Фернандо Алегрия - Призовая лошадь

— В этом заезде все лошади имеют равные шансы. Стало быть, надо ставить на Лонгдена.

— Ну, а если Лонгден сядет на старую клячу? — спрашивал я в таких случаях.

— Никогда он ничего подобного не сделает. Этого не может быть. Не таковский он жокей. Черта с два!

И маэстро ставил на Лонгдена. Лонгден приходил последним. Куате проигрывался в пух и прах. Карманы его были пусты. Как назло, следующий заезд Лонгден выигрывал.

— Вот собака, всегда так! Он, видно, хочет раздеть меня догола!

Сколько лет Куате? Черты его лица мелки и незначительны; тело — двенадцатилетнего ребенка; он мог бы, не нагибаясь, пройти под брюхом лошади. Когда же Куате появляется аккуратно причесанным, то вполне может сойти за справного юношу: стройный, хотя и миниатюрный, а в темном костюме почти элегантный. Особенно в сумерках. В большинстве случаев, однако, он ходит небритым, с двухдневной щетиной, глазищи бычьи, зубы и пальцы в желтых пятнах никотина, вечно дрожит от холода. Или от голода? Я слыхал, что у Куате часто нет денег даже на еду. Когда Лонгден снисходит к нему и делает его победителем, Куате шикует: он покупает бутылку дешевого виски и отправляется кутить с приятелями. Штаны, протертые до блеска на заду и на коленях, и всегда растерзанный ворот рубашки — отличительный признак его костюма, почти мерило элегантности круга Куате.

Идальго, мой земляк, — великая тайна ипподрома. Он единственный на несколько миль вокруг, который никогда не играет, хотя и провел почти всю свою жизнь среди скаковых лошадей. Он, который вполне мог бы стать моим крестным отцом на калифорнийских скачках, ни разу не заговаривал со мной на этот счет и только приглядывался ко мне, когда вдруг открыл, что я превратился в последователя Ковбоя. Однажды, между двумя заездами, он сказал:

— Дурачок! Ты только понапрасну растрачиваешь молодость и деньги.

— Глубокое наблюдение, братец; заметь только, что я не растрачиваю, а произвожу.

— Согласен, приятель. Теперь ты выигрываешь, но фортуна может повернуться к тебе задом.

— Если она постоит так хоть пару месяцев, я и тому буду рад.

— А зачем тебе деньги?

— Подкоплю и пущу в дело.

— Не смеши! Знаешь, я тоже не вчера родился. Эти деньги уходят, как и приходят. Хочешь, скажу тебе? На скачках игроки вроде тебя всегда оказываются в проигрыше; всерьез выигрывают только владельцы лошадей, некоторые тренеры, некоторые жокеи и некоторые судьи. Словом, те, кто имеет прямое отношение к ипподрому. В этом все дело. Только они. Поверь мне, я вырос в их среде.

— Верю.

— Я видел несчастных, которые проигрывали все, до нательной рубашки включительно. Ты и представить себе не можешь, что это за зараза! Самое главное — вовремя выбраться из этого болота. Займись чем-нибудь другим или возвращайся в Чили. Я, например, думаю вернуться.

— Знаю, там тебя ждет смугляночка и рыбный промысел.

— Как бы там ни было, но у меня собрано около восьмисот долларов и оплачен обратный проезд.

— Чего не знал, того не знал! Но зачем было покупать билет заранее?

— Я приехал по контракту, и от контракта у меня остался обратный билет. Как ты думаешь, откуда берут деньги эти петухи, что тут играют? Погляди на Ковбоя. Я его знаю уже много лет. Он в долгу как в шелку. Спускает на игру все до последнего гроша, а ест только потому, что ему выпало счастье работать на кухне. Или возьми других: они и того не имеют. Это призраки, а не люди. Едят от случая к случаю, полощут кишки дерьмовым пойлом, и это еще полбеды: среди них полно курильщиков марихуаны и морфинистов. Подумай об этом! Ведь вне ипподрома почти никто из этих несчастных не смог бы сказать про себя, даже кто он такой!

Идальго глядел на меня юркими глазками, тщетно подыскивая убедительные доводы. Но поскольку они явно не действовали, он решил изменить тактику и принялся меня искушать, то ли для того, чтобы наставить на путь истинный, то ли желая компенсировать неудачу евангельских своих проповедей, наталкивавшихся на мое полнейшее равнодушие.

— Приходи завтра ко мне в конюшни Мольтера до начала первого заезда. Я дам тебе совет, который может тебя заинтересовать.

— Укажешь лошадь?

— Нет.

На следующий день я был у него и впервые приобщился к внутреннему миру «Танфорана». Конюшни здесь весьма скромные: нескончаемая цепь бараков и навесов, разделенных легкими перегородками и оборудованных необходимыми подсобными помещениями для хранения положенного всякой конюшне имущества. Проезды, вьющиеся бесконечным лабиринтом, достаточно широкие даже для автомашин. В то время там содержалось около восьмисот лошадей. Лучшие из этих конюшен тщательно устроены и походят на образцовые коммерческие предприятия, где техника и североамериканская система массового производства представлены во всем блеске. Такой была конюшня Мольтера. Целая армия служащих, прислуги, конюхов, учеников, объездчиков лошадей, жокеев, ветеринаров работает как слаженный механизм. Лошади принадлежат разным хозяевам; среди них есть и миллионеры, и спортсмены из высшего общества, коммерсанты, промышленники, вплоть до мелкого авантюриста, случаем нажившего неверное состояние и возмечтавшего въехать на верхнюю социальную ступеньку верхом на лошади. За четыреста — пятьсот долларов в месяц они содержат своих любимцев в холе и поистине аристократической неге. Изредка наезжают владельцы; коней выводят служители в ливреях, зрелище ослепительное, восторженно-завистливые взгляды, и лошади снова отдыхают в ожидании ближайшего благоприятного случая. Порой бывает, что любимцы-чемпионы конюшни становятся чемпионами и на скаковом кругу.

Идальго пользуется в конюшне хорошей репутацией. Говори он прилично по-английски и обладай более представительной внешностью, он наверняка был бы тренером, потому что знает все необходимое для этой должности. Но поскольку по-английски он почти не говорит и выглядит гномом из сказки о Белоснежке, его используют как простого конюха. Он купает лошадей, чистит их, прогуливает, кормит, занимается мелким лечением и, наконец, в день состязаний отводит лошадей в паддок. Иногда к нему обращаются тренеры за советом, как, например, заставить такую-то лошадь прибавить в скорости или отучить такую-то сбивать в галопе ноги. На ломаном английском Идальго высказывает свое мнение, и обычно совет его оказывается дельным. Иногда он сам садится на лошадь и проводит утреннюю выездку. Но это не так часто. В конюшне укрепилось мнение, что рука у Идальго грубая и что он не делает различия между выездкой и состязанием: он обращается с лошадьми с такой суровой требовательностью, что не оставляет у них сил на самые состязания и выпускает на скачки перетренированными.