Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Виктор Гюго
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
60

1

2

3

4

5

Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Виктор Гюго, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Знаменитый роман Виктора Гюго. Книга, в которой увлекательный, причудливый сюжет – всего лишь прекрасное обрамление для поразительных, потрясающих воображение авторских экскурсов в прошлое Парижа.
«Собор Парижской Богоматери» экранизировали и ставили на сцене десятки раз, однако ни одной из постановок не удалось до конца передать масштаб и величие оригинала Гюго.

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Виктор Гюго

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

"Drink!" repeated Quasimodo panting, and for the third time.	- Пить! - в третий раз, задыхаясь, повторил Квазимодо.
At that moment he beheld the crowd give way.	И тут он увидел, что весь этот сброд расступился.
A young girl, fantastically dressed, emerged from the throng.	От толпы отделилась девушка в причудливом наряде.
She was accompanied by a little white goat with gilded horns, and carried a tambourine in her hand.	Ее сопровождала белая козочка с позолоченными рожками. В руках у девушки был бубен.
Quasimodo's eyes sparkled.	Глаз Квазимодо засверкал.
It was the gypsy whom he had attempted to carry off on the preceding night, a misdeed for which he was dimly conscious that he was being punished at that very moment; which was not in the least the case, since he was being chastised only for the misfortune of being deaf, and of having been judged by a deaf man.	То была та самая цыганка, которую он прошлой ночью пытался похитить: за этот проступок, как он теперь смутно догадывался, он и нес наказание; это, впрочем, нисколько не соответствовало действительности, ибо он терпел кару лишь за то, что имел несчастье, будучи глухим, попасть к глухому судье.
He doubted not that she had come to wreak her vengeance also, and to deal her blow like the rest.	Он не сомневался, что девушка явилась сюда, чтобы отомстить ему и, как и все, нанести удар.
He beheld her, in fact, mount the ladder rapidly.	И правда: он увидел, что она быстро поднимается по лестнице.
Wrath and spite suffocate him.	Гнев и досада душили его.
He would have liked to make the pillory crumble into ruins, and if the lightning of his eye could have dealt death, the gypsy would have been reduced to powder before she reached the platform.	Ему хотелось сокрушите позорный столб, и если бы молния, которую метнул его взгляд, обладала смертоносной силой, то прежде чем цыганка достигла площадки, она была бы испепелена.
She approached, without uttering a syllable, the victim who writhed in a vain effort to escape her, and detaching a gourd from her girdle, she raised it gently to the parched lips of the miserable man.	Она молча приблизилась к осужденному, тщетно извивавшемуся в своих путах, чтобы ускользнуть от нее, и, отстегнув от своего пояса флягу, осторожно поднесла ее к пересохшим губам несчастного.
Then, from that eye which had been, up to that moment, so dry and burning, a big tear was seen to fall, and roll slowly down that deformed visage so long contracted with despair.	И тогда этот сухой, воспаленный глаз увлажнился, и крупная слеза медленно покатилась по искаженному отчаянием безобразному лицу.
It was the first, in all probability, that the unfortunate man had ever shed.	Быть может, то была первая слеза, которую этот горемыка пролил в своей жизни.
Meanwhile, he had forgotten to drink.	Казалось, он забыл, что хочет пить.
The gypsy made her little pout, from impatience, and pressed the spout to the tusked month of Quasimodo, with a smile.	От нетерпения цыганка сделала свою обычную гримаску и, улыбаясь, прижала флягу к торчащим зубам Квазимодо.
He drank with deep draughts.	Он пил большими глотками.
His thirst was burning.	Его мучила жажда.
When he had finished, the wretch protruded his black lips, no doubt, with the object of kissing the beautiful hand which had just succoured him.	Напившись, несчастный вытянул почерневшие губы, как бы желая поцеловать прекрасную руку, оказавшую ему такую милость.

