Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Виктор Гюго
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
60

1

2

3

4

5

Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Виктор Гюго, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Знаменитый роман Виктора Гюго. Книга, в которой увлекательный, причудливый сюжет – всего лишь прекрасное обрамление для поразительных, потрясающих воображение авторских экскурсов в прошлое Парижа.
«Собор Парижской Богоматери» экранизировали и ставили на сцене десятки раз, однако ни одной из постановок не удалось до конца передать масштаб и величие оригинала Гюго.

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Виктор Гюго

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

"Monsieur the President," replied the advocate, "since the defendant has confessed the crime, I have only one word to say to these gentlemen. Here is a text from the Salic law;	-Господин председатель! - ответил тот - Так как моя подзащитная созналась в своем преступлении, то мне остается сказать господам судьям одно Текст салического закона гласит
'If a witch hath eaten a man, and if she be convicted of it, she shall pay a fine of eight thousand deniers, which amount to two hundred sous of gold.' May it please the chamber to condemn my client to the fine?"	"В случае, если оборотень пожрал человека и уличен в этом, то должен заплатить штраф в восемь тысяч денье, что равно двумстам золотых су" Не будет ли угодно судебной палате приговорить мою подзащитную к штрафу?
"An abrogated text," said the advocate extraordinary of the king.	- Устаревший текст, - заметил чрезвычайный королевский прокурор.
"Nego, I deny it," replied the advocate.	- Nego, - возразил адвокат.
"Put it to the vote!" said one of the councillors; "the crime is manifest, and it is late."	-Голосовать! - предложил один из советников.-Преступление доказано, а час уже поздний.
They proceeded to take a vote without leaving the room.	Суд приступил к голосованию, не выходя из зала заседания.
The judges signified their assent without giving their reasons, they were in a hurry.	Судьи подавали голос путем "снятия шапочки", -они торопились.
Their capped heads were seen uncovering one after the other, in the gloom, at the lugubrious question addressed to them by the president in a low voice.	В сумраке залы видно было, как одна за другой обнажались их головы в ответ на мрачный вопрос, который шепотом задавал им председатель.
The poor accused had the appearance of looking at them, but her troubled eye no longer saw.	Несчастная осужденная, казалось, следила за ними, но ее помутившийся взор уже ничего не видел.
Then the clerk began to write; then he handed a long parch-ment to the president.	Затем протоколист принялся что-то строчить, после чего он передал председателю длинный пергаментный свиток.
Then the unhappy girl heard the people moving, the pikes clashing, and a freezing voice saying to her,-"Bohemian wench, on the day when it shall seem good to our lord the king, at the hour of noon, you will be taken in a tumbrel, in your shift, with bare feet, and a rope about your neck, before the grand portal of Notre-Dame, and you will there make an apology with a wax torch of the weight of two pounds in your hand, and thence you will be conducted to the Place de Gr?ve, where you will be hanged and strangled on the town gibbet; and likewise your goat; and you will pay to the official three lions of gold, in reparation of the crimes by you committed and by you confessed, of sorcery and magic, debauchery and murder, upon the person of the Sieur Phoebus de Ch?teaupers.	И тут несчастная услышала, как зашевелилась толпа, как залязгали, сталкиваясь, копья и как чей-то ледяной голос произнес: - Девушка-цыганка! В тот день, который угодно будет назначить нашему всемилостивейшему королю, вы будете доставлены на телеге, в рубахе, босая, с веревкой на шее, к главному порталу Собора Парижской Богоматери и тут всенародно принесете покаяние, держа в руке двухфунтовую восковую свечу; оттуда вас доставят на Гревскую площадь, где вы будете повешены и удушены на городской виселице; а также ваша коза; кроме того, вы уплатите духовному суду три лиондора в уплату за совершенные вами преступления, в которых вы сознались: за колдовство, магию, распутство и убийство сэра Феба де Шатопера.
May God have mercy on your soul!"	Да примет господь вашу душу!
"Oh! 'tis a dream!" she murmured; and she felt rough hands bearing her away.	- О, это сон! - прошептала она и почувствовала, что ее уносят чьи-то грубые руки.
CHAPTER IV. LEAVE ALL HOPE BEHIND, YE WHO ENTER HERE.	IV. Lasciate ogni speranza

