Ги Мопассан - Избранные произведения в одном томе

Та мука странная, что треплет лихорадкой,

Вливая в жилы яд желанья и любви,

Когда мы по ночам в смятеньи чувств мечтаем

О тихом «да» из уст, пьянящих, как вино,

О шорохе одежд, влекущих скрытым раем,

Об отдающемся безвольном теле… Но

Мы наяву должны ловить в надежде смутной

Миг женской слабости иль прихоти минутной.

Я сухость ощутил в гортани. Жаркий шквал

Потряс меня, и зуб на зуб не попадал.

Как возмущенный раб, пыл яростный почуя,

Я думал с торжеством: «Сейчас ее схвачу я!

Она спокойно ждет, презренье затая,

Но плакать наконец ее заставлю я!»

Насмешница была так дерзостно прекрасна!

О, как я жаждал пить, целуя ей ладонь,

Дыханье этих уст! Как сердце билось страстно!..

И вдруг безумие во мне зажгло огонь,

И я схватил ее. Она не уступала

И вырвалась, но я, нетерпелив и груб,

Гнул тело нервное, пил влагу жарких губ.

Луна торжественно и весело сияла.

Уже я брал ее, исполнен силой злой,

Но снова отражен был ею натиск мой.

И в схватке яростной опять два наших тела

Сплелись перед стеной, что полотном белела.

Вдруг, оглянувшись, мы увидели, что свет

Явил нам зрелище: причудливый и странный,

Метался по стене туманный силуэт

Двух наших теней. Там, в тревоге непрестанной,

Сближаясь, расходясь, они сливались вновь,

Как в фарсе площадном о двух смешных влюбленных

С нелепой мимикой паяцев разъяренных,

Представ пародией на страсть и на любовь.

И в судорогах тень сливалась дико с тенью,

Сближались головы, как два бараньих лба,

Затем, гигантскому подобны привиденью,

Фигуры высились, как два больших столба.

И, размыкая вновь две пары рук огромных,

Две тени, разойдясь, чернели на стене.

Потом — внезапный вихрь, рисунок ласк нескромных, —

И страстный поцелуй дрожал на полотне.

Она, вдруг увидав смешное представленье,

Расхохоталась… Я впился в ее уста.

Я целовал ее… Сбылась моя мечта.

Спасло влюбленного веселое мгновенье —

Не ярость властная, не страсти жгучий пыл…

Пел соловей в кустах. Луна плыла устало,

Но взор ее в саду уже не находил

Двух теней на стене, где лишь одна дрожала.

СОЛНЕЧНЫЙ УДАР

Был праздничен июнь. Вокруг меня сновала

Веселая толпа, беспечна и шумна.

От шума этого был пьян я без вина

И сердце — почему, не знаю — ликовало.

Мне тело разбудил лучей горячих ток,

В глубь сердца моего вливался он упрямо,

Я понял, что во мне он тот восторг зажег,

Что солнце некогда зажгло в груди Адама.

Вот женщина прошла и кинула мне взгляд.

Каким огнем меня, не знаю, опалило,

Проник, не помню я, какой в мой разум яд, —

Но бешенство меня внезапно охватило,

Я броситься хотел и впиться в жаркий рот

И слиться с ней — в бреду, в неистовом желанье!

Глаза застлало мне кроваво-красной тканью,

И жажда дикая гнала меня вперед.

И я схватил ее, призыву страсти внемля,

Согнул и, приподняв ее одним рывком,

К пространствам солнечным, ногой отбросив землю,

Унес я женщину, желанием влеком.

Прильнув лицом к лицу, по небу вместе шли мы,

Пыланье дальних звезд мне брезжило едва,

В объятьях я сжимал ее неудержимо, —

И вдруг я разглядел: она была мертва!

УЖАС

Раз вечером сидел я с книгою в руках.

Вдруг к полночи меня объял внезапный страх.

Пред чем — не знаю сам. Но, ужасом томимый,

Дрожа и трепеща, я понял в этот миг,

Что нечто грозное идет неотвратимо…

Казалось, кто-то здесь неведомый возник

И за плечами встал. Не слышал я ни звука,

Но маской хохота жестокой искажен

Был этот страшный лик. Какая это мука —

Знать, что вот-вот волос моих коснется он,

Что тронуть мне плечо рука его готова,

Что мертвым я паду, его услышав слово!..

И все склонялся он ко мне в ночной тиши,

А я не смел — клянусь спасением души —

Взглянуть туда, назад, вздохнуть, пошевелиться…

Как бурею ночной испуганная птица,

Кружилась мысль моя. Холодный смертный пот

Всю душу леденил и сковывал мне члены.

Один, один лишь звук я слышал неизменно, —

То дробь выстукивал сведенный страхом рот.

И вдруг раздался треск! Не вынеся мученья,

Я на ноги вскочил и вопль издал такой,

Какого не слыхал еще никто живой, —

И навзничь я упал, без сил и без движенья.

ЗАВОЕВАНИЕ

Однажды юноша проворными шагами

По шумным улицам бродил в вечерний час,

Рассеянно скользя бездумными глазами

По юрким девушкам, что смехом кличут нас.

Но вдруг повеяло столь сладким ароматом,

Что оглянулся он. Божественная шла

Там женщина. Стройна, и шея так бела,

Так нежно клонится к ее плечам покатым!

Он — вслед. Зачем? А так! Зачем идут тайком

За стройной ножкою, стучащей каблучком,

За юбкой кружевной, что пляске бедер вторит?

Идут! Инстинкт любви нас гонит и задорит,

Он по чулкам хотел дознаться, кто она.

Изящна ли? Вполне. Что ж ей дано судьбою:

Росла ль на улицах? Воспитана ль семьею?

Доступна и бедна? Богата и скромна?

Но лишь его шаги ее достигли слуха,

Вмиг обернулась. О! Вот прелесть! Разом связь

Меж ними тайная — он чует — родилась;

Пора заговорить; он знает: через ухо

Проложен путь к душе. Но разделила их

Толпа гуляющих как раз на повороте.

Пока он проклинал бездельников пустых,

Пока искал ее, — исчезла. Вы поймете,

Что настоящей он охвачен был тоской,

Что, как бездомный дух, шатался по бульварам,

Что у фонтанов лоб мочил, палимый жаром,

И поздно за полночь приплелся спать домой.

Вы скажете, что в нем все чересчур наивно;

Но если не мечтать, что делать нам порой?

И не прелестно ли под посвист ветровой,

Сев у огня, мечтать о незнакомке дивной?

С минуты этой он неделю счастлив был;

Вокруг него плясал видений рой туманный

И в сердце пробуждал, удваивая пыл,

Мечты сладчайшие, сладчайшие обманы.

Он в выдумках витал нелепейших; все вновь

Он создавал игру великих приключений.

Душа наивная и молодая кровь

Питают сонм надежд безумством измышлений.

В чужие страны он спешил за нею вслед;

Вдвоем они брели равнинами Эллады,

И он спасал ее, как рыцарь из баллады,

От всех опасностей, от всех чудесных бед.

Порой на склоне гор, над пропастью бездонной

Любовной болтовни вилась меж ними нить,

И часто он умел удобный миг словить

И поцелуй сорвать, немедля возвращенный.

Порой, рука в руке, в карете почтовой

Они летели вдаль, склонясь к прозрачной дверце,

Любуясь напролет всю ночь, с мечтою в сердце,

В зеркальной глади вод сверкающей луной.

То видел он ее задумчивой графиней

В окне готическом у балюстрад лепных

Иль буйно мчащейся галопом по равнине