Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Виктор Гюго
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
60

1

2

3

4

5

Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Виктор Гюго, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Знаменитый роман Виктора Гюго. Книга, в которой увлекательный, причудливый сюжет – всего лишь прекрасное обрамление для поразительных, потрясающих воображение авторских экскурсов в прошлое Парижа.
«Собор Парижской Богоматери» экранизировали и ставили на сцене десятки раз, однако ни одной из постановок не удалось до конца передать масштаб и величие оригинала Гюго.

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Виктор Гюго

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

The music of high and low instruments immediately became audible from the interior of the stage; the tapestry was raised; four personages, in motley attire and painted faces, emerged from it, climbed the steep ladder of the theatre, and, arrived upon the upper platform, arranged themselves in a line before the public, whom they saluted with profound reverences; then the symphony ceased.	Из глубины деревянного сооружения послышались звуки высоких и низких музыкальных инструментов, ковер откинулся. Из-за ковра появились четыре нарумяненные, пестро одетые фигуры. Вскарабкавшись по крутой театральной лестнице на верхнюю площадку, они выстроились перед зрителями в ряд и отвесили по низкому поклону; оркестр умолк.
The mystery was about to begin.	Мистерия началась.
The four personages, after having reaped a rich reward of applause for their reverences, began, in the midst of profound silence, a prologue, which we gladly spare the reader.	Воцарилось благоговейное молчание и, вознагражденные щедрыми рукоплесканиями за свои поклоны, четыре действующих лица начали декламировать пролог, от которого мы охотно избавляем читателя.
Moreover, as happens in our own day, the public was more occupied with the costumes that the actors wore than with the roles that they were enacting; and, in truth, they were right.	К тому же, как нередко бывает и в наши дни, публику больше развлекали костюмы действующих лиц, чем исполняемые ими роли; и это было справедливо.
All four were dressed in parti-colored robes of yellow and white, which were distinguished from each other only by the nature of the stuff; the first was of gold and silver brocade; the second, of silk; the third, of wool; the fourth, of linen.	Все четверо были одеты в наполовину желтые, наполовину белые костюмы; одежда первого была сшита из золотой и серебряной парчи, второго - из шелка, третьего - из шерсти, четвертого - из полотна.
The first of these personages carried in his right hand a sword; the second, two golden keys; the third, a pair of scales; the fourth, a spade: and, in order to aid sluggish minds which would not have seen clearly through the transparency of these attributes, there was to be read, in large, black letters, on the hem of the robe of brocade, MY NAME IS NOBILITY; on the hem of the silken robe, MY NAME IS CLERGY; on the hem of the woolen robe, MY NAME IS MERCHANDISE; on the hem of the linen robe, MY NAME IS LABOR.	Первый в правой руке держал шпагу, второй - два золотых ключа, третий - весы, четвертый - заступ. А чтобы помочь тем тугодумам, которые, несмотря на всю ясность этих атрибутов, не поняли бы их смысла, на подоле парчового одеяния большими черными буквами было вышито: "Я - дворянство", на подоле шелкового: "Я - духовенство", на подоле шерстяного: "Я -купечество", на подоле льняного: "Я -крестьянство".
The sex of the two male characters was briefly indicated to every judicious spectator, by their shorter robes, and by the cap which they wore on their heads; while the two female characters, less briefly clad, were covered with hoods.	Внимательный зритель мог без труда различить среди них две аллегорические фигуры мужского пола - по более короткому платью и по островерхим шапочкам, и две женского пола - по длинным платьям и капюшонам на голове.
Much ill-will would also have been required, not to comprehend, through the medium of the poetry of the prologue, that Labor was wedded to Merchandise, and Clergy to Nobility, and that the two happy couples possessed in common a magnificent golden dolphin, which they desired to adjudge to the fairest only.	Лишь очень неблагожелательно настроенный человек не уловил бы за поэтическим языком пролога того, что Крестьянство состояло в браке с Купечеством, а Духовенство - с Дворянством и что обе счастливые четы сообща владели великолепным золотым дельфином, которого решили присудить красивейшей женщине мира.

