Стефан Цвейг - Том 10: Стихотворения; Исторические миниатюры; Публицистика; Кристина Хофленер: Роман из литературного наследия

* * *

Он не верил ни в победу, ни в успех, он не верил никаким догмам, никакой философии и все же в глубине своей души был верующим человеком. Он был идеалистом без иллюзий, романтиком, защищающимся от всего непонятного, неясного, — в этом его величие и его трагедия. Столкнувшись с каким-нибудь духовным построением, философ препарировал новый материал, стремление к истине заставляло Ренана разбираться в мельчайших его подробностях, и при этом ученого ничто не мучило так, как это вечное нахождение его вне изучаемой веры. Всегда он отбивался от любой из них, тогда как чувства его стремились привязаться к каждой. Всегда он оставался вне каждой религии, всем близкий, все любя, хотя и прекрасно видел и понимал их слабые места, их недолговечность. Поэтому его идеал никогда не принимал застывшей формы, его вера никогда не была каким-то законченным образом: всю жизнь он находился в храме неизвестного Бога.

Правда, мир считал его антихристом религиозности, Blasphémateur Еuropéen [61] Европейским богохульником (фр.). , как в одной энциклике заклеймил его папа Пий [62] Здесь, вероятно, имеется в виду энциклика (обращение римского папы) христиан «С какой добросовестностью» (1864). — Примеч. пер. .В зависимости от своих взглядов критики уже за «Жизнь Иисуса» прославляли или презирали Ренана как человека, разрушающего идею непогрешимости Евангелия. Ничто не было более обидно Ренану, чем такое непонимание его работы.

В своей книге он хотел показать Иисуса не Богом, а самым человечным человеком, как художник, он хотел создать книгу, в которой было бы выражено высочайшее преклонение перед земным бытием Иисуса, и ничто не было ему более далеким, чем пренебрежительное обсуждение христианской идеи, которой он был бесконечно благодарен. С ужасом видел он, как его любимое произведение становится пращой в руках воинствующих вольнодумцев, и отказался от парламентского мандата, предложенного ему из политической благодарности внезапно появившимися друзьями.

От восторженных манифестаций студентов, от шумихи, сопровождавшей политическую популярность, которой он никогда не искал, бежал он в Малую Азию [63] В 1860 г. Ренан возглавил археологическую экспедицию в Финикию. — Примеч. пер. , чтобы в тиши завершить историю апостолов. Ибо, давно отпав от веры, он все же любил своего великого противника, понуждавшего его враждовать со своей совестью ученого, любил в глубине души несравненно больше, чем устремившихся к нему со всех сторон своих шумных сторонников. En realité peu de personnes ont le droit de ne pas croire an christianisme [64] В действительности лишь немногие имеют право не верить в христианство (фр.). — такими словами он отклонял всякие попытки легкомысленного материализма использовать его в качестве тарана для разрушения устоев церкви.

Шесть лет отчаянно боролся он с собой, чтобы, как однажды меланхолически сказал, понять прекрасно известное с самого начала Гаврошу, парижскому уличному мальчишке, а именно, что для того, чтобы получить возможность свободно думать в смысле несравненно более глубоком, чем позволяет это себе резонерствующее вольно-думствование, необходимо прежде всего задушить в себе чудовищную веру. Конечно, ни Библия, ни церковь святынями более для него не были, хотя он и любил их. На протяжении всей его жизни святой для него осталась борьба, которую он вел ради того, чтобы эта присущая ему любовь была свободной: он не желал выставлять ее напоказ, видеть ее запачканной политикой: «Naphtoule elohim niphtalti» — эти слова из Библии он гордо записал в своей памяти. Они были девизом его жизни: «Я боролся с Богом».

* * *

Произведения Ренана о вере и неверии относятся к потрясающим документам мировой истории духа. С юношеских лет он готовился стать священником: родился в Третье, старом монастырском городке, после ранней смерти отца-моряка перешел из городской школы в богословский интернат Исси, а из него вскоре, благодаря исключительным способностям, — в семинарию для священников Сен-Сульпис. Он находит здесь благожелательных учителей, больших ученых, под одеждой священнослужителей сохранивших познания и моральные силы невзыскательности, которые пробудили в нем страстное желание стать богословом.

Дни и ночи, не выходя на улицы Парижа, словно опасное море, окружающие древнее здание семинарии и тихий монастырский сад, занимается юноша, с присущим бретонцу упорством стремящийся к своей цели лобастый силач. Все хочет он знать, все изучить, и вот уже его учителя, знаменитые ученые, даже Ля Ир, крупный семитолог, не могут ему больше ничего дать: ему разрешают слушать курс в Коллеж де Франс в Шантмере.

С изумлением смотрят благочестивые учителя на этого молодого человека, сила веры которого радует их, рвение к наукам — приводит в восторг, лишь один среди них однажды в серьезной беседе с пылким учеником предостерегает его от опасности такой перегрузки. Только один педагог из многих понимает, что фанатизм, стремящийся проникнуть в сердце церкви, в сокровенную сущность веры, ведет к ереси.

Уже много лет Ренан выделяется своим знанием латинского и греческого языков. Теперь, чтобы проникнуть в глубины Священного писания, он изучает древнееврейский и все другие семитские языки, сирийский, арабский; для того чтобы фундаментально ознакомиться с трудами, комментирующими, толкующими Библию, он изучает немецкий. Каждый из этих языков дает ему бесконечно много: древнееврейский показывает величие иудейского духа, его поэтическое прошлое, немецкий учит фанатичному преклонению перед немецкой наукой. Это прежде всего относится к Гердеру [65] Гердер Иоганн Готфрид (1744—1803) — немецкий философ, один из идеологов Просвещения, с 1775 г. — глава протестантской церкви в Веймаре. — Примеч. пер. , который своими глубокими идеями, творчески связывающими бесконечные временные пространства, открывает ему новый мир, в швабских теологах [66] Здесь имеются в виду Бенгель (1687—1732) иЭтингер (1702—1788) — оба склонные к апокалиптическим фантазиям. — Примеч. пер. он видит смелое подтверждение своим мыслям, в филологах — непревзойденную основательность. Впервые в стенах, ограждающих его от мира, он чувствует живой, современный дух, прогресс наук.

Однако именно это соприкосновение с современным духом, непроизвольное «заражение» немецким протестантизмом подтачивает фундамент его религиозного и духовного мира. И вот, знакомый со всеми аргументами, сильный в древних языках, воспринимавший с раннего детства Священное писание как откровение Божие, он вдруг своим обостренным филологически взором обнаруживает в Библии множество ошибок, небрежностей, компиляций, позднейших вставок.