Петер Илемницкий - Избранное

Под утро, когда месяц соскользнул к горизонту, бойцы вскочили на одеревеневшие ноги, затопали, стараясь согреться…

— Подъем! Вперед! — скомандовал командир и показал направление.

Ах, я готов был задушить его в объятиях, расцеловать! Знаете, какое он указал направление? С Хлпавиц вниз, нашим на помощь!

Теперь кончилась и моя служба, которую так бессердечно взвалил на меня Безак. Нечего было опасаться, что немцы нападут на нас с этой стороны — конец тревогам и опасностям! По долине нашей, где до сих пор скрывались партизаны, шли части Красной Армии!

Наступило утро, когда я вместе с ними дошел до верхнего конца нашей деревни. И кого же я вижу? Вот это да! Сам Янко Крайча, самый дисциплинированный телефонист в лесной конторе, и тот на радостях бросил свою трубку и схватился за ружье. Ну, правильно! Пока одни охотились на немцев по горным полянам и лесам, другие блюли в деревне порядок. А это было необходимо: таких передряг испокон века не видала наша деревня.

Правда, как только мы подошли, и эта служба оказалась ненужной. Зачем? Кто мог помешать нам, кто мог указывать нам меру радости? Кто вправе был говорить: вот это можно, а это — нет? Наконец-то пришли к нам те, о которых мы до сих пор только слушали, затаив дыхание, а теперь мы собственными глазами видели их, обнимали собственными руками, своими губами целовали!

— Привет, братья! Добро пожаловать! — И голос срывался от счастья, от волнения, и многие вытирали глаза тылом ладони.

Но тут раздался такой горестный крик, что сердце захолонуло: то тетушка Трчкова пала на колени, и била себя по голове, и причитала:

— Ах, почему вы не пришли раньше! Почему!..

Горе ее было всем известно, но я-то знал больше, чем другие. Напрасно в конце года возносила тетка благодарность богу за то, что он смилостивился над нею, не посетил ее великой печалью. Несчастье, которое было суждено пережить ей, просто опоздало на месяц…

Но что горе тетушки Трчковой против радости всех нас! То, что мы тогда переживали, никогда не приходит без жертв. Я даже склонен верить, что только жертвы и в состоянии подчеркнуть все величие и торжество подобных минут.

В довершение всего появился и наш политический штаб. Они тотчас разыскали советского командира, информировали его о положении — и сразу стали с ним, как свои, давно знакомые люди. Еще бы, Базалик ведь исколесил всю Россию! Или Чабан — член Славянского комитета…

— А мы что говорили? — бахвалились некоторые. Мол, если вернется товарищ Безак, то не иначе как с Красной Армией!..

Валер Урбан почувствовал необходимость придать этому историческому моменту официальный характер. И выждав подходящую минуту, обратился к долгожданным гостям:

— Дорогие товарищи, позвольте мне приветствовать вас от имени Революционного Национального комитета, от имени всех наших жителей… в том числе и тех, что еще там палят по немцам… И прошу вас…

Надо сказать, Валер давно обдумал эту необычайную речь. Сколько раз, лежа в землянке ненастными ночами, представлял он себе этот миг, сколько раз слово за словом нанизывал он на ниточку торжественную речь, которая теперь вдруг так оборвалась… Да и как не оборваться! Мечтания Валера никак не согласовались с действительностью: он-то воображал, что будет митинг, торжественные выступления, школьники прочитают стишки, будут песни, цыганский оркестр…

А тут — все совсем не так: ни речей, ни стишков, ни цыган с их скрипками, только с гор доносится веселая пальба.

— После, товарищ… После! — прервал Валера советский командир. — Сперва надо побить фрицев…

И, не теряя времени, он разделил своих бойцов и разослал нашим на помощь. Услышать бы вам, как разом оживилась стрельба! Какие победные клики донеслись до нас! Ах, теперь уже всякому ясно стало: немцы к нам не пробьются!

Однако никогда не следует забывать народную мудрость: «Не кричи гоп, пока не перескочишь!»

Я недавно упомянул, что после неудавшейся атаки на Бротово немцам пришлось вызвать помощь. Каким образом, спрашиваете? Боже мой! Ведь такая крупная воинская часть располагает всем необходимым. Был у немцев свой штаб, и были там всякие… как их… ну, аппараты, словом. Зная, что в соседнем городе стоит немецкий гарнизон, они и запросили у него подкрепления.

Хорошо, что ребята из бригады, скрывавшиеся в Медведёво, и Лищак расставили дозорных и по направлению к городу! Такая предусмотрительность оказалась не лишней.

Потому что едва только солнышко вскарабкалось повыше, едва наши люди чуть-чуть опамятовались после вчерашнего кровавого воскресенья и страшной ночи, глянул кто-то со склона на дорогу… Черт возьми! Это правда или просто чудится? Там, где дорога сливалась уже со снежной равниной, показалась толпа. И чем дольше вглядывались наши, тем яснее различали, что это не такая толпа, какой люди возвращаются со свадьбы, не процессия богомольцев, которые шагают, как бог на душу положит… Это, сударь, шло войско! Идут стройными рядами, и притом довольно быстро…

— Ох, ребята, честное слово, влипли мы! — воскликнул один из наших часовых. — Коли стиснут деревню с двух сторон, не выдержим!..

— Придержи язык, — осадили его товарищи. — Лучше прикинь, сколько их…

Прикинул — немало выходит: с добрую сотню. Тут-то и екнуло у них сердечко.

— Скорей в деревню! Живо!

Да что! Как бы ни поспешали они — толку мало. В деревне ведь все шло вверх дном! Недостаточно было добежать и передать эту весть, надо было еще вернуть с гор те отряды, которые теснили вчерашних немцев, организовать их, разделить, половину послать на нижний конец, потому что с этой минуты бой у нас открывался на два фронта!

Вот вы говорите: это вопрос организации и командования. Ох, ошибаетесь! Тут в первую очередь был вопрос времени. Потому что, пока наши часовые добежали до ближайших выселок и послали оттуда гонца в деревню, немцы уже вступили на наши земли. Вы видели кадастровую карту, и вам должно быть ясно, что и гонцу и немецким частям предстояло преодолеть примерно одинаковое расстояние.

Что оставалось нашим дозорам? Что было делать милиционерам Лищака? Их было восемь человек, сударь мой!.. Всего-навсего восемь… Оказать сопротивление такой силе? Это было бы просто самоубийством.

— Выселки Крам мы защищать не можем, — сказал отставной капрал, тот самый, который уже раз отличился в деле у лесопилки. — Придется бросить им этот кусок — даст бог, подавятся…

Они послали за помощью и в Медведёво, велели передать, чтоб на подмогу шли все, у кого есть руки, ноги да какое-никакое оружие, да чтоб шли без промедления, если там остался еще кто-нибудь из партизан, наших солдат, милиционеров или хотя бы венгерских перебежчиков. Это было единственное, что они успели сделать, после чего отошли за выселки и залегли за высокой насыпью на перекрестке дорог.