In the Middle Ages, when an edifice was complete, there was almost as much of it in the earth as above it.	В средние века каждое законченное здание занимало почти столько же места под землей, сколько над землей.
Unless built upon piles, like Notre-Dame, a palace, a fortress, a church, had always a double bottom.	В каждом дворце, каждой крепости, каждой церкви, если только они не возводились на сваях, подобно Собору Парижской Богоматери, были подземелья.
In cathedrals, it was, in some sort, another subterranean cathedral, low, dark, mysterious, blind, and mute, under the upper nave which was overflowing with light and reverberating with organs and bells day and night.	В соборах существовал как бы еще другой, скрытый собор, низкий, сумрачный, таинственный, темный и немой, расположенный под верхним нефом, день и ночь залитым светом и оглашавшимся звуками органа и звоном колоколов.
Sometimes it was a sepulchre.	Иногда эти подземелья служили усыпальницей.
In palaces, in fortresses, it was a prison, sometimes a sepulchre also, sometimes both together.	В дворцах, в крепостях это были тюрьмы или могильные склепы, а иногда и то и другое вместе.
These mighty buildings, whose mode of formation and vegetation we have elsewhere explained, had not simply foundations, but, so to speak, roots which ran branching through the soil in chambers, galleries, and staircases, like the construction above.	Эти огромные сооружения, закон образования и "произрастания" которых мы уже объяснили раньше, имели не только фундамент, но, так сказать, корни, которые уходили в землю, ответвляясь в виде комнат, галерей, лестниц, как и в верхнем сооружении.
Thus churches, palaces, fortresses, had the earth half way up their bodies.	Таким образом, соборы, дворцы, крепости по пояс уходили в землю.
The cellars of an edifice formed another edifice, into which one descended instead of ascending, and which extended its subterranean grounds under the external piles of the monument, like those forests and mountains which are reversed in the mirror-like waters of a lake, beneath the forests and mountains of the banks.	Подвалы здания представляли собой второе здание, куда спускались, вместо того чтобы подниматься; подземные этажи этих подвалов соприкасались с громадой наземных этажей так же, как соприкасаются отраженные в озере прибрежные леса и горы с подножием настоящих лесов и гор.
At the fortress of Saint-Antoine, at the Palais de Justice of Paris, at the Louvre, these subterranean edifices were prisons.	В крепости Сент-Антуан, в парижском Дворце правосудия, в Лувре эти подземелья служили темницами.
The stories of these prisons, as they sank into the soil, grew constantly narrower and more gloomy.	Этажи этих темниц, внедряясь в почву, становились все теснее и мрачнее.
They were so many zones, where the shades of horror were graduated.	Они являлись как бы зонами нарастающего ужаса.
Dante could never imagine anything better for his hell.	Данте не мог бы найти ничего более подходящего для своего ада.
These tunnels of cells usually terminated in a sack of a lowest dungeon, with a vat-like bottom, where Dante placed Satan, where society placed those condemned to death.	Обычно эти воронки, темницы оканчивались каменными мешками, куда Данте поместил Сатану и куда общество помещало приговоренных к смерти.
A miserable human existence, once interred there; farewell light, air, life, ogni speranza-every hope; it only came forth to the scaffold or the stake.	Если какое-либо несчастное существо попадало туда, то должно было сказать прости свету, воздуху, жизни, ogni speranza. Выход был лишь на виселицу или на костер.

