Стендаль - Пармская обитель - английский и русский параллельные тексты

Через два-три года после этого великого события в своей жизни молодая супруга брала себе поклонника, - иногда имя чичисбея, заранее избранного семьей жениха, занимало почетное место в брачном контракте. It was a far cry from these effeminate ways to the profound emotions aroused by the unexpected arrival of the French army. Как далеки были от столь изнеженных нравов глубокие волнения, вызванные нежданным нашествием французской армии! Presently there sprang up a new and passionate way of life. Вскоре возникли новые нравы, исполненные страсти. A whole people discovered, on the 15th of May, 1796, that everything which until then it had respected was supremely ridiculous, if not actually hateful. 15 мая 1796 года весь народ увидел, каким нелепым, а иногда и гнусным было все то, к чему он прежде относился с почтением. The departure of the last Austrian regiment marked the collapse of the old ideas: to risk one's life became the fashion. Едва только последний австрийский полк оставил Ломбардию, как старые взгляды рухнули, вошло в моду подвергать свою жизнь опасности. People saw that in order to be really happy after centuries of cloying sensations, it was necessary to love one's country with a real love and to seek out heroic actions. После многих веков расслабляющих чувствований люди увидели, что счастья возможно достигнуть лишь ценою подлинной любви к родине и доблестных подвигов. They had been plunged in the darkest night by the continuation of the jealous despotism of Charles V and Philip II; they overturned these monarchs' statues and immediately found themselves flooded with daylight. Долгий и ревнивый деспотизм, наследие Карла V и Филиппа II, погрузил ломбардцев в глубокий мрак, но они свергли статуи этих монархов, и сразу же всех затопили волны света.

For the last half-century, as the Encyclopaedia and Voltaire gained ground in France, the monks had been dinning into the ears of the good people of Milan that to learn to read, or for that matter to learn anything at all was a great waste of labour, and that by paying one's exact tithe to one's parish priest and faithfully reporting to him all one's little misdeeds, one was practically certain of having a good place in Paradise.	Пятьдесят лет, пока "Энциклопедия" и Вольтер взрывали старую Францию, монахи кричали доброму миланскому народу, что учиться грамоте, да и вообще чему бы то ни было, -совершенно напрасный труд, ибо стоит лишь исправно платить священнику десятину, без утайки рассказывать ему на духу свои мелкие грешки, и можно быть почти уверенным, что получишь хорошее место в раю.
To complete the debilitation of this people once so formidable and so rational, Austria had sold them, on easy terms, the privilege of not having to furnish any recruits to her army.	А чтобы довести до полного бессилия этот народ, некогда умевший и мыслить и быть грозою, Австрия по дешевой цене продала ему привилегию не поставлять рекрутов в ее армию.
In 1796, the Milanese army was composed of four and twenty rapscallions dressed in scarlet, who guarded the town with the assistance of four magnificent regiments of Hungarian Grenadiers.	В 1796 году вся миланская армия состояла из двадцати четырех шалопаев в красных мундирах, и они охраняли город совместно с четырьмя великолепными полками венгерских гренадеров.
Freedom of morals was extreme, but passion very rare; otherwise, apart from the inconvenience of having to repeat everything to one's parish priest, on pain of ruin even in this world, the good people of Milan were still subjected to certain little monarchical interferences which could not fail to be vexatious.	Распущенность достигла крайних пределов, но страсти были явлением редкостным. Помехой тому была неприятная обязанность все рассказывать духовнику под страхом погибели даже в здешнем мире. Кроме того, славный ломбардский народ был связан некоторыми запретами монархии - мелкими, но довольно докучными.
For instance, the Archduke, who resided at Milan and governed in the name of the Emperor, his cousin, had had the lucrative idea of trading in corn.	Так, например, эрцгерцогу, который имел резиденцию в Милане и правил страной от имени австрийского императора, своего двоюродного брата, вздумалось заняться прибыльным делом -торговать хлебом.
In consequence, an order prohibiting the peasants from selling their grain until His Highness had filled his granaries.	Следствием этого явилось запрещение крестьянам продавать зерно до тех пор, пока его высочество не наполнит своих амбаров.
In May, 1796, three days after the entry of the French, a young painter in miniature, slightly mad, named Gros, afterwards famous, who had come with the army, overhearing in the great Caff? dei Servi (which was then in fashion) an account of the exploits of the Archduke, who moreover was extremely stout, picked up the list of ices which was printed on a sheet of coarse yellow paper.	В мае 1796 года, через три дня после вступления французов, в большую миланскую кофейню Серви, модную в те времена, зашел прибывший вместе с армией молодой рисовальщик-миниатюрист и порядочный ветрогон, по фамилии Гро, впоследствии знаменитый художник; он услышал в кофейне рассказы о торговых подвигах эрцгерцога и узнал также, что тот отличается тучностью.
On the back of this he drew the fat Archduke; a French soldier was stabbing him with his bayonet in the stomach, and instead of blood there gushed out an incredible quantity of corn.	И вот художник взял со стола листок скверной желтой бумаги, на которой напечатан был перечень различных сортов мороженого, и на обороте его изобразил, как французский солдат проткнул штыком толстое чрево эрцгерцога и оттуда вместо крови потоком хлынула пшеница.
What we call a lampoon or caricature was unknown in this land of crafty 'despotism.	То, что называется "шаржем" или "карикатурой", было совсем незнакомо в этой стране хитрого деспотизма.

