Готхольд Лессинг - Драмы_Басни в прозе

Беду?

Ведь казначей-то вы отныне.
Как мне ни жаль вас, но глядеть на это
Мне невтерпеж! Нет, я уйду! Куда,
Вы слышали. Дорога вам известна.
Есть поручения ко мне? Скажите!
Исполню все. Одно лишь: почта ваша
Была б в подъем дервишу-голяку!
Но поскорей!

Опомнись, Аль-Гафи!
В уме ли ты? Я ничего не знаю.
О чем ты там бормочешь?

И кошель
С собой захватите?

Кошель?

А как же!
Да не пустой, а золотом набитый,
Чтоб дать взаймы и выручить султана?

И только-то?

А мне глядеть на то,
Как Саладин разденет и разует
Вас донага? Как этот вертопрах
Начнет тащить из тучных закромов
Добро, которым ваше милосердье
Злосчастных нищих прежде наделяло?
Тащить день изо дня, и все-то в долг,
Пока не сдохнут мыши с голодухи?
Иль вы воображаете, что тот,
Кто ваши деньги взял, к советам вашим
Прислушиваться будет? Не надейтесь!
Когда внимал советам Саладин?
Подумайте, Натан, что приключилось
Со мной всего лишь час назад.

А что?

Пришел я к Саладину. Он признал
Победу за сестрой — играет Зитта
Недурно в шахматы. А на доске
Игра, никем не тронута, стояла.
И вот я вижу, что она еще
Не кончена — султан не посрамлен,
Как он считал.

Вот для тебя находка!

Ему бы только пешкою прикрыться
В ответ на Зиттин «шах»! Дадите доску,
Так покажу…

Да я и так поверю.

А вслед за тем пойти ладьей — и Зитте
Была бы крышка! Я его зову,
Хочу все толком разъяснить. А он —
Подумайте!..

С тобой не согласился?

И слушать не хотел! Махнул рукой
И всю игру рассыпал.

Быть не может!

«Я, говорит, хочу, чтоб был мне мат!»
Ну, как, по-вашему? Игра ли это?

Нет! Разве лишь — игра в игру.

Играли
Они, чай, не на финики!

Что — деньги!
Не в деньгах суть! А в том, что он тебя
И слушать не хотел! В таком вопросе
Первейшей важности не посчитался
С твоим советом! И орлиным взглядом
Твоим не восхитился! Вот в чем суть!
Вот что взывает к грозному отмщенью!

А!.. Бог с ним! Я хотел лишь пояснить,
С какой башкой упрямой вы связались.
Нет, с ним якшаться мне невмоготу!
Таскайся день-деньской по грязным маврам
И вопрошай: «Дадите ль нам взаймы?»
И это — я, кто ввек не побирался,
Хожу и в долг прошу для Саладина!
А в долг просить, но мне, ничуть не лучше,
Чем побираться; как ничуть не лучше,
Чем воровать, с лихвой давать взаймы.
Нет я уйду! А там, в долине Ганга,
Всю эту скверну смою! И не буду
Для смрадных дел орудием покорным!
Там только встречусь я с людьми! А здесь
Лишь вы один у вод священных Ганга
Достойны жить. Пошли бы вы со мной!
Швырнули бы ему свои богатства!
Он все равно очистит вас дотла.
Не лучше ль сразу сбагрить этот хлам,
Чем день за днем? Я и дал а к {124} дервиша
Вам раздобуду… Ну?

Сдается мне,
Все это не уйдет от нас. Дай срок
Обдумать только! Потерпи!

Обдумать?
Тут нечего обдумывать!

Дай только
Домой вернуться от султана!..

Кто
Обдумывает, тот предлога ищет
Не разрубить узла! Кто напролом
Не рвется к цели, раб других навеки!
Живите, как хотите! Будьте здравы!
Мой путь туда пролег, а ваш — сюда.

Гафи! Ведь ты и сам еще отчета
Султану не представил.

Ерунда!
В моей казне — хоть покати шаром.
А счеты вы заверите да Зитта.
Прощайте же!

Да, счеты я заверю,
Мой дикий, добрый — как еще назвать?
Лишь истый нищий в мире истый царь!

Как мой отец велел сказать? «Пусть ждет
Она его с минуты на минуту!»
Не правда ль, Дайя, это значит: скоро
Он будет здесь? А сколько их уже
С тех пор, минут постылых, набежало!
Но почему мне думать об ушедших?
Я буду каждой из грядущих жить!
В одну из них он все-таки придет!

А все злосчастный вызов к Саладину!
Не будь напасти этой, так Натан
Его давно привел бы.

А придет
Минута эта, сбудется мечта,
Исполнится заветное желанье, —
И что тогда? Потом-то что?

Потом?..
Потом, надеюсь, и мое желанье
Горячее исполнится.

А чем
Заполнить пропасть в опустевшем сердце,
Отвыкшем жить без брезжущей мечты,
Без тайного желания? Ничем!
Как страшно это!..

Пусть моя мечта
Тогда в твоем сердечке утвердится —
Мое желанье: знать, что ты живешь
В Европе, средь людей, тебя достойных.

Ну что ты говоришь? Твое желанье
Как может стать когда-либо моим?
Тебя к себе не родина ль зовет?
А мне пришлось бы с нею расставаться.
Ужели тени родичей твоих,
В душе едва клубящиеся зыбко,
Осилят тех, кого я вижу, слышу,
К кому рукой притронуться могу?
Подумай только!

Как ты ни упрямься,
А не уйдешь от божьего перста!
Что, если твой спаситель предназначен
Благоволеньем бога своего,
За коего он бился, возвратить
Тебя стране, тем людям, для которых
Ты рождена на свет!

Ах, Дайя, Дайя!
Опять ты за свое, родная Дайя?
Диковинны понятия твои!
Как ты сказала? «Бога своего,
За коего он бился»? Что за бог,
Который бы принадлежал кому-то
И за кого нам с кем-то биться надо?
Кто знает, для какого он клочка
Земли рожден, когда не для того,
Где он родился? Что отец сказал бы,
Услышавши тебя? В чем виноват
Он пред тобой, что ты сулишь мне счастье
Лишь от него вдали? Зачем зерно
Чистейшее отцовых поучений
Ты тщишься сорняками заглушить
Или цветами родины твоей?
О Дайя милая, отец не хочет,
Чтобы твои роскошные цветы
В моем произрастали вертограде.
Я и сама не раз уж замечала:
Как бы они ни красили мой сад,
Он чахнет, глохнет от твоих цветов.
Их запах кисло-сладкий! Он дурманит,
Он голову кружит мне… Твой-то мозг
Давно привык к нему, и за такую
Выносливость тебя я не корю.
Но мне он вреден. Вот хотя б твой ангел!
Из-за него я чуть не помешалась.
Я и сейчас перед отцом краснею
За глупость эту!