Sometimes it rotted there; human justice called this "forgetting."	Нередко люди гнили там заживо. Человеческое правосудие называло это "забвением".
Between men and himself, the condemned man felt a pile of stones and jailers weighing down upon his head; and the entire prison, the massive bastille was nothing more than an enormous, complicated lock, which barred him off from the rest of the world.	Между собой и людьми осужденный чувствовал нависающую над его головой громаду камня и темниц, и вся тюрьма, вся эта массивная крепость превращалась для него в огромный, сложного устройства замок, запиравший его от мира живых.
It was in a sloping cavity of this description, in the oubliettes excavated by Saint-Louis, in the inpace of the Tournelle, that la Esmeralda had been placed on being condemned to death, through fear of her escape, no doubt, with the colossal court-house over her head.	Вот в такую-то яму, в один из каменных мешков, вырытых по приказанию Людовика Святого в подземной тюрьме Турнель, опасаясь, видимо, побега, ввергли Эсмеральду, приговоренную к виселице. Весь огромный Дворец правосудия давил на нее своей тяжестью.
Poor fly, who could not have lifted even one of its blocks of stone!	Бедная мушка, бессильная сдвинуть с места даже самый маленький из его камней!
Assuredly, Providence and society had been equally unjust; such an excess of unhappiness and of torture was not necessary to break so frail a creature.	Судьба и общество были одинаково несправедливы к ней: не было надобности в таком избытке несчастий и мук, чтобы сломить столь хрупкое создание.
There she lay, lost in the shadows, buried, hidden, immured.	И вот она здесь, затерянная в кромешной тьме, погребенная, зарытая, замурованная.
Any one who could have beheld her in this state, after having seen her laugh and dance in the sun, would have shuddered.	Всякий, кому довелось бы увидеть ее в этом состоянии и кто ранее знал ее смеющейся и пляшущей на солнце, содрогнулся бы.
Cold as night, cold as death, not a breath of air in her tresses, not a human sound in her ear, no longer a ray of light in her eyes; snapped in twain, crushed with chains, crouching beside a jug and a loaf, on a little straw, in a pool of water, which was formed under her by the sweating of the prison walls; without motion, almost without breath, she had no longer the power to suffer; Phoebus, the sun, midday, the open air, the streets of Paris, the dances with applause, the sweet babblings of love with the officer; then the priest, the old crone, the poignard, the blood, the torture, the gibbet; all this did, indeed, pass before her mind, sometimes as a charming and golden vision, sometimes as a hideous nightmare; but it was no longer anything but a vague and horrible struggle, lost in the gloom, or distant music played up above ground, and which was no longer audible at the depth where the unhappy girl had fallen.	Она была холодна, как ночь, холодна, как смерть; ветерок не играл более ее волосами, человеческий голос не достигал ее слуха, дневной свет не отражался в ее глазах. Придавленная цепями, сидела она, скрючившись, перед кружкой с водой и куском хлеба, на охапке соломы, в луже воды, натекавшей с сырых стен камеры; неподвижная, почти бездыханная, она уже не страдала. Феб, солнце, полдень, вольный воздух, улицы Парижа, пляска и рукоплескания, сладостный любовный лепет, а вслед за этим - священник, сводница, кинжал, кровь, пытка, виселица! Все это иногда возникало еще в ее памяти то как радостное золотое видение, то как безобразный кошмар; но это было лишь ужасным, смутным видением борьбы во мраке, либо отдаленной музыкой, звеневшей там, наверху, на земле, и не слышной на той глубине, где была погребена несчастная.
Since she had been there, she had neither waked nor slept. In that misfortune, in that cell, she could no longer distinguish her waking hours from slumber, dreams from reality, any more than day from night.	С тех пор как она находилась здесь, она не бодрствовала, но и не спала - Брошенная в темницу, сломленная горем, она не могла более отличить явь от сна, грезу от действительности, день от ночи.
All this was mixed, broken, floating, disseminated confusedly in her thought.	Все смешивалось, дробилось, колебалось и расплывалось в ее мыслях.