Борис Виан - Сердцедёр

Жакмор не сразу нашелся, что ответить. Об этой стороне вопроса он как-то не задумывался. И неуверенно пробормотал:

— Насчет этого не знаю...

— Ведь святая женщина, — продолжал кюре, — а не посещает мессу. Попробуйте-ка объяснить сей феномен.

— Увы, объяснить невозможно. Впрочем, согласитесь, между этими вещами нет никакой связи. Вот вам и объяснение.

— Да, верно, абсолютно с вами согласен.

Они замолчали.

— Ну так я пойду, — проговорил Жакмор.

— Да-да, — отозвался кюре, — вы сейчас пойдете.

— Тогда я пошел, — сказал Жакмор. Он попрощался и ушел.

Небо, словно плиткой, было обложено желтоватыми, сомнительного вида облаками. Холодало. Издалека доносилась песня моря, но тональность ее казалась весьма неприятной. Предгрозовые сумерки опустились на сад. В результате последней переделки в нем больше не было земли; лишь в некоторых местах из пустоты вылезали жалкие верхушки кустарников, уцелевших после бойни деревьев. И еще сохранилась дорожка, разделяющая надвое пустоту.

Облака неслышно приближались друг к другу, и при каждом столкновении раздавалось глухое ворчание, а пространство прорезал яркий золотистый отсвет. Создавалось впечатление, будто небо нависло над утесом. Немного спустя оно изменило свой облик, превратившись в грязновато-серый тяжелый ковер, и тогда вдруг обрушилась гробовая тишина. И в глубине этой тишины родился легкий ветерок; сначала он дул еле-еле и нежно обвевал карнизы и печные трубы, но потом натянул свои паруса, пожестчал, из каждого камешка стал выбивать резкий пронзительный звон, пригибая к земле беспокойные головки цветов, и принялся гнать перед собой первые тонкие лезвия дождя. Тут небо внезапно треснуло, как старый фарфор, и начался град; горькие градины громко взрывались на черепичных крышах, рассыпаясь в тончайшую кристаллическую пыль; мгновение — и дом окончательно пропал, скрытый завесой водяной пыли. Град яростно атаковал аллею, и при каждом точном попадании на этом месте вспыхивали разноцветные искорки.

Все новые порывы ветра вспенивали море, и оно стало подниматься, как вскипающее черноватое молоко.

Когда прошло первое потрясение от начавшейся грозы, Клементина тут же вспомнила о детях. К счастью, они как раз играли в своей комнате, и ей очень быстро удалось собрать всех в большой гостиной на первом этаже. На дворе стояла самая настоящая ночь, и густой туман, омывавший окна, переливался под падавшим на него светом.

А стоило им оказаться в этот момент на улице, — думала Клементина, — как их бы непременно побило градом, раздавило этими черными брильянтовыми яйцами, задушило этой всепроникающей сухой пылью, которая моментально заполнила бы им легкие. Так существует ли надежная защита? Может, крыша? Крыша над садом? Хотя, к чему она, когда есть дом, ведь он прочнее любой надстроенной крыши — да, но разве сам дом не может рухнуть? — а если град будет продолжаться часы — дни и недели — вдруг под тяжестью осевшей на крыше мертвой пыли обвалятся потолочные балки? Нет, вот что, нужно построить комнату из стали, неприступную, как бункер, идеальное убежище — их необходимо поместить в несгораемый сейф, в каких хранят бесценные сокровища, им нужны шкатулки неимоверной прочности, неподвластные разрушению и надежные, как скелет Времени; и строительство начать как можно скорее, прямо здесь, в доме, — да, да, завтра и приступим. Она посмотрела на детей, не обращавших на грозу никакого внимания; они тихо и мирно играли. Да, а где Жакмор? Хочется обсудить с ним, как лучше сделать.

Она позвала служанку.

— Где Жакмор?

— Наверное, в своей комнате, — ответила Беложо.

— Извольте сходить за ним.

От мощного гула бушующего моря закладывало уши. Град по-прежнему колотил изо всей мочи. Через несколько минут в комнату вошел Жакмор.

— Знаете, — обратилась к нему Клементина, — мне кажется, я пришла к окончательному решению вопроса.

И она поведала ему о своих мучительных размышлениях.

— Таким образом, — заключила она, — никакой опасности больше не будет. Но я вынуждена попросить вас еще раз помочь мне.

— Я завтра иду в деревню, — сказал Жакмор, — и по пути предупрежу кузнеца.

— Но только пусть приходит как можно скорее, — добавила она, — мне станет гораздо спокойнее. Я всегда знала, что придет время, и я найду способ защитить их от всякого зла.

— Возможно, вы и правы, — ответил Жакмор, — не знаю. Но это потребует от вас ежеминутного преданного служения.

— Служить тому, кого точно не потеряешь, совсем нетрудно, — возразила она.

— И двигаться они почти не смогут, — сказал Жакмор.

— А я и не считаю, что им так уж полезно двигаться, — заметила Клементина. — Они ведь у меня очень слабенькие, такие хрупкие дети.

И она вздохнула.

— Никогда еще я не чувствовала себя так близко к цели. Восхитительное ощущение. Просто голова кружится.

— Ну теперь вы сможете отдохнуть, хотя бы в некотором смысле, — предположил Жакмор.

— Что вы, вряд ли. Я так их люблю и уже не надеюсь на отдых для себя.

— Конечно, если у вас хватит мужества нести и дальше эту тяжелейшую ношу...

— О, да это просто пустяки по сравнению с тем, что мне пришлось пережить! — ответила Клементина.

Сквозь дыры в живой изгороди виднелась ленивая скотина, мирно щиплющая едва проклюнувшуюся травку. На сухой пустынной дороге не осталось и следа вчерашнего града. Ветер шевелил кусты, чьи кружевные тени подрагивали на солнце. Жакмор внимательно приглядывался ко всему вокруг, ко всем этим пейзажам, которых он больше никогда не увидит — наступил день занять место, уготованное ему судьбой.

Если бы я не оказался на той дороге, — думал он, — 28 августа. А теперь месяцы стали очень странными — в деревне время так тянется, и потому течет быстрее, и не замечаешь никаких переходов. Но я отчего-то приспособился. И они согласились, чтобы я остался. А что, собственно, я мог у них перенять?

Ля Глоир умер вчера, и я должен занять его место. Условия скачки оказались неравными, ведь на старте я был совсем налегке, а потому сильно отстал ото всех. Но, однако, стыд — это то, что встречается в людях чаще всего.

И к чему были все эти исследования, что такое я хотел выяснить — зачем пытаться стать таким, как они? Нет, серьезно, неужели так необходимо прийти именно к этому и только к этому?

Ему вспомнился тот день, когда в недосягаемой выси танцевали отвечайки, и все его прогулки по этой такой знакомой дороге, и тут вдруг ноги налились свинцом, и стало очень трудно идти; ну почему, почему тратится так много времени, чтобы выйти на правильный путь, ведь совершенно бессмысленно было оставаться в этом доме на холме — надо было уйти на другой же день и зажить в золоте Ля Глоира.