Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Виктор Гюго
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
60

1

2

3

4

5

Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Виктор Гюго, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Знаменитый роман Виктора Гюго. Книга, в которой увлекательный, причудливый сюжет – всего лишь прекрасное обрамление для поразительных, потрясающих воображение авторских экскурсов в прошлое Парижа.
«Собор Парижской Богоматери» экранизировали и ставили на сцене десятки раз, однако ни одной из постановок не удалось до конца передать масштаб и величие оригинала Гюго.

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Виктор Гюго

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

The royal chime of the palace scatters on all sides, and without relaxation, resplendent trills, upon which fall, at regular intervals, the heavy strokes from the belfry of Notre-Dame, which makes them sparkle like the anvil under the hammer. At intervals you behold the passage of sounds of all forms which come from the triple peal of Saint-Germaine des Pr?s.	Величественный хор колоколов Дворца правосудия шлет непрерывно во все концы лучезарные трели, на которые через одинаковые промежутки падают тяжкие удары набатного колокола Собора Парижской Богоматери, и трели сверкают, точно искры на наковальне под ударами молота Порою до вас доносится в разнообразных сочетаниях звон тройного набора колоколов церкви Сен-Жермен-де-Пре.
Then, again, from time to time, this mass of sublime noises opens and gives passage to the beats of the Ave Maria, which bursts forth and sparkles like an aigrette of stars.	Время от времени это море божественных звуков расступается и пропускает быструю, резкую музыкальную фразу с колокольни церкви Благовещенья, и, разлетаясь, она сияет, как гроздь звездных алмазов.
Below, in the very depths of the concert, you confusedly distinguish the interior chanting of the churches, which exhales through the vibrating pores of their vaulted roofs.	И смутно, приглушенно, из самых недр оркестра еле слышно доносится церковное пение, которое словно испаряется сквозь поры сотрясаемых звуками сводов.
Assuredly, this is an opera which it is worth the trouble of listening to.	Эту оперу стоит послушать.
Ordinarily, the noise which escapes from Paris by day is the city speaking; by night, it is the city breathing; in this case, it is the city singing.	Слитный гул, обычно стоящий над Парижем днем, - это говор города; ночью - это его дыхание; а сейчас - город поет.
Lend an ear, then, to this concert of bell towers; spread over all the murmur of half a million men, the eternal plaint of the river, the infinite breathings of the wind, the grave and distant quartette of the four forests arranged upon the hills, on the horizon, like immense stacks of organ pipes; extinguish, as in a half shade, all that is too hoarse and too shrill about the central chime, and say whether you know anything in the world more rich and joyful, more golden, more dazzling, than this tumult of bells and chimes;-than this furnace of music,-than these ten thousand brazen voices chanting simultaneously in the flutes of stone, three hundred feet high,-than this city which is no longer anything but an orchestra,-than this symphony which produces the noise of a tempest.	Прислушайтесь же к этому хору колоколов; присоедините к нему говор полумиллионного населения, извечный ропот реки, непрерывные вздохи ветра, торжественный отдаленный квартет четырех лесов, раскинувшихся по гряде холмов на горизонте подобно исполинским трубам органов; смягчите этой полутенью то, что в главной партии оркестра звучит слишком хрипло и слишком резко, и скажите - есть ли в целом мире чтонибудь более пышное, более радостное, более прекрасное и более ослепительное, чем это смятение колоколов и звонниц; чем это горнило музыки; чем эти десять тысяч медных голосов, льющихся одновременно из каменных флейт высотою в триста футов; чем этот город, превратившийся в оркестр, чем эта симфония, гудящая, словно буря.
BOOK FOURTH.	Книга четвертая
CHAPTER I. GOOD SOULS.	I. Добрые души
Sixteen years previous to the epoch when this story takes place, one fine morning, on Quasimodo Sunday, a living creature had been deposited, after mass, in the church of Notre-Dame, on the wooden bed securely fixed in the vestibule on the left, opposite that great image of Saint Christopher, which the figure of Messire Antoine des Essarts, chevalier, carved in stone, had been gazing at on his knees since 1413, when they took it into their heads to overthrow the saint and the faithful follower.	За шестнадцать лет до описываемого нами события, в одно погожее воскресное утро на Фоминой неделе, после обедни, в деревянные ясли, вделанные в паперть Собора Парижской Богоматери, с левой стороны, против исполинского изображения святого Христофора, на которое с 1413 года взирала коленопреклоненная каменная статуя мессира Антуана Дезесара до того времени, пока не додумались сбросить и святого и верующего, было положено живое существо.

