Йордан Йовков - Старопланинские легенды

— Ну, Нешу-то ей, положим, не заколдовать, — покровительственным тоном отзывается Стоил. — Нешу вокруг пальца не обведешь. Она знаешь какая?

— Знаю… Неужто не знаю!

Никола на мгновение умолкает, неподвижно уставившись в одну точку, затем вдруг начинает смеяться.

— Ух! — с восторгом восклицает он. — Неша сама колдунья почище вашей попадьи! Собирались ее сговорить за Нако; прошел слух, что задумала она топиться и отец будто у самой плотины ее настиг. Как же! Как же, станет такая топиться. А разыграла все, как по нотам: перепугался старик и оставил ее в покое.

— Ну вот, видишь? Неша пойдет за того, кого сама выбрала.

Пристально глядя на Делчо, Стоил кладет ему на плечо свою большую, тяжелую руку. Илия все это время молчит. Он лежит, опершись на руку, спрятавшись за спиной у Николы, и смотрит в землю. В деревне он был одним из незадачливых соперников Делчо. Никола многое бы мог о том порассказать; время от времени он поглядывает на Илию, чтоб попугать его, но выдавать — не выдает. Тем не менее Илия чувствует себя неловко. Никола понимает это и, чтобы выручить товарища, пытается перевести разговор на другое.

— Знаю я эту Нешу, — начинает он. — Еще б не знать! Я ведь чуть ли не каждый день бывал на мельнице. От лесу — два шага!

Он покачивает головой, словно дивясь чему-то, прищелкивает языком и усмехается.

— Дьявол — не девка! — продолжает он. — Поверишь ли, даже меня обвести сумела. Прихожу я, значит, к ним как-то вечерком. Она такая веселая, шустрая и все хлопочет что-то. Лицом белая, а глаза — точно спелые сливы. «Добро пожаловать, дядя Никола! Присаживайся, дядя Никола!» Ну, сел я, поболтали со стариком о том о сем. Собрался уходить. Да нет, куда там! «Сиди, — Неша-то говорит, — сейчас кофе сварю, да и сливовица найдется». А сама улыбается. Ну, сижу я. Сижу час, два, а то и три. В хорошей компании время летит — не заметишь! В конце концов возвращаюсь к себе в лес — и что же я вижу? Под корень, под самый корень порублено! Самые отборные саженцы! Я их как детей малых холил. Знать, сердца не было у того, кто на них руку поднял, — ведь это все одно что человека убить. Поди-ка, лови его теперь! «Ах, Неша, Неша! — говорю про себя. — Не иначе, зельем каким ты меня опоила, девка, зельем!»

— Да Неша-то тут при чем? — спрашивает Делчо.

— Как при чем? Ведь я понял, да только поздно. Это черный дьявол, Ананий… Он ведь ей родня? Вот они с ним и сговорились: пока она меня на мельнице обхаживала, он лес воровал.

История эта всем известна, Никола рассказывает ее уж в который раз, тем не менее она всех развеселила. Илия уже не прячется больше. Он встал, хохоча громче всех.

— А сливовица ничего была? — спрашивает он. — С зельем-то?

Даже Димитр — и тот, хоть с опаской, тоже посмеивается над Николой, который сам поставил себя в смешное и глупое положение, но, польщенный успехом своего рассказа, терпеливо перекосит все насмешки.

Однако вскоре шутки и смех прекращаются; с лиц еще не сбежали улыбки, но все молчат, задумчиво глядя перед собой. Так проходит несколько минут. Вдруг Никола, встрепенувшись, поднимается и насмешливо оглядывает остальных…

— Эхма! — говорит он. — Чего приуныли?.. Все вы сейчас в Брешляне, я знаю. И ты тоже там, голубчик! — обращается он к Делчо.

Делчо поднимает глаза и смотрит на Николу, смущенно и виновато улыбаясь.

