Готхольд Лессинг - Драмы_Басни в прозе

(Он прав! Он прав! Живым клянуся богом!
Я должен смолкнуть.)

Но дозволь вернуться
Нам к нашим кольцам. Сыновья пред креслом
Судьи предстали. Каждый поклялся,
Что непосредственно из рук отцовых
Приял кольцо. Да так оно и было!
Давно уже отец-де обещал
Ему кольцо и связанные с оным
Великие права. И это было
Не в меньшей мере правдой! Де не мог
Отец его обманывать, — так каждый
Не уставал твердить. Скорее близких
Он в плутнях заподозрит, хоть и в братьях
Он прежде никогда не замечал
Коварства иль измены; он-де хочет
Изменника сыскать и покарать.

Ну а судья? Хотелось бы услышать,
Что ты судью заставишь говорить.

Судья сказал: когда не приведете
Вы тотчас же отца, покиньте тут же
Судилище. Иль думаете вы,
Что я разгадчиком сюда поставлен?
Иль ждете, что кольцо заговорит?
Но, стойте! Слышал я, кольцо имеет
Таинственную силу привлекать
Благоволенье господа и смертных
К владельцу своему. Вот в чем разгадка!
Ведь силы этой нет в поддельных кольцах.
Так кто ж из вас всех более любим
Двумя другими братьями? Ответьте!
Молчите? Значит, кольца-то вовне
Не действуют, сердец не привлекают?
И каждый, знать, себя всех больше любит?
Обманутый обманщик всяк из вас!
Все три кольца поддельны. А кольцо
Заветное, должно быть, потерялось,
И потому-то ваш отец велел
Три изготовить новых.

Бесподобно!

Итак, сказал судья, коль вам не мой
Совет, а только приговор угоден,
Ступайте! А совет мой: отнестись
К событию, как должно. И поскольку
Все сыновья из рук отца прияли
Кольцо, пусть верит каждый, что оно
Заветное. Возможно, что родитель
Не пожелал терпеть в своем роду
Засилие кольца, и достоверно,
Что он вас всех любил без исключенья —
Не захотел двух сыновей своих
Обидеть ради третьего. Так пусть же
Все, как один, отважатся любить
Друг друга бескорыстно и свободно!
И каждый пусть старается волшбу
Кольца заветного сам приумножить
И кротостью, и праведною жизнью,
И благодетельной ко всем любовью
В сознании служенья божеству.
И если через тысячу годин
Себя таинственная сила камня
Не перестанет проявлять, так я
Вас приглашу на суд. На кресле этом
Воссядет судия меня достойней.
Так рек судья.

О, боже!

Саладин!
Когда себя ты сознаешь мудрейшим
Таким судьей…

Я — жалкий прах, песчинка?
О, боже!

Что с тобой?

Натан, мой милый!
Те тысячи годин не истекли.
На кресле мудрого судьи не мне
Сидеть! Ступай! Ступай! Но будь мне другом.

И больше ничего ты мне не скажешь?

Нет, ничего.

Ни слова?

Что сказать мне?

Есть просьба у меня… Я бы хотел
При случае, когда-нибудь…

Да разве
Для просьбы нужен случай? Говори!

Я, странствуя по городам и весям,
Взимал долги. Боюсь, не много ль слишком
Наличных денег у меня? А время
Тревожное, как видно, настает…
Не знаю, как мне быть, где их пристроить?
Вот и подумал: может, и тебе —
Война расходов требует немалых! —
Потребуются денежки?

Не буду
Я спрашивать тебя, не повстречался ль
Тебе Гафи. Не буду дознаваться,
Не заподозрив ли меня в коварстве,
Ты вызвался мне дать взаймы…

В коварстве?

Я подозренье это заслужил.
Прости меня! Но я скрывать не стану,
Что посягал…

Не на мои ли деньги?

Да.

Значит, мы сойдемся! Но не думай,
Что всю наличность я тебе отдам.
Тому виной храмовник — ты его,
Конечно, знаешь? Долг ему немалый
Обязан я вернуть.

Храмовник? Гм!
Надеюсь, ты поддерживать не вздумал
Моих врагов заклятых?

Об одном лишь
Храмовнике я речь веду, кого
Помиловал ты.

Вовремя ты вспомнил
Об этом юноше! Ведь я совсем
Забыл о нем… Что сталось с ним и где он?

Ты не слыхал, чем я ему обязан
По милости твоей? Избегнув смерти,
Рискнул он тут же жизнью поплатиться,
Из пламени спасая дочь мою.

Он спас ее? Как на него похоже!
Так бы и брат мой поступил, с которым
Он схож во всем! Но где же он? Веди
Его сюда! Как часто я о брате,
Ей незнакомом, Зитте говорил,
Сестре моей! Хочу ей показать
Подобие возлюбленного брата!
Сходи за ним! Как много добрых дел
Из одного, случайного, быть может,
Рожденного былой моей любовью,
Могло произрасти! Иди за ним,
Иди!

Сейчас! А начатую сделку
Мы позже заключим…

Зачем сестре я
Не дал подслушать нас? Скорее к ней!
Удастся ль мне ей все пересказать?

Здесь, жертвенная тварь, угомонись.
Довольно! Не стремлюсь и не желаю
Знать, что во мне творится, что стрясется
Со мною впредь. Напрасно я, напрасно
Хотел бежать! Но что мне оставалось,
Как не спасаться бегством? Будь что будет!
Удар был слишком скор, чтоб отшатнуться,
Как ни хотел избегнуть я его.
Ту, о которой и мечтать не смел,
Увидел я. Вмиг вспыхнуло решенье
Не потерять ее! Решенье? Так ли?
Решение — поступок, взлет! А я?
Я лишь страдал… Проснувшееся чувство
Меня связало с ней, в нее вплело,
С ней воссоединило. Без нее
Не мыслю жизни; даже после смерти,
Где мы не жизни, вечности причастны,
И там не мыслю! Такова любовь.
И так храмовник, так христианин,
Беспамятствуя, любит дщерь Сиона {129} ?..
Как быть мне? Здесь, в стране обетованной,
Обетованной для меня вдвойне,
Попрал я предрассудки и обеты.
Что — орден мне? Во мне храмовник умер,
Почил и не воскреснет никогда
Со дня, как стал я пленником султана.
Иль пощаженная им голова —
Все та же? Нет! Она почти не помнит,
Чем начинить ее они старались
И одурманить. Разум обострился
Под сводом неба о тчего, окреп —
Я это чувствую. Ведь только здесь
Я начал думать, как отец мой думал
Иль думать должен был, когда не сказку
О нем мне нашептали. Сказку? Пусть,
Но столь правдоподобную, которой
Все больше верю в час, когда и мне
Грозит беда споткнуться, пасть… Он пал?
Пасть средь мужчин отрадней, чем стоять
С детьми. Его пример тому порукой,
Что он меня одобрит. В чьем еще
Нуждаюсь одобрении? Натана?
Уж в нем-то я ничуть не сомневаюсь!
Он даст согласье. Что за человек!
А все старается жидом казаться.
Вот он! Лицо сияет, как у всех,
Кто прбывал у Саладина. Эй!
Натан! Эй, эй!