Фернандо Алегрия - Призовая лошадь

— Это не я сказал про «Бурлеск». Это моя жена. Но я тоже хожу туда с удовольствием, — сказал Веласкес. — А вы кем там работаете? Что-то я вас не видел.

— Ну, в той одежде, в которой они там работают, и собственную мать не узнаешь, — проворчал один из жокеев. — О том, что они там делают, лучше помолчим.

— Не будь хамом, малыш! Я работаю в «Барбэри Кост», а они в «Президенте».

— В «Президенте»? Не может быть! Вы слышали? Они работают в «Президенте»!

— А это не вы раздеваетесь под гавайскую музыку?

— Заткнись, парень, не будь кретином. Разве ты не видишь, что я креолка? Раздеваюсь только под мамбо.

— И аккомпанирую ей только я! — крикнул жокей, швырнув стакан на пол. — Советую думать прежде, чем что-то говорить и делать. Особенно прежде чем делать.

— Не имею ни малейшего желания! Я всегда могу сыграть мамбо вот этой моей подруге! — воскликнул Веласкес, показывая, на жену.

Мое внимание привлекла одна из великанш, что пришла с жокеями: в то время как подруга ее вела беседу с Веласкесом, она всецело занялась своим спутником, она гладила его, наматывала его волосы на свой белый мягкий палец, нашептывала что-то в его маленькое, как морская раковинка, ушко, целовала в затылок, прижималась к его лицу упругой грудью. Меня восхищала ее преданность и самоотвержение. Мне нравилась та бесконечная нежность, с которой она обнимала за талию своего жокейчика, гладила его живот и ноги. Ее блондинистые волосы цвета старинной бронзы рассыпались по груди жокея, прикрывая ее, словно крылья. Ей было решительно наплевать на присутствующих. Если она и замечала гостей, то только для того, чтобы взглянуть на них с усмешкой и ироническим превосходством. Мерседес, сидевшая рядом со мной, заметила мой интерес, встала и подошла к влюбленной парочке с какими-то вопросами. С ее стороны это было немножко эгоистично, зло и походило на маленькую месть. Мерседес уселась на пол в ногах у парочки, намеренно сделав так, что юбка ее задралась выше колен. Это трио образовало весьма соблазнительную картину. Блондинка не прекращала своих заигрываний с жокеем, отвечая Мерседес неприветливыми улыбками.

Кто-то предложил, чтобы девицы из «Бурлеска» показали свое искусство. Поднялись две: одна испанского вида и влюбленная блондинка.

Синеватый свет пятнал фигуры девиц, струился по их плотным ногам и массивным грудям. Мерседес снова подсела ко мне. Она была не в духе и, чтобы меня позлить и заставить поревновать, принялась переглядываться с пялившимися на нее мужчинами. В комнате стало совсем тесно из-за двух великанш, которые в такт танцевальным движениям стали раздеваться, швыряя части своего туалета в гостей, под их животные вскрики. Теснота, опасная близость зрителей, частые столкновения друг с другом, вызывавшие хамское хихиканье, — все это, казалось, побудило танцовщиц внести поправки в свои привычные номера, от которых публика пришла в неистовство. Смуглая, стоя в углу без юбки, в одних черных чулках и белом эластичном поясе, с грудями наружу и с гривой спадающих на лицо волос, стала сладострастно извиваться всем своим мощным телом, как бы имитируя высшее наслаждение. Не отставала от нее и блондинка. Но, в отличие от подруги, блондинка решила разыграть комедию стыдливости, что в создавшейся атмосфере подействовало на гостей подобно электрическому току. Высокая, дородная и белокожая, она повернулась к нам спиной и принялась едва заметно вибрировать мускулами и округлостями, изображая всем своим существом наивность и неиспорченность.

В этот кульминационный момент внимание отвлекла демоническая группка: в противоположном углу жокей, приятель блондинки, смуглый изящный мужчина, возлежал на коленях Чарли, миниатюрного пирожника, который нежил его, как ребенка, а сидевший рядом на полу мистер Гамбургер в невероятном возбуждении впился в них сладострастными глазами. Они казались двумя карликами, двумя зачарованными подростками. Их руки переплелись: смуглые, узловатые — жокея и белые, волосатые — поваренка. Что нашептывал Чарли на ухо жокею? Я не мог ни слышать, ни даже вообразить. Я видел только круглую его мордашку, кокетливые голубые глазки, тонкий рот, то приближающийся, то удаляющийся от дружка, а жокей в это время неопределенно улыбался и не отрывал взгляда от своей блондинистой подруги, которая продолжала сладострастные движения, почти запрокинувшись спиной на пол. Вдруг, словно откликаясь на тайный призыв своего спутника, она обернулась и посмотрела в его сторону. Жокей спрыгнул с колен Чарли и нечаянно угодил ногой в лицо мистера Гамбургера. Но было поздно. Блондинка все видела и, не обращая внимания на собственную наготу, с грубыми проклятиями накинулась как тигрица на обоих карликов. Она упала на них всей своей внушительной массой, повалила на пол и начала избивать, кусать, царапать и поносить последними словами. Никто не вмешивался. Наоборот, пьяные гости обступили злополучное трио, чтобы полюбоваться животной расправой. Мерседес вцепилась в мою руку. Ей было интересно и страшно. В разгар свалки за окно выпал проигрыватель. И тогда же, силясь разнять борющихся, я обнаружил Куате, лежащего на обеденном столе словно распятие, без кровинки в лице, вдребезги пьяного.

Безобразие кончилось на рассвете. Пол был устлан телами — следы вчерашней бойни. На кухне, за столом, пили черный кофе блондинка и ее жокей. Густой неподвижной пеленой висел табачный дым. Из окна, выходящего на улицу Тэйлора, доносился неясный грохот трамваев и шуршание автомобилей. Временами завывала портовая сирена, приглушаемая туманом и дождем. Мы с блондинкой быстро нашли духовную близость и принялись весело болтать. Мерседес больше не сердилась. Жокей послушно терпел ласки своей подруги, которая не переставала одновременно при этом тараторить, порой впадая в тон мамбо, порой в высоко элегический. Занятная женщина, сумасшедшая немножко, но незаурядная! Руки ее были несравненной красоты, странно контрастирующие с потасканным лицом, с темными кругами под глазами, морщинками, забитыми пылью, и могутностью округлых плеч. Мне нравилось смотреть на нее, склоненную над крохотным жокеем — если бы они стали рядом, то он едва бы достигал ей до пупа, — всю такую белую, такую нежную.

Среди танцовщиц «Бурлеска» попадаются любопытные экземпляры: известен, например, случай с цыганкой Розой, детективные романы которой ни в чем не уступят самым запутанным и ужасным фантазиям мастеров этого жанра. А деревянные скульптуры Мелиты Вислозадой? Эти танцовщицы — как, впрочем, и некоторые другие — начали с выступлений на эстрадных подмостках, но затем сумели реализовать настоящее свое призвание, долгое время находившееся под спудом. Блондинка, не равняясь с ними ни в талантах, ни в репутации, обладала тем не менее одной особенностью, которая отличала ее от подружек по ремеслу и благодаря которой на афишах Сан-Франциско, Лос-Анджелеса, Окленда и Сиэттла ее номера подавались как исключительные.