Натаниель Готорн - Дом о семи шпилях

Тут можно читать онлайн Натаниель Готорн - Дом о семи шпилях - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Дом о семи шпилях
Автор:

Натаниель Готорн
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
60

1

2

3

4

5

Натаниель Готорн - Дом о семи шпилях краткое содержание

Дом о семи шпилях - описание и краткое содержание, автор Натаниель Готорн, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Натаниель Готорн — классик американской литературы. Его произведения отличает тесная взаимосвязь прошлого и настоящего, реальности и фантастики. По признанию критиков, Готорн имеет много общего с Эдгаром По.
«Дом с семью шпилями» — один из самых известных романов писателя. Старый полковник Пинчон, прибывший в Новую Англию вместе с первыми поселенцами, несправедливо обвиняет плотника Моула, чтобы заполучить его землю. Моула ведут на эшафот, но перед смертью он проклинает своего убийцу. С тех пор над домом полковника тяготеет проклятие.
Дом о семи фронтонах — реально существующее в
здание XVII века. В середине XIX века Готорн часто приходил сюда в гости к хозяйке дома — своей двоюродной сестре Сюзанне. Впрочем, к тому времени здание было перестроено так, что из семи фронтонов сохранились только три.
Сам автор отрицал наличие реального прототипа у дома, описанного в романе. Одним из источников вдохновения для него служила немецкая повесть «
», в которой моральное разложение горделивого семейства отражается в упадке дряхлого замка их предков.
До написания романа Готорна не оставляло чувство вины за своих фанатичных предков, которые принимали активное участие в печально известной охоте на ведьм 1692-1693 гг.Темы вины и искупления, поднимаемые этим произведением, звучат и в предыдущем романе Готорна — «
». Оба романа имели большой успех и в Америке, и в Европе, превратив Готорна в наиболее известного американского беллетриста своего времени.

Дом о семи шпилях - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Дом о семи шпилях - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Натаниель Готорн

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

A modern child could teach old Hepzibah more than old Hepzibah could teach the child.	Нынешний ребенок скорее бы научил мисс Г епзибу, нежели старая Г епзиба научила бы ребенка.
So-with many a cold, deep heart-quake at the idea of at last coming into sordid contact with the world, from which she had so long kept aloof, while every added day of seclusion had rolled another stone against the cavern-door of her hermitage-the poor thing bethought herself of the ancient shop-window, the rusty scales, and dusty till.	Таким образом, после многих замираний сердца, при мысли войти в неприятное столкновение со светом, от которого она так долго держалась в отдалении, бедняжка вспомнила, наконец, о старинной лавочке, о заржавевших весах и о пыльной конторке.
She might have held back a little longer; but another circumstance, not yet hinted at, had somewhat hastened her decision.	Она бы медлила еще долго, но одно обстоятельство, еще не известное читателю, ускорило ее решимость.
Her humble preparations, therefore, were duly made and the enterprise was now to be commenced. Nor was she entitled to complain of any remarkable singularity in her fate; for, in the town of her nativity, we might point to several little shops of a similar description, some of them in houses as ancient as that of the Seven Gables; and one or two, it may be, where a decayed gentlewoman stands behind the counter, as grim an image of family pride as Miss Hepzibah Pyncheon herself. It was overpoweringly ridiculous-we must honestly confess it-the deportment of the maiden lady while setting her shop in order for the public eye. She stole on tiptoe to the window, as cautiously as if she conceived some bloody-minded villain to be watching behind the elm tree, with intent to take her life. Stretching out her long, lank arm, she put a paper of pearl-buttons, a Jew's-harp, or whatever the small article might be, in its destined place, and straightway vanished back into the dusk, as if the world need never hope for another glimpse of her. It might have been fancied indeed, that she expected to minister to the wants of the community unseen, like a disembodied divinity, or enchantress, holding forth bargains to the reverential and awe-stricken purchaser, in an invisible hand. But Hepzibah had no such flattering dream. She was well aware that she must ultimately come forward, and stand revealed in her proper individuality; but, like other sensitive persons, she could not bear to be observed in the gradual process, and chose rather to flash forth on the world's astonished gaze at once.	Она сделала все приготовления и положила начало этому предприятию. В ее родном городе было несколько подобных лавочек. Некоторые из них открылись в таких же старинных домах, как и Дом с семью шпилями, и в одной или даже в двух за конторкой сидела такая же знатная и хмурая старушка, как и мисс Гепзиба Пинчон.
The inevitable moment was not much longer to be delayed.	Нельзя было больше откладывать неизбежную минуту.
The sunshine might now be seen stealing down the front of the opposite house, from the windows of which came a reflected gleam, struggling through the boughs of the elm tree, and enlightening the interior of the shop more distinctly than heretofore.	Солнце уже кралось по фронтону противоположного дома; лучи, пробиваясь сквозь ветви вяза, все ярче освещали внутренность лавочки.
The town appeared to be waking up.	Город пробуждался.