So they were roaming about the world seeking and searching for this beauty, and, after having successively rejected the Queen of Golconda, the Princess of Trebizonde, the daughter of the Grand Khan of Tartary, etc., Labor and Clergy, Nobility and Merchandise, had come to rest upon the marble table of the Palais de Justice, and to utter, in the presence of the honest audience, as many sentences and maxims as could then be dispensed at the Faculty of Arts, at examinations, sophisms, determinances, figures, and acts, where the masters took their degrees.	Итак, они отправились странствовать по свету, разыскивая эту красавицу. Отвергнув королеву Голконды, принцессу Трапезундскую, дочь великого хана татарского и проч., Крестьянство, Духовенство, Дворянство и Купечество пришли отдохнуть на мраморном столе Дворца правосудия, выкладывая почтенной аудитории такое количество сентенций, афоризмов, софизмов, определений и поэтических фигур, сколько их полагалось на экзаменах факультета словесных наук при получении звания лиценциата.
All this was, in fact, very fine.	Все это было поистине великолепно!
Nevertheless, in that throng, upon which the four allegories vied with each other in pouring out floods of metaphors, there was no ear more attentive, no heart that palpitated more, not an eye was more haggard, no neck more outstretched, than the eye, the ear, the neck, and the heart of the author, of the poet, of that brave Pierre Gringoire, who had not been able to resist, a moment before, the joy of telling his name to two pretty girls.	Однако ни у кого во всей толпе, на которую четыре аллегорические фигуры наперерыв изливали потоки метафор, не было столь внимательного уха, столь трепетного сердца, столь напряженного взгляда, такой вытянутой шеи, как глаз, ухо, шея и сердце автора, поэта, нашего славного Пьера Гренгуара, который несколько минут назад не мог устоять перед тем, чтобы не назвать свое имя двум хорошеньким девушкам.
He had retreated a few paces from them, behind his pillar, and there he listened, looked, enjoyed.	Он отошел и стал на свое прежнее место за каменным столбом, в нескольких шагах от них; он внимал, он глядел, он упивался.
The amiable applause which had greeted the beginning of his prologue was still echoing in his bosom, and he was completely absorbed in that species of ecstatic contemplation with which an author beholds his ideas fall, one by one, from the mouth of the actor into the vast silence of the audience.	Отзвук благосклонных рукоплесканий, которыми встретили начало его пролога, еще продолжал звучать у него в ушах, и весь он погрузился в то блаженное созерцательное состояние, в каком автор внимает актеру, с чьих уст одна за другой слетают его мысли среди тишины, которую хранит многочисленная аудитория.
Worthy Pierre Gringoire!	О достойный Пьер Гренгуар!
It pains us to say it, but this first ecstasy was speedily disturbed.	Хотя нам и грустно в этом сознаться, но блаженство первых минут было вскоре нарушено.
Hardly had Gringoire raised this intoxicating cup of joy and triumph to his lips, when a drop of bitterness was mingled with it.	Едва Пьер Гренгуар пригубил опьяняющую чашу восторга и торжества, как в нее примешалась капля горечи.
A tattered mendicant, who could not collect any coins, lost as he was in the midst of the crowd, and who had not probably found sufficient indemnity in the pockets of his neighbors, had hit upon the idea of perching himself upon some conspicuous point, in order to attract looks and alms.	Какой-то оборванец, затертый в толпе, что мешало ему просить милостыню, и не нашедший, по-видимому, достаточного возмещения за понесенный им убыток в карманах соседей, вздумал взобраться на местечко повиднее, желая привлечь к себе и взгляды и подаяния.

He had, accordingly, hoisted himself, during the first verses of the prologue, with the aid of the pillars of the reserve gallery, to the cornice which ran round the balustrade at its lower edge; and there he had seated himself, soliciting the attention and the pity of the multitude, with his rags and a hideous sore which covered his right arm.	Едва лишь послышались первые стихи пролога, как он, вскарабкавшись по столбам возвышения, приготовленного для послов, влез на карниз, окаймлявший нижнюю часть балюстрады, и примостился там, словно взывая своими лохмотьями и отвратительной раной на правой руке к вниманию и жалости зрителей.
However, he uttered not a word.	Впрочем, он не произносил ни слова.
The silence which he preserved allowed the prologue to proceed without hindrance, and no perceptible disorder would have ensued, if ill-luck had not willed that the scholar Joannes should catch sight, from the heights of his pillar, of the mendicant and his grimaces.	Покуда он молчал, действие пролога развивалось беспрепятственно, и никакого ощутимого беспорядка не произошло бы, если б на беду школяр Жеан с высоты своего столба не заметил нищего и его гримас.
A wild fit of laughter took possession of the young scamp, who, without caring that he was interrupting the spectacle, and disturbing the universal composure, shouted boldly,-	Безумный смех разобрал молодого повесу, и он, не заботясь о том, что прерывает представление и нарушает всеобщую сосредоточенность, задорно крикнул:
"Look! see that sickly creature asking alms!"	- Поглядите на этого хиляка! Он просит милостыню!
Any one who has thrown a stone into a frog pond, or fired a shot into a covey of birds, can form an idea of the effect produced by these incongruous words, in the midst of the general attention.	Тот, кому случалось бросить камень в болото с лягушками или выстрелом из ружья вспугнуть стаю птиц, легко вообразит себе, какое впечатление вызвали эти неуместные слова среди аудитории, внимательно следившей за представлением.
It made Gringoire shudder as though it had been an electric shock.	Гренгуар вздрогнул, словно его ударило электрическим током.
The prologue stopped short, and all heads turned tumultuously towards the beggar, who, far from being disconcerted by this, saw, in this incident, a good opportunity for reaping his harvest, and who began to whine in a doleful way, half closing his eyes the while,-"Charity, please!"	Пролог оборвался на полуслове, все головы повернулись к нищему, а тот, нисколько не смутившись и видя в этом происшествии лишь подходящий случай собрать жатву, полузакрыл глаза и со скорбным видом затянул: - Подайте Христа ради!
"Well-upon my soul," resumed Joannes, "it's Clopin Trouillefou!	- Вот тебе раз! - продолжал Жеан. - Да ведь это Клопен Труйльфу, клянусь душой!
Hol? he, my friend, did your sore bother you on the leg, that you have transferred it to your arm?"	Эй, приятель! Должно быть, твоя рана на ноге здорово тебе мешала, если ты ее перенес на руку?
So saying, with the dexterity of a monkey, he flung a bit of silver into the gray felt hat which the beggar held in his ailing arm.	И тут же он с обезьяньей ловкостью швырнул мелкую серебряную монету в засаленную шапку нищего, которую тот держал в больной руке.
The mendicant received both the alms and the sarcasm without wincing, and continued, in lamentable tones,-	Нищий, не моргнув глазом, принял и подачку и издевку и продолжал жалобным тоном:
"Charity, please!"	- Подайте Христа ради!