Upon this bed of wood it was customary to expose foundlings for public charity.	По давнему обычаю на это деревянное ложе клали подкидышей, взывая к общественному милосердию.
Whoever cared to take them did so.	Отсюда каждый, кто хотел, мог взять его на призрение.
In front of the wooden bed was a copper basin for alms.	Перед яслями стояла медная чаша для пожертвований.
The sort of living being which lay upon that plank on the morning of Quasimodo, in the year of the Lord, 1467, appeared to excite to a high degree, the curiosity of the numerous group which had congregated about the wooden bed.	Подобие живого существа, которое покоилось в утро Фомина воскресенья 1467 года от Рождества Христова на этой доске, возбуждало сильнейшее любопытство довольно внушительной группы зрителей, столпившихся около яслей.
The group was formed for the most part of the fair sex. Hardly any one was there except old women.	В группе преобладали особы прекрасного пола, преимущественно - старухи.
In the first row, and among those who were most bent over the bed, four were noticeable, who, from their gray cagoule, a sort of cassock, were recognizable as attached to some devout sisterhood.	Впереди, склонившись ниже всех над яслями, стояли четыре женщины. Судя по их серым платьям монашеского покроя, они принадлежали к одной из благочестивых общин.
I do not see why history has not transmitted to posterity the names of these four discreet and venerable damsels.	Я не вижу причин, почему бы истории не увековечить для потомства имена этих четырех скромных и почтенных особ.
They were Agnes la Herme, Jehanne de la Tarme, Henriette la Gaulti?re, Gauch?re la Violette, all four widows, all four dames of the Chapel Etienne Haudry, who had quitted their house with the permission of their mistress, and in conformity with the statutes of Pierre d'Ailly, in order to come and hear the sermon.	Это были Агнеса ла Герм, Жеанна де ла Тарм, Генриетта ла Готьер и Гошера ла Виолет. Все четыре были вдовы, все четыре - добрые души из братства Этьен-Одри, вышедшие из дому с дозволения своей настоятельницы, чтобы послушать проповедь согласно уставу Пьера д'Эльи.
However, if these good Haudriettes were, for the moment, complying with the statutes of Pierre d'Ailly, they certainly violated with joy those of Michel de Brache, and the Cardinal of Pisa, which so inhumanly enjoined silence upon them.	Впрочем, если в эту минуту славные сестры странноприимного братства и соблюдали устав Пьера д'Эльи, то они, несомненно, с легким сердцем нарушали устав Мишеля де Браш и кардинала Пизанского, бесчеловечно предписывающий им молчание.
"What is this, sister?" said Agnes to Gauch?re, gazing at the little creature exposed, which was screaming and writhing on the wooden bed, terrified by so many glances.	- Что это такое, сестрица? - спросила Агнеса у Г ошеры, рассматривая крошечное существо, которое пищало и ежилось в яслях, испугавшись множества устремленных на него глаз.
"What is to become of us," said Jehanne, "if that is the way children are made now?"	- Что только с нами станется, если начали производить на свет таких детей! - воскликнула Жеанна.
"I'm not learned in the matter of children," resumed Agnes, "but it must be a sin to look at this one."	- Я мало что смыслю в младенцах, - заметила Агнеса, - но уверена, что на этого и глядеть-то грешно.
"'Tis not a child, Agnes."	- Это вовсе не младенец, Агнеса.
"'Tis an abortion of a monkey," remarked Gauch?re.	- Это полуобезьяна, - сказала Гошера.
"'Tis a miracle," interposed Henriette la Gaulti?re.	- Это знамение, - вставила Генриетта ла Готьер.

"Then," remarked Agnes, "it is the third since the Sunday of the Loetare: for, in less than a week, we had the miracle of the mocker of pilgrims divinely punished by Notre-Dame d'Aubervilliers, and that was the second miracle within a month."	- В таком случае, - сказала Агнеса, - это уже третье начиная с воскресенья Крестопоклонной недели Ведь не прошло и недели, как случилось чудо с тем нечестивцем, которого божественною своею силою покарала богоматерь Обервилье за его насмешки над пилигримами, а то было второе чудо за последний месяц.
"This pretended foundling is a real monster of abomination," resumed Jehanne.	- Этот так называемый подкидыш просто гнусное чудовище, - сказала Жеанна.
"He yells loud enough to deafen a chanter," continued Gauch?re. "Hold your tongue, you little howler!"	- И так вопит, что оглушит певчего, - продолжала Гошера. - Да замолчишь ли ты наконец, ревун?
"To think that Monsieur of Reims sent this enormity to Monsieur of Paris," added la Gaulti?re, clasping her hands.	- И подумать только, что архиепископ Реймский посылает такого урода архиепископу Парижскому, - воскликнула ла Готьер, набожно сложив руки.
"I imagine," said Agnes la Herme, "that it is a beast, an animal,-the fruit of-a Jew and a sow; something not Christian, in short, which ought to be thrown into the fire or into the water."	- По-моему, - сказала Агнеса ла Герм, - это животное, звереныш, словом, что-то нечестивое; его следует бросить либо в воду, либо в огонь.
"I really hope," resumed la Gaulti?re, "that nobody will apply for it."	- Надеюсь, никто не станет на него притязать, -сказала ла Готьер.
"Ah, good heavens!" exclaimed Agnes; "those poor nurses yonder in the foundling asylum, which forms the lower end of the lane as you go to the river, just beside Monseigneur the bishop! what if this little monster were to be carried to them to suckle?	- Боже мой! - сокрушалась Агнеса. - Как мне жаль бедных кормилиц приюта для подкидышей, там на берегу, в конце улички, рядом с покоями епископа! Каково-то им будет, когда придется кормить это маленькое чудовище!
I'd rather give suck to a vampire."	Я бы предпочла дать грудь вампиру.
"How innocent that poor la Herme is!" resumed Jehanne; "don't you see, sister, that this little monster is at least four years old, and that he would have less appetite for your breast than for a turnspit."	-Как она наивна, эта бедняжка ла Герм!-возразила Жеанна. - Да неужели вы не видите, сестра, что этому маленькому чудовищу по крайней мере четыре года и что ваша грудь покажется ему менее лакомой, чем кусок жаркого?
The "little monster" we should find it difficult ourselves to describe him otherwise, was, in fact, not a new-born child.	Действительно, это "маленькое чудовище" (назвать его как-нибудь иначе мы тоже не решаемся) не было новорожденным младенцем.
It was a very angular and very lively little mass, imprisoned in its linen sack, stamped with the cipher of Messire Guillaume Chartier, then bishop of Paris, with a head projecting.	Это был какой-то угловатый, подвижный комочек, втиснутый в холщовый мешок, помеченный инициалами Г ильома Шартье, бывшего в то время парижским епископом. Из мешка торчала голова.
That head was deformed enough; one beheld only a forest of red hair, one eye, a mouth, and teeth.	Г олова эта была безобразна. Особенно обращали на себя внимание копна рыжих волос, один глаз, рот и зубы.
The eye wept, the mouth cried, and the teeth seemed to ask only to be allowed to bite. The whole struggled in the sack, to the great consternation of the crowd, which increased and was renewed incessantly around it.	Из глаза текли слезы, рот орал, зубы, казалось, вот-вот в кого-нибудь вонзятся, а все тело извивалось в мешке к великому удивлению толпы, которая все росла и росла.