— Эх, бедняга! — говорит Никола. — В глазах она у него стоит, эта Неша. Во-он она, вся, как есть, у него в глазах. Ах, бедняга ты, бедняга!

— А ты на что себе такую бородищу отпустил? — невпопад спрашивает окончательно растерявшийся и сконфуженный Делчо.

— Ну, то совсем другое дело. На что? На страх врагам, голубчик, на страх врагам! Вам, артиллеристам, хорошо! Укрылся за холмик — и знай пали себе издаля, то ли придется увидеть турка, то ли нет. А мы — другое дело: вот так — лицом к лицу! Коли не пронзишь его взглядом да не грозен с виду, турок с тобой в два счета управится. Вот так-то. А теперь пойдем побродим.

— Куда? — спрашивает Стоил.

— На волю. Наверх пошли, к окопам. Прислушайтесь-ка! Что-то сегодня «Банчов кобель» уж больно разлаялся. Не к добру это.

Он снова взглядывает на Делчо и ухмыляется:

— Вот так-то, голубчик! Лицом к лицу!

Никола выходит из землянки. За ним поднимаются Димитр и Илия. Димитр останавливается в дверях, оборачивается. Он уже давно собирался что-то сказать.

— Никола верно говорит, — начинает он. — Того… При Кайпе как бешеные рубились. Как говорится, того… В волосы друг дружке вцеплялись…

Снаружи раздается взрыв смеха.

— Вот там-то Митко башку и общипали! — подает голос Никола, хохоча во все горло.

Они уходят. Сквозь заливистый смех Илии доносится зычный, густой бас Николы.

— Голубчик! — зовет он. — Митко! Пошли с нами! Хватит тебе там брехать!

Димитр слушает, потупив глаза в землю, обиженный, посрамленный. Бесчисленные морщины на его лице выражают глубокое, неподдельное страдание, вся его жалкая, беспомощная фигура кажется еще невзрачнее. Это один из тех редких случаев, когда Димитр чувствует себя униженным, до боли уязвленным насмешками Николы. В нерешительности стоит он в дверях землянки, не зная, идти ему или остаться.

— Ступай с ними, — мягко и сочувственно говорит Стоил. — Ступай. И мы с Делчо немного погодя придем.

Димитр выходит. Делчо, который ровно ничего не заметил, продолжает хранить молчание.

— Ты Николе не верь, — говорит Стоил. — Что с него взять, такой уж он человек.

— Да кто ему верит? Я и без него все знаю.

— Письмо, что ли, получил?

— Получил. Постой, чуть не забыл… — говорит Делчо. — Смотри-ка, чуть не забыл… — повторяет он, роясь в карманах.

— А насчет Неши пишут? — спрашивает Стоил.

— И насчет нее. Нет, нету! — говорит Делчо, прекращая поиски. — То ли потерял, то ли в палатке оставил. Но я все наизусть помню. Все живы-здоровы — и тетя, и детки. Пашню, что в лесу у хижины, пшеницей засеяли. А еще… Про что там еще было? Ах да! — вдруг спохватывается Делчо, улыбаясь. — Малыш-то, Христо, говорить начал. Лопочет уже!

— Подумать только! — удивляется Стоил. — Лопочет! Да хотя ему уже годик есть. Забавный, верно, стал!

Христо у него самый младшенький. И сейчас Стоил как будто видит перед собой сынишку, улыбается, а у самого на глаза наворачиваются слезы.

— Пишешь им? — спрашивает Делчо.

— Пишу. Даже очень часто. Но коли и ты писать надумаешь — от меня поклон. И Неше кланяйся. Напиши, что побывал у меня. Хм… лопочет уже… — произносит как бы про себя Стоил и улыбается.

— Не знаю, может, напишу, может, нет. Слыхать, мир ведь будет. Может, скоро снимемся с позиций. — И, помолчав, добавляет: — По мне все едино. Что тут служба, что там. Хоть и уйдем отсюда, нас из армии не уволят, срок не вышел. А мне и тут хорошо.