Проспер Мериме - Хроника царствования Карла IX Новеллы

— Боже мой! Что я вижу? — воскликнула Арсена таким неузнаваемым голосом, что г-жа де Пьен даже вздрогнула.

— Ну и новости! Что это такое? Кидаться в окно, как дурочка! Видали вы когда-нибудь такую сумасбродку?

Не знаю, точно ли я передаю самые слова; во всяком случае, таков был смысл того, что говорил вошедший, в котором г-жа де Пьен сразу же узнала по голосу Макса де Салиньи. Последовали восклицания, заглушенные возгласы Арсены, потом довольно звонкий поцелуй. Затем Макс продолжал:

— Бедная Арсена, в каком ты виде! Ты знаешь, я бы тебя ни за что не разыскал, если бы Жюли не сказала мне твоего последнего адреса. Но видано ли такое сумасшествие!

— Ах, Салиньи, Салиньи! Как я счастлива! Как я раскаиваюсь в том, что я сделала! Теперь я перестану тебе нравиться. Я тебе не нужна буду больше…

— Глупая ты какая, — говорил Макс, — отчего было не написать мне, что тебе нужно денег? Отчего было не попросить у майора? А что твой русский? Или он уехал, этот твой казак?

Узнав голос Макса, г-жа де Пьен была в первую минуту удивлена едва ли не больше, чем сама Арсена. От удивления она не сразу к ним вышла; потом начала размышлять, показываться ей или нет, а когда размышляешь, прислушиваясь, трудно бывает скоро решиться. Таким образом ей пришлось услышать приведенный мною назидательный диалог; но тут она поняла, что, оставаясь в каморке, она еще и больше того может услышать. Она решилась и вошла в комнату с тем спокойным и величавым видом, который редко покидает добродетельных людей и который они, если требуется, принимают намеренно.

— Макс, — сказала она, — вы мучите эту бедную девушку; уйдите. Вы зайдете ко мне через час, и мы поговорим.

Макс побледнел, как мертвец, увидав г-жу де Пьен в таком месте, где он никогда бы не думал ее встретить; его первым движением было повиноваться, и он шагнул к двери.

— Ты уходишь!.. Не уходи! — воскликнула Арсена, отчаянным усилием приподымаясь на постели.

— Дитя мое, — сказала г-жа де Пьен, беря ее за руку, — будьте благоразумны. Послушайте меня. Вспомните, что вы мне обещали!

Затем она бросила Максу спокойный, но повелительный взгляд, и тот сейчас же удалился. Арсена снова упала на кровать; увидав, что он уходит, она лишилась чувств.

Госпожа де Пьен и сиделка, вернувшаяся вскоре вслед за тем, стали ей помогать с тем искусством, которое в подобного рода случаях проявляют женщины. Мало-помалу Арсