Джеймс Джойс - Избранные произведения. Том II

Ты нашел свою Америку — возможна аллюзия на первое в англ. поэзии сравнение возлюбленной с Америкой, в 19-й элегии Джона Донна.

Ты доишь корову твою по имени Скорбь. Ныне пьешь ты сладкое молоко ее вымени (нем.)

Молоко роты человеческой — от знаменитого выражения леди Макбет «молоко доброты человеческой»; в оригинале игра слов с тем же принципом: kin — kindness.

пахта (ирл.)

Во имя богинь Партулы и Пертунды сейчас надлежит нам выпить! (лат.) Партула — римская богиня родов, Пертунда (от лат. pertundo — пробиваю, проламываю) — соитий и утраты девичества; сейчас надлежит нам выпить — начальная строка оды I, 37 Горация.

Из хором Хорна хором… — М32: «ужасающее месиво из пиджин-инглиш, ниггер-инглиш, кокни, ирландского, слэнга Боуэри и обрывков виршеплетства» — так Джойс охарактеризовал этот финал эпизода до его окончания, в марте 1920 г. По окончании языковый веер оказался еще более широк и пестр. У Джойса еще найдутся латынь, немецкий, французский, идиш (разумеется, ломаные), шотландский и другие диалекты, спортивные и старинные жаргоны… Присутствие далеко не всех можно оправдать реальною обстановкой — язык начинает жить своей жизнью, господствуя над сюжетом и логикой (но полного господства он достигнет лишь в «Поминках по Финнегану»). Что же до перевода, то его проблема не столько в прояснении (хотя обрывки смысла и содержания в месиве надо, конечно, сохранить), сколько в затемнении, в изготовлении достаточно ужасающего русского месива. Увы, эту цель я не считаю вполне достигнутой. Мое месиво — бедней и понятней. Есть «объективные причины» — веер, видимо, просто не может быть столь же пестр, отпадают и местные диалекты, и многие жаргоны, и, скажем, такие явления, как язык офеней… Но что толку оправдываться!

Тим Гнутая Кружка — известный дублинский кабатчик XVIII века.

Глянь, пастор ползет под мухой — эту фразу Джойс, в трауре и нетрезвый, услышал как-то на улице в свой адрес.

да благословит вас всемогущий Бог, Отец и Сын (лат.)

Молодцы с Дензилл-лейн — прозвище «непобедимых».

Вперед, дети мои! (франц.)

Итак, прошли они пять парсангов — фраза из школьных уроков греческого, по «Анабасису» Ксенофонта.

Конная пехота Слеттри — название шуточной песни.

моя мама замуж выдала меня (франц.) — начало фривольной фр. песни.

Британские блаженства — пародируя перечень из восьми духовных блаженств в Нагорной проповеди, Джойс еще в школе придумал список «британских блаженств», вариант которого — ниже в этом абзаце.

Молчание! (лат.)

Иль взойдем на эшафот… Если за Ирландию мы родную… мы умрем — из песни «Боже, спаси Ирландию».

Остановились навсегда… — из амер. песни «Часы моего дедушки» (1876).

Ах, закрой занавески, мой милый — мюзик-холльная песня.

hoi polloi — простонародье (греч.)

Венера Пандемос, «Простонародная» — богиня телесной и продажной любви.

маленькие женщины (франц.)

Сару нежно обнял он — из стихотворения Р.Бернса «Не знаете, где капитан Гроз?».

Пускай от нее, что пленила меня… — из песни Т.Мура «Когда тот, кто тебя обожал».

мое сердце, моя кружка (ирл.)

сколько угодно (лат.)

По сэру Грэхэму — крылатое выражение, означающее вскрытие чужих писем; Джеймс Грэхэм (1792–1861) — англ. министр внутренних дел, в 1844 г. давший приказ о перлюстрации переписки Дж. Мадзини, который был в Англии в эмиграции.

искаж. Adieux, mon vieux — прощай, старина (франц.)

мы все будем пить зеленый яд, и дьявол допьет остатки за нами (лат.)

добрый вечер компании (франц.)

За ваше! (франц.)

Пыльный Родси — герой амер. комикса начала века, бродяга и неудачник.

Юбилейный барашек — дублинское выражение, означающее «жалкие крохи»; возникло после раздачи небольших количеств баранины дублинской бедноте по случаю юбилея королевы Виктории в 1897 г.; Еоврил — диетический бульон; Ричмонд — дублинская лечебница для душевнобольных.

что же, что же (франц.)

Енаци — бельг. гонщик, участник гонки на кубок Гордона Беннета, предстоявшей 17 июня 1904 г., и победитель предыдущей гонки в июле 1903 г. в Дублине.

верно! (ирл.)

Она сказала… оторва Мэри — пародируются строки из стихотворения Данте Габриэля Россетти «Благая Дева».

да радуются на ложах своих (лат.)

дабы сбылись писания (лат.)

Приидите, все твари винососущие, пивоналитые… Приидите, подлецы!.. — явная реминисценция знаменитого монолога Мармеладова в начале «Преступления и наказания»: «Выходите, пьяненькие… выходите, соромники!.. Свиньи… Приидите и вы!»

15. ЦИРЦЕЯ

Сюжетный план. После долгого ожидания читателя, после тщательно дозированного, постепенного сближения двух линий романа линии наконец сходятся. При созданном между ними напряжении, их встреча — вспышка, короткое замыкание, грозовой разряд в мире «Улисса». Событие развертывается в грандиозную сцену, в космическую фантасмагорию. Роман достиг кульминации.

Время — полночь (традиционный час кульминации событий, стоящих под знаком сил тьмы!). Проникшись к Стивену симпатией и сочувствием, Блум решил следовать за ним (в бордель за полузнакомым юношей, без его ведома и желания? и будучи не сверстником, а почти вдвое старше? и при Блумовой осторожности, когда он утром и на почту боялся зайти? — сюжетная убедительность никогда не стояла у Джойса на первом месте). В публичном доме Беллы Коэн он находит его и Линча. После беседы с девицами они вносят им плату, но вскоре за тем Стивен, пораженный видением умершей матери, ударив своею тросточкой по светильнику, выбегает на улицу; и Блум — вновь за ним. Невдалеке от заведения к Стивену привязываются двое пьяных солдат, бьют его, он падает без сознания. Появившийся Корни Келлехер улаживает конфликт с полицией, но уклоняется от дальнейшей помощи. Блум остается в ночном одиночестве над телом сонно-пьяно-обморочного Стивена.

Реальный план весьма основателен, хотя «Цирцея» — самый ирреальный из эпизодов. Как всегда, налицо прочная реальность места: дублинский квартал веселых домов известен был автору преотлично. Стивена с Блумом он направляет в его средоточие, где гнездились главные заведения, из коих два принадлежали упоминаемой Блумом миссис Мак. Миссис Коэн также имелась и содержала дом по Тайрон-стрит, 82 (у Джойса — 81 в «Цирцее», но 82 — в «Итаке»), хотя в 1904 г. была уже не у дел. Даже девицы Флорри и Китти не без конкретных прототипов. Я также упоминал, что летом 1904 г. у классика была уличная стычка, после которой ему помог пообчиститься и вернуться домой первый из Блумовых прототипов, Альфред Хантер; сходный случай был с ним и в Риме. Завершается страшная месть цюрихским обидчикам-англичанам: фамилии двух последних из них, Карр и Комптон, даны пьяным солдатам. Литературный агент Джойса, Дж. Б.Пинкер (любезно предоставленный ему Уэллсом), также появляется в эпизоде, с заменою лишь патрона: он служит здесь Филипу Бьюфою. Взято из жизни множество событий, историй, реплик, вплетенных в действие; некоторые будут еще отмечены в своем месте.