Йордан Йовков - Старопланинские легенды

— Видно их еще, Илия? — спрашивает он, и голос его дрожит.

— Едва-едва… Улетели…

Илия уже не смотрит на небо. Улыбнувшись через силу, он медленно нахлобучивает фуражку и повторяет:

— Улетели…

В лагере стоит галдеж. «На обед стройся!» — кричат дневальные. И роты, построившись, двинулись к деревне. Довольствие выдается у кухонь — их легко распознать среди развалин по густому дыму, который поднимается над ними. Никола и Илия остались в лагере. В дверях одной из землянок появляется какой-то маленький, сухонький, чернявый солдат.

— Пошли, готово! — кричит он.

Никола и Илия направляются к нему, входят в его землянку. Этого солдата зовут Ананий — тоже их земляк, но он ротный трубач и поэтому живет поближе к Буцову. Ананий — человек суетный и тщеславный; он тайно завидует Николе и пытается ему подражать. На днях он нашел в лесу черепаху, а сегодня сварил ее и, чтобы испытать Николу, пригласил его на обед. Отведать такое угощение — настоящий подвиг; у Димитра, например, даже одна мысль об этом вызывает не только отвращение, но и какой-то религиозный ужас. Однако Никола, разгадав коварный умысел Анания, принял приглашение, а вслед за ним и Илия. Ананий даже вина где-то раздобыл.

И в лагере, и в деревне на время наступила какая-то необычная, глубокая тишина: солдаты обедают. Но вскоре нестройными, большими группами они стали возвращаться в лагерь. Погода была все так же прекрасна и тепла, дул южный ветер, ярко светило солнце. Снег таял, оседал, обнажая землю. Поле запестрело белыми и черными, как у зебры, полосами. Такая погода пьянит, как вино. Солдаты громко разговаривают, гогочут, кидаются снежками. Надвигается та пора неуемного веселья и ребячества, когда какое-то безумие охватывает всех, возрастая в небывалой прогрессии.

Вернувшись с обеда, Стоил и Димитр застали Николу и Илию перед землянкой. Те тоже уже отобедали, но вид у обоих подозрительно виноватый, а на лице у Илии болезненное, страдальческое выражение. Оба посмеиваются, лукаво поглядывают на товарищей. По-видимому, готовится какая-то проделка. Никола встает. На вид он равнодушен и серьезен. Руки отведены за спину, он что-то прячет.

— Митко, голубчик! Может, закусишь, а?

Димитр останавливается.

— Это чего? Жабу, что ли? Нешто я нехристь?

— Да ты попробуй! До чего вкусно, ты бы знал! Спроси хоть Илию!

Никола подходит ближе, по-прежнему держа руки за спиной.

— Отстань, не хочу я! — огрызается Димитр, отступая.

Никола внезапно кидается на него и, не сумев схватить, бросается вдогонку. Маленький, юркий Димитр вскоре вырывается далеко вперед, но Никола продолжает преследование, стремительный и грузный, как пушечное ядро. Последним бежит Илия. Димитр, поскользнувшись, роняет фуражку, однако продолжает бежать, не останавливаясь. Вскоре они теряются в толпе солдат, которые стекаются отовсюду, падкие до зрелищ, ищущие повода посмеяться. И вот там уже огромная толпа, смех и шум.

Немного погодя все трое возвращаются, раскрасневшиеся, усталые, запыхавшиеся. Лицо Димитра искажено отвращением и болью. Он то и дело сплевывает, вытирая губы рукавом шинели.

— Ну что? — спрашивает Стоил, который наблюдал за всем происходившим.

— Дурень! — с досадой отвечает Никола. — Вот дурень! Его надо, как теленка, стреножить, чтоб накормить. Все-таки кусочек проглотил. А теперь вот плюется! Голубчик, да ведь это царское блюдо!

— А я не царь, — отвечает Димитр, отплевываясь. — Не царь я и не нехристь какой!.. Ну погоди, еще будет тебе… того… от Буцова!

Стоил смотрит на них, добродушно улыбаясь. Эти взрослые люди превратились в сущих детей. Чувства вражды и дружбы у них быстро сменяют друг друга, как солнце и дождь в мартовский день.

Приходит Ананий, и все, кроме Стоила, садятся за карты. Ставки совсем ничтожные, но долгое время в землянке стоит такой шум, будто идет дележ громадного наследства. Ананий проигрывает, обвиняет Николу в жульничестве, злится и в конце концов уходит. Карты принадлежат ему, и поэтому он покидает землянку с надменно-важным, неприступным видом. Никола раздраженно ворчит ему вслед. «Подумаешь! — доносится из землянки. — Да плевать я хотел на твои карты!» Постепенно голоса становятся тише и наконец смолкают совсем. Немного погодя Стоил заглядывает в землянку: там все спят.

День проходит спокойно. Пушечных выстрелов со стороны позиций не слышно. Даже «Банчов кобель» не подает сегодня голоса. К вечеру, когда солнце село и небо на западе стало багровым, в середине лагеря послышались звуки кавала. Танцевали хоро. Солдаты стекались туда со всего лагеря. И земляки наши медленно, вразвалочку тоже отправились туда — шинели внакидку, потому что было еще тепло. Им хотелось посмотреть, поразвлечься.

В середине большого круга играли двое музыкантов: один — на кавале, другой — на годулке. Среди танцующих были солдаты из всех рот. Был тут и Ананий. Он и здесь лез из кожи вон, чтоб отличиться, но из этого ничего не выходило. Никола поглядел на хоро, поглядел на Анания, презрительно усмехнулся. Потом, скинув с плеч шинель, передал ее Илии, надвинул покрепче фуражку и, с места взяв такт, легко и плавно подбежал и встал во главе хоро. Его появление сразу было замечено, всем стало ясно, что близится что-то необычное и интересное. Круг зрителей сузился, все подошли поближе, чтобы лучше видеть. Никола танцевал легко и красиво. Музыканты неотступно следовали за ним, ему подчинилось все хоро. Он то притопывает отрывисто и точно, в такт мелодии, пригнувшись и глядя под ноги, будто отмеривая каждый свой шаг, то вдруг легко выпрямляется и порывисто несется в обратную сторону, и все хоро послушной волной устремляется за ним. Выпятив колесом грудь, откинув голову назад, Никола свысока гордо поглядывает на всех, разрумянувшийся, пышущий здоровьем, ладный и красивый. Рассыпается ли он мелкой дробью на месте, положив одну руку на пояс, либо стремительно и плавно мчится вперед, высоко над головой размахивая фуражкой, — в каждом его движении мужественная, уверенная и суровая грация. Ананий еще держится, и видно, как он не щадит своих сил.

Стоил, Илия и Димитр любуются тем, как танцует Никола. В эту минуту они гордятся им.

— Кто этот малый, что ведет хоро? — спрашивает у Димитра незнакомый солдат. У него длинные, провисшие книзу желтые усы, он курит трубку, которую то и дело, не вынимая изо рта, уминает большим пальцем. — Кто этот бородатый, а?

Димитр не торопится с ответом.

— Земляк наш… Из Брешляна.

Димитр произносит это сдержанно, но в голосе его явно слышится вопрос: «Что ты на это скажешь?»

— Из Брешляна, говоришь? Смотри-ка! А мне заливал, что из русских казаков… Ну и танцует парень!.. Молодчина!