Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Виктор Гюго
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
60

1

2

3

4

5

Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Виктор Гюго, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Знаменитый роман Виктора Гюго. Книга, в которой увлекательный, причудливый сюжет – всего лишь прекрасное обрамление для поразительных, потрясающих воображение авторских экскурсов в прошлое Парижа.
«Собор Парижской Богоматери» экранизировали и ставили на сцене десятки раз, однако ни одной из постановок не удалось до конца передать масштаб и величие оригинала Гюго.

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Виктор Гюго

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

"'Tis well," struck in an old woman. "This is the grimace of the pillory. When shall we have that of the gibbet?"	- Это что! - сокрушалась старуха. - Такую рожу он корчит у позорного столба, а вот если бы взглянуть, какая у него будет на виселице!
"When will you be coiffed with your big bell a hundred feet under ground, cursed bellringer?"	- Когда же большой колокол хватит тебя по башке и вгонит на сто футов в землю, проклятый звонарь?
"But 'tis the devil who rings the Angelus!"	- И этакий дьявол звонит к вечерне!
"Oh! the deaf man! the one-eyed creature! the hunch-back! the monster!"	-Ах ты, глухарь! Горбун кривоглазый! Чудовище!
"A face to make a woman miscarry better than all the drugs and medicines!"	- Эта образина заставит выкинуть младенца лучше, чем все средства и снадобья.
And the two scholars, Jehan du Moulin, and Robin Poussepain, sang at the top of their lungs, the ancient refrain,-	А оба школяра - Жеан Мельник и Робен Пуспен -распевали во всю глотку старинную народную песню:
"Une hart Pour le pendard!	Висельнику - веревка!
Un fagot Pour le magot!"	Уроду - костер!
A thousand other insults rained down upon him, and hoots and imprecations, and laughter, and now and then, stones.	Оскорбления, брань, насмешки и камни так и сыпались на него со всех сторон.
Quasimodo was deaf but his sight was clear, and the public fury was no less energetically depicted on their visages than in their words.	Квазимодо был глух, но зорок, а народная ярость выражалась на лицах не менее ярко, чем в словах.
Moreover, the blows from the stones explained the bursts of laughter.	К тому же удар камнем великолепно дополнял значение каждой издевки.
At first he held his ground.	Некоторое время он крепился.
But little by little that patience which had borne up under the lash of the torturer, yielded and gave way before all these stings of insects.	Но мало-помалу терпение, закалившееся под плетью палача, стало сдавать и отступило перед этими комариными укусами.
The bull of the Asturias who has been but little moved by the attacks of the picador grows irritated with the dogs and banderilleras.	Так астурийский бык, равнодушный к атакам пикадора, приходит в ярость от своры собак и от бандерилий.
He first cast around a slow glance of hatred upon the crowd.	Он медленно, угрожающим взглядом обвел толпу.
But bound as he was, his glance was powerless to drive away those flies which were stinging his wound.	Но, крепко связанный по рукам и ногам, он не мог одним лишь взглядом отогнать этих мух, впившихся в его рану.
Then he moved in his bonds, and his furious exertions made the ancient wheel of the pillory shriek on its axle.	И он заметался. От его бешеных рывков затрещало на брусьях старое колесо позорного столба.
All this only increased the derision and hooting.	Но все это повело к тому, что насмешки и издевательства толпы только усилились.
Then the wretched man, unable to break his collar, like that of a chained wild beast, became tranquil once more; only at intervals a sigh of rage heaved the hollows of his chest.	Несчастный, подобно дикому зверю, посаженному на цепь и бессильному перегрызть ошейник, внезапно успокоился. Только яростный вздох по временам вздымал его грудь.

