычно, через две недели, в субботу. Воротился точно в назначенный срок: только мы ужинать сели, видим — идет. Но что это? Идет не один, какая-то женщина с ним! Показал хозяин нам на нее и говорит, но не спокойно, как всегда, а эдак резко, с решимостью в голосе:

— Принимайте, ребята, хозяйку. Слишком долго мы без хозяйки жили. Сама покойница мать свела меня с ней в том самом месте, где богу душу отдала. Дорогой подарок сделала она мне за то, что уважал я ее память, и я хочу чтобы хозяйка была всем вам мила, как мила она мне.

Молодая женщина, которая столь неожиданно появилась у нас в доме, и была Франтина — та самая Франтина, из-за которой мы, бывало, всё с вашей старой бабкой бранились. И ведь не одна бабка ее ведьмой считала. С того дня, как поселилась она у нас, заговорили люди: она, мол, дьяволица настоящая. Разве сумела бы она иначе всего за какой-то час так обкрутить хозяина!

Но еще больше утвердились все в этом мнении, когда она быстро навела у нас порядок, и даже самые заядлые ее противники из домашних стали невольно ее уважать и выполняли все ее желания, как свои, хоть в душе и противились.

Слова хозяина нас в первую минуту будто громом поразили. От удивления никто не мог слова вымолвить, забыли даже с хозяином поздороваться и хозяйку приветить.

Кто бы мог подумать, что наш хозяин способен в дом совсем незнакомую женщину привести! Не иначе какая-то высшая сила толкнула его на этот шаг и укрепила его дух для столь решительного поступка. Не твердил я, как прочие, — дескать, здесь замешано какое-то колдовство; наоборот, во всем этом десницу господню да волю его покойной матери усматривал. Хотелось, видно, ей, чтобы взял он себе наконец жену и было бы кому покоить его. Но только не верилось мне, что он совершил это по своей воле: робкий он был человек, и женитьбы пуще всего боялся.

Ведь я тогда еще совсем молодым парнишкой был, не знал и не ведал, что такое любовь, как, загорается она в людях с первого взгляда и потом через всю их жизнь проходит, не знал я, что великую силу таит она в себе, истинные чудеса творит.

Теперь, конечно, не бывает, чтобы кто-то пошел на богомолье, а через несколько дней воротился домой женатым человеком, не спросившись родных, без венца, но выправив бумагу в ратуше. А в старину так бывало.

Но прежде я расскажу вам, какая была в те времена жизнь, иначе вы не поймете, что за человек была Франтина.

Не было тогда ни в чем ни складу, ни ладу. Все позволялось, нигде никакого порядка. Ни священники, ни чиновные лица — никто не знал, что с ним завтра будет. Поговаривали, будто стоит принцу Иосифу сесть на трон, как он немедленно изгонит из страны всех попов, а другие говорили — чиновников, и народ будет управляться самостоятельно. У нас в медвежьем углу и подавно никто ничего не знал, Оттого-то и закрывали на все глаза священник и писаря наши, если удавалось им лишний крейцар себе в карман положить. Одни только крестьяне голову не ломали, они по опыту знали, что при любой власти им лучше не будет. Однако на сей раз ошиблись: ведь когда вступил на престол император Иосиф, все люди волю получили и при желании каждый мог со временем человеком стать.

А по всей земле шла кровопролитная война [12] Имеются в виду эпизоды из так называемой войны за австрийское наследство, когда после смерти австрийского императора Карла VI на престол вступила его дочь Мария-Терезия. . Началась она, когда меня еще и на свете-то не было. Говорили, причина в том, что у нас в Чехии после смерти короля стала править королева. Имя ее было Мария-Терезия. Заволновались другие государи: не могут они, мол, стерпеть, чтобы баба носила корону и на троне сидела, — это лишь мужчинам пристало. Объединили они войска и пошли на нее. Пришлось ей защищать свои владения: ведь Чехию норовили забрать баварцы, а Силезию — пруссаки. Война много лет тянулась — едва утихнет, тотчас опять разгорится. Сколько людей пострадало: кто пал в бою, а кто всего имущества лишился!

А какие козни строили наши высокие господа! Ведь сговор с чужеземными государями — это их рук дело. Говорили, что даже сам архиепископ пражский был с ними заодно и подбивал всех, чтобы свергли ее с престола. Будто бы не кто другой, как он, и пригласил баварца в Прагу и короновал его там всем честным людям на удивление. Тут и знать наша поспешила принести присягу новому королю, подарив ему не одну тысячу золотых дукатов.

Мы всё еще не решались верить слухам, а между тем многое походило на правду, стоило лишь на писарей поглядеть. Было ясно, что истины от них не добьешься; никто не стал их ни о чем спрашивать — решили сами обо всем разузнать и во всем убедиться.

Надумали наши послать в Прагу своего человека, чтобы он там расспросил обо всем: кто же у нас теперь король, и кому мы должны подчиняться. Да никто идти не хотел. Стариков страшили тяготы долгого пути, а молодые боялись, как бы их не схватили и не надели на них солдатский мундир: тогда на всех дорогах за рекрутами охотились.

Наконец взялся идти могильщик; был он уже в летах, но слыл за человека мужественного и бесстрашного, как и полагается людям его ремесла. Все рады были, что идет на разведку именно он; были уверены, если он вернется с новостями, то одну чистую правду обо всем расскажет — лгать он был не охотник.