A baker's cart had already rattled through the street, chasing away the latest vestige of night's sanctity with the jingle-jangle of its dissonant bells.	Тачка пекаря уже стучала по мостовой, прогоняя последние остатки ночной тишины нестройным звяканьем своих колокольчиков.
A milkman was distributing the contents of his cans from door to door; and the harsh peal of a fisherman's conch-shell was heard far off, around the corner.	Молочник развозил от двери до двери кувшинчики, а вдали слышался пронзительный свисток рыбака.
None of these tokens escaped Hepzibah's notice.	Ни один из этих признаков пробуждения города не ускользнул от наблюдения Гепзибы.
The moment had arrived.	Роковая минута наступила.
To delay longer would be only to lengthen out her misery.	Откладывать и дальше значило бы продлить свое страдание.
Nothing remained, except to take down the bar from the shop door, leaving the entrance free-more than free-welcome, as if all were household friends-to every passer-by, whose eyes might be attracted by the commodities at the window.	Ей оставалось только поднять железный засов на двери лавочки, чтобы каждый, кому приглянется что-нибудь из выставленных в окне предметов, мог войти.
This last act Hepzibah now performed, letting the bar fall with what smote upon her excited nerves as a most astounding clatter.	Гепзиба совершила наконец и этот подвиг. Стук упавшего запора поразил ее возбужденные нервы, как самый страшный грохот.
Then-as if the only barrier betwixt herself and the world had been thrown down, and a flood of evil consequences would come tumbling through the gap-she fled into the inner parlour, threw herself into the ancestral elbow-chair, and wept.	Тогда - как будто между ней и светом рухнула последняя преграда и поток бедствий готов был хлынуть в ее дверь - она убежала во внутреннюю комнату, бросилась в кресло своих предков и заплакала.
Our miserable old Hepzibah!	Бедная Гепзиба!
It is a heavy annoyance to a writer, who endeavours to represent nature, its various attitudes and circumstances, in a reasonably correct outline and true coloring, that so much of the mean and ludicrous should be hopelessly mixed up with the purest pathos which life anywhere supplies to him.	Как тяжело писателю, который желает изобразить правдивыми красками натуру в различных обстоятельствах, осознавать, что так много ничтожного должно быть непременно примешано в чистейший пафос, представляемый ему жизнью!
What tragic dignity, for example, can be wrought into a scene like this!	Какое, например, трагическое достоинство можно придать подобной сцене?
How can we elevate our history of retribution for the sin of long ago, when, as one of our most prominent figures, we are compelled to introduce-not a young and lovely woman, nor even the stately remains of beauty, storm-shattered by affliction-but a gaunt, sallow, rusty-jointed maiden, in a long-waisted silk gown, and with the strange horror of a turban on her head!	Каким образом опоэтизировать нашу историю, когда мы вынуждены выводить на сцену в качестве главного действующего лица не молодую пленительную женщину, ни даже остатки поразительной красоты, разрушенной горестями, но высохшую, желтую, похожую на развалину старую деву в длинном шелковом платье и с каким-то странным тюрбаном на голове!
Her visage is not even ugly. It is redeemed from insignificance only by the contraction of her eyebrows into a near-sighted scowl. And finally, her great life-trial seems to be that, after sixty years of idleness, she finds it convenient to earn comfortable bread by setting up a shop in a small way.	Даже лицо ее не было безобразным до романтичности: оно приковывало к себе внимание только сдвинутыми от близорукости бровями; и, наконец, испытание ее состоит только в том, что после шестидесяти лет уединенной жизни она сочла необходимым добывать себе содержание, открыв лавочку.