There was neither shame nor redness on his face.	Лицо его не выражало ни стыда, ни смущения.
He was too far from the state of society, and too near the state of nature to know what shame was.	Он был слишком чужд человеческому обществу и слишком близок к первобытному состоянию, чтобы понимать, что такое стыд.
Moreover, with such a degree of deformity, is infamy a thing that can be felt?	Да и можно ли при таком уродстве чувствовать позор своего положения?
But wrath, hatred, despair, slowly lowered over that hideous visage a cloud which grew ever more and more sombre, ever more and more charged with electricity, which burst forth in a thousand lightning flashes from the eye of the cyclops.	Но постепенно гнев, ненависть, отчаяние стали медленно заволакивать его безобразное лицо тучей, все более и более мрачной, все более насыщенной электричеством, которое тысячью молний вспыхивало в глазу этого циклопа.
Nevertheless, that cloud cleared away for a moment, at the passage of a mule which traversed the crowd, bearing a priest.	Туча на миг прояснилась при появлении священника, пробиравшегося сквозь толпу верхом на муле.
As far away as he could see that mule and that priest, the poor victim's visage grew gentler. The fury which had contracted it was followed by a strange smile full of ineffable sweetness, gentleness, and tenderness.	Как только несчастный осужденный еще издали заметил мула и священника, лицо его смягчилось, ярость, искажавшая его черты, уступила место странной улыбке, исполненной нежности, умиления и неизъяснимой любви.
In proportion as the priest approached, that smile became more clear, more distinct, more radiant.	По мере приближения священника эта улыбка становилась все ярче, все отчетливее, все лучезарнее.
It was like the arrival of a Saviour, which the unhappy man was greeting.	Несчастный словно приветствовал своего спасителя.
But as soon as the mule was near enough to the pillory to allow of its rider recognizing the victim, the priest dropped his eyes, beat a hasty retreat, spurred on rigorously, as though in haste to rid himself of humiliating appeals, and not at all desirous of being saluted and recognized by a poor fellow in such a predicament.	Но в ту минуту, когда мул настолько приблизился к позорному столбу, что всадник мог узнать осужденного, священник опустил глаза, круто повернул назад и с такой силой пришпорил мула, словно спешил избавиться от оскорбительных для него просьб, не испытывая ни малейшего желания, чтобы его узнал и приветствовал горемыка, стоявший у позорного столба.
This priest was Archdeacon Dom Claude Frollo.	Это был архидьякон Клод Фролло.
The cloud descended more blackly than ever upon Quasimodo's brow.	Мрачная туча снова надвинулась на лицо Квазимодо.
The smile was still mingled with it for a time, but was bitter, discouraged, profoundly sad.	Порой сквозь нее еще пробивалась улыбка, но полная горечи, уныния и бесконечной скорби.
Time passed on.	Время шло.
He had been there at least an hour and a half, lacerated, maltreated, mocked incessantly, and almost stoned.	Уже почти полтора часа стоял он тут, израненный, истерзанный, осмеянный, забросанный камнями.
All at once he moved again in his chains with redoubled despair, which made the whole framework that bore him tremble, and, breaking the silence which he had obstinately preserved hitherto, he cried in a hoarse and furious voice, which resembled a bark rather than a human cry, and which was drowned in the noise of the hoots-"Drink!"	Вдруг он снова заметался, да так неистово, что сооружение, на котором он стоял, дрогнуло; нарушив свое упорное молчание, он хриплым и яростным голосом, похожим скорее на собачий лай, чем на голос человека, закричал, покрывая шум и гиканье: - Пить!

This exclamation of distress, far from exciting compassion, only added amusement to the good Parisian populace who surrounded the ladder, and who, it must be confessed, taken in the mass and as a multitude, was then no less cruel and brutal than that horrible tribe of robbers among whom we have already conducted the reader, and which was simply the lower stratum of the populace.	Этот вопль отчаяния не только не возбудил сострадания, но вызвал прилив веселости среди обступившего лестницу доброго парижского простонародья, отличавшегося в ту пору не меньшей жестокостью и грубостью, чем страшное племя бродяг, с которым мы уже познакомили читателя и которое, в сущности говоря, представляло собой самые низы этого простонародья.
Not a voice was raised around the unhappy victim, except to jeer at his thirst.	Если кто из толпы и поднимал голос, то лишь для того, чтобы поглумиться над его жаждой.
It is certain that at that moment he was more grotesque and repulsive than pitiable, with his face purple and dripping, his eye wild, his mouth foaming with rage and pain, and his tongue lolling half out.	Верно и то, что Квазимодо был сейчас скорее смешон и отвратителен, чем жалок: по его пылающему лицу струился пот, взор блуждал, на губах выступила пена бешенства и муки, язык наполовину высунулся изо рта.
It must also be stated that if a charitable soul of a bourgeois or bourgeoise, in the rabble, had attempted to carry a glass of water to that wretched creature in torment, there reigned around the infamous steps of the pillory such a prejudice of shame and ignominy, that it would have sufficed to repulse the good Samaritan.	Следует добавить, что если бы даже и нашлась какая-нибудь добрая душа, какойнибудь сердобольный горожанин или горожанка, пожелавшие принести воды несчастному, страдающему существу, то в представлении окружающих гнусные ступени этого столба были настолько связаны с бесчестием и позором, что одного этого предрассудка было достаточно, чтобы оттолкнуть доброго самаритянина.
At the expiration of a few moments, Quasimodo cast a desperate glance upon the crowd, and repeated in a voice still more heartrending:	Подождав несколько минут. Квазимодо обвел толпу взором отчаяния и повторил еще громче:
"Drink!"	- Пить!
And all began to laugh.	И снова поднялся хохот.
"Drink this!" cried Robin Poussepain, throwing in his face a sponge which had been soaked in the gutter. "There, you deaf villain, I'm your debtor."	- На вот, пососи-ка! - крикнул Робен Пуспен, бросая ему в лицо намоченную в луже тряпку. -Получай, мерзкий глухарь! Я у тебя в долгу!
A woman hurled a stone at his head,-	Какая-то женщина швырнула ему камнем в голову:
"That will teach you to wake us up at night with your peal of a dammed soul."	- Это отучит тебя будить нас по ночам твоим проклятым звоном!
"He, good, my son!" howled a cripple, making an effort to reach him with his crutch, "will you cast any more spells on us from the top of the towers of Notre-Dame?"	- Ну что, сынок, - рычал паралитик, пытаясь достать его своим костылем, - будешь теперь наводить на нас порчу с башен Собора Богоматери?
"Here's a drinking cup!" chimed in a man, flinging a broken jug at his breast. "'Twas you that made my wife, simply because she passed near you, give birth to a child with two heads!"	- Вот тебе чашка для питья! - крикнул какой-то человек, запуская ему в грудь разбитой кружкой -Стоило тебе пройти мимо моей жены, когда она была брюхата, и она родила ребенка о двух головах!
"And my cat bring forth a kitten with six paws!" yelped an old crone, launching a brick at him.	- А моя кошка - котенка о шести лапках! -проверещала какая-то старуха, бросая в него черепком.