But the young girl, who was, perhaps, somewhat distrustful, and who remembered the violent attempt of the night, withdrew her hand with the frightened gesture of a child who is afraid of being bitten by a beast.	Но девушка была настороже. Она, видимо, не забыла еще о грубом нападении на нее минувшей ночью и испуганно отдернула руку, словно ребенок, боящийся, что его укусит животное.
Then the poor deaf man fixed on her a look full of reproach and inexpressible sadness.	Квазимодо устремил на нее взгляд, полный упрека и невыразимой грусти.
It would have been a touching spectacle anywhere,-this beautiful, fresh, pure, and charming girl, who was at the same time so weak, thus hastening to the relief of so much misery, deformity, and malevolence.	Кого бы не тронуло зрелище красоты, свежести, невинности, очарования и хрупкости, пришедшей в порыве милосердия на помощь воплощению несчастья, уродства и злобы!
On the pillory, the spectacle was sublime.	У позорного столба это зрелище было величественным.
The very populace were captivated by it, and began to clap their hands, crying,-	Даже толпа была им захвачена и принялась рукоплескать.
"Noel!	"Слава!
Noel!"	Слава!" - кричала она.
It was at that moment that the recluse caught sight, from the window of her bole, of the gypsy on the pillory, and hurled at her her sinister imprecation,-	В эту минуту затворница из оконца своей норы увидела на площадке позорного столба цыганку и крикнула ей свое зловещее:
"Accursed be thou, daughter of Egypt!	- Будь ты проклята, цыганское отродье!
Accursed! accursed!"	Проклята! Проклята!
CHAPTER V. END OF THE STORY OF THE CAKE.	V. Конец рассказа о лепешке
La Esmeralda turned pale and descended from the pillory, staggering as she went.	Эсмеральда побледнела и, пошатываясь, спустилась вниз.
The voice of the recluse still pursued her,-	Голос затворницы продолжал ее преследовать:
"Descend! descend! Thief of Egypt! thou shalt ascend it once more!"	- Слезай, слезай, египетская воровка! Все равно взойдешь!
"The sacked nun is in one of her tantrums," muttered the populace; and that was the end of it.	- Вретишница опять чудит, - говорили в толпе, но ничего больше не добавляли.
For that sort of woman was feared; which rendered them sacred.	Такие женщины внушали страх, и это делало их неприкосновенными.
People did not then willingly attack one who prayed day and night.	В те времена остерегались нападать на тех, кто денно и нощно молился.
The hour had arrived for removing Quasimodo.	Настало время освободить Квазимодо.
He was unbound, the crowd dispersed.	Его увели, и толпа тотчас же разошлась.
Near the Grand Pont, Mahiette, who was returning with her two companions, suddenly halted,-	У большого моста Майетта, возвращавшаяся домой со своими двумя спутницами, внезапно остановилась:
"By the way, Eustache! what did you do with that cake?"	- Кстати, Эсташ, куда ты девал лепешку?

"Mother," said the child, "while you were talking with that lady in the bole, a big dog took a bite of my cake, and then I bit it also."	- Матушка! - ответил ребенок. - Пока вы разговаривали с этой дамой, что сидит в норе, прибежала большая собака и откусила кусок моей лепешки, тогда и я откусил.
"What, sir, did you eat the whole of it?" she went on.	- Как! - воскликнула мать. - Ты съел всю лепешку?
"Mother, it was the dog.	- Матушка, это не я, это собака.
I told him, but he would not listen to me.	Я не позволял, но она меня не послушалась.
Then I bit into it, also."	Ну, тогда я тоже стал есть, вот и все.
"'Tis a terrible child!" said the mother, smiling and scolding at one and the same time. "Do you see, Oudarde? He already eats all the fruit from the cherry-tree in our orchard of Charlerange.	- Ужасный ребенок! - ворча и улыбаясь сказала мать. - Знаете, Ударда, он один объедает все вишневое дерево на нашем дворе в Шарлеранже.
So his grandfather says that he will be a captain.	Недаром его дед говорит, что быть ему капитаном.
Just let me catch you at it again, Master Eustache. Come along, you greedy fellow!"	Попробуй еще хоть раз, Эсташ... Смотри ты у меня, увалень!
VOLUME II.	Книга седьмая
CHAPTER I. THE DANGER OF CONFIDING ONE'S SECRET TO A GOAT.	I. О том, как опасно доверять свою тайну козе
Many weeks had elapsed.	Прошло несколько недель.
The first of March had arrived.	Было начало марта.
The sun, which Dubartas, that classic ancestor of periphrase, had not yet dubbed the "Grand-duke of Candles," was none the less radiant and joyous on that account.	Солнце, которое Дюборта, этот классический родоначальник перифразы, еще не успел наименовать "великим князем свечей", тем не менее сияло уже ярко и весело.
It was one of those spring days which possesses so much sweetness and beauty, that all Paris turns out into the squares and promenades and celebrates them as though they were Sundays.	Стоял один из тех весенних, мягких, чудесных дней, которым весь Париж, высыпав на площади и бульвары, радуется, точно празднику.
In those days of brilliancy, warmth, and serenity, there is a certain hour above all others, when the fa?ade of Notre-Dame should be admired.	В эти прозрачные, теплые, безоблачные дни бывает час, когда хорошо пойти полюбоваться порталом Собора Богоматери.
It is the moment when the sun, already declining towards the west, looks the cathedral almost full in the face.	Это то время, когда солнце, уже склонившееся к закату, стоит почти напротив фасада собора.
Its rays, growing more and more horizontal, withdraw slowly from the pavement of the square, and mount up the perpendicular fa?ade, whose thousand bosses in high relief they cause to start out from the shadows, while the great central rose window flames like the eye of a cyclops, inflamed with the reflections of the forge.	Его лучи, становясь все прямее, медленно покидают мостовую Соборной площади и взбираются по отвесной стене фасада, выхватывая из мрака множество его рельефных украшений, между тем как громадная центральная розетка пылает, словно глаз циклопа, отражающий пламя кузнечного горна.
This was the hour.	Был именно этот час.