Nevertheless, if we look through all the heroic fortunes of mankind, we shall find this same entanglement of something mean and trivial with whatever is noblest in joy or sorrow.	Если мы бросим взгляд на все героические приключения человеческого рода, то везде откроем такое же, как и здесь, смешение чего-то мелочного с тем, что есть благороднейшего в радости и горе.
Life is made up of marble and mud. And without all the deeper trust in a comprehensive sympathy above us, we might hence be led to suspect the insult of a sneer, as well as an immitigable frown, on the iron countenance of fate.	Жизнь человеческая составлена из мрамора и тины, и без глубокой веры в неизъяснимую любовь небесную мы видели бы на железном лице судьбы только ничем не смягчаемую суровость.
What is called poetic insight is the gift of discerning, in this sphere of strangely mingled elements, the beauty and the majesty which are compelled to assume a garb so sordid.	Но так называемый поэтический взгляд в том именно и состоит, чтобы различать в этом хаосе странно перемешанных стихий красоту и величие, которые принуждены облекаться в отталкивающее рубище.
Chapter Three.	Глава III
The First Customer	Первый покупатель
Miss Hepzibah Pyncheon sat in the oaken elbow-chair, with her hands over her face, giving way to that heavy down-sinking of the heart which most persons have experienced, when the image of hope itself seems ponderously molded of lead, on the eve of an enterprise at once doubtful and momentous.	Мисс Гепзиба Пинчон сидела в дубовом кресле, закрыв лицо руками и предавшись унынию, которое испытал на себе едва ли не каждый, кто только решался на важное, но сомнительное предприятие.
She was suddenly startled by the tinkling alarum-high, sharp, and irregular-of a little bell.	Вдруг послышался громкий, резкий и нестройный звон колокольчика.
The maiden lady arose upon her feet, as pale as a ghost at cockcrow; for she was an enslaved spirit, and this the talisman to which she owed obedience.	Дама встала, бледная как мертвец.
This little bell-to speak in plainer terms-being fastened over the shop door, was so contrived as to vibrate by means of a steel spring, and thus convey notice to the inner regions of the house, when any customer should cross the threshold. Its ugly and spiteful little din (heard now for the first time, perhaps, since Hepzibah's periwigged predecessor had retired from trade) at once set every nerve of her body in responsive and tumultuous vibration.	Неприятный голосок колокольчика (раздавшийся впервые, может быть, с тех времен, когда предшественник Г епзибы оставил торговлю) вызвал дрожь в ее теле.
The crisis was upon her!	Решающая минута наступила!
Her first customer was at the door!	Первый покупатель отворил дверь!
Without giving herself time for a second thought, she rushed into the shop, pale, wild, desperate in gesture and expression, scowling portentously, and looking far better qualified to do fierce battle with a housebreaker, than to stand smiling behind the counter, bartering small wares for a copper recompense.	Не давая себе времени поразмыслить над этим, она бросилась в лавочку. Бледная, с диким видом, с отчаянием в движениях, пристально всматриваясь и, разумеется, хмурясь, она выглядела так, словно скорее ожидала встретить вора, вломившегося в дом, нежели готова была стоять, улыбаясь, за конторкой и продавать разные мелочи за медные деньги.
Any ordinary customer, indeed would have turned his back and fled.	В самом деле, покупатель обыкновенный убежал бы от нее в ту же минуту.