The drawing, left by Gros on the table of the Caff? dei Servi, seemed a miracle fallen from heaven; it was engraved and printed during the night, and next day twenty thousand copies of it were sold.	Рисунок, оставленный художником Гро на столике в кофейне Серви, показался чудом, сошедшим с неба; за ночь сделали с него гравюру и на другой день распродали двадцать тысяч оттисков.
The same day, there were posted up notices of a forced loan of six millions, levied to supply the needs of the French army which, having just won six battles and conquered a score of provinces, wanted nothing now but shoes, breeches, jackets and caps.	В тот же день на стенах домов появились афиши, уведомлявшие о взыскании шестимиллионной контрибуции на нужды французской армии, которая только что выиграла шесть сражений, завоевала двадцать провинций, но испытывала недостаток в башмаках, панталонах, мундирах и шапках.
The mass of prosperity and pleasure which burst into Lombardy in the wake of these French ragamuffins was so great that only the priests and a few nobles were conscious of the burden of this levy of six millions, shortly to be followed by a number of others.	Вместе с оборванными бедняками французами в Ломбардию вторгнулась такая могучая волна счастья и радости, что только священники да кое-кто из дворян стонали от тяжести шестимиллионной контрибуции, за которой последовали и другие денежные взыскания.
These French soldiers laughed and sang all day long; they were all under twenty-five years of age, and their Commander in Chief, who had reached twenty-seven, was reckoned the oldest man in his army.	Ведь эти французские солдаты с утра и до вечера смеялись и пели, все были моложе двадцати пяти лет, а их главнокомандующему недавно исполнилось двадцать семь, и он считался старейшиной армии.
This gaiety, this youthfulness, this irresponsibility furnished a jocular reply to the furious preachings of the monks, who, for six months, had been announcing from the pulpit that the French were monsters, obliged, upon pain of death, to burn down everything and to cut off everyone's head. With this object, each of their regiments marched with a guillotine at its head.	Жизнерадостность, молодость, беззаботность были таким приятным ответом на злобные предсказания монахов, которые уже полгода возвещали с высоты церковных кафедр, что все французы - изверги, что под страхом смертной казни их солдаты обязаны все жечь, всем рубить головы, - недаром впереди каждого их полка везут гильотину.
In the country districts one saw at the cottage doors the French soldier engaged in dandling the housewife's baby in his arms, and almost every evening some drummer, scraping a fiddle, would improvise a ball.	А в деревнях люди видели, как у дверей крестьянских хижин французские солдаты баюкали на руках хозяйских ребятишек, и почти каждый вечер какой-нибудь барабанщик, умевший пиликать на скрипке, устраивал бал.
Our country dances proving a great deal too skilful and complicated for the soldiers, who for that matter barely knew them themselves, to be able to teach them to the women of the country, it was the latter who shewed the young Frenchmen the Monferrina, Salterello and other Italian dances.	Модные контрдансы были для солдат слишком мудрены, и показать итальянкам их замысловатые фигуры они не могли, да, кстати сказать, и сами не были им обучены, зато итальянки научили молодых французов плясать "монферину", "попрыгунью" и другие народные танцы.
The officers had been lodged, as far as possible, with the wealthy inhabitants; they had every need of comfort.	Офицеров по мере возможности расквартировали по богатым домам; им очень нужно было подкрепить свои силы.
A certain lieutenant, for instance, named Robert, received a billeting order on the palazzo of the Marchesa del Dongo.	И вот один лейтенант, по фамилии Робер, получил билет на постой во дворце маркизы дель Донго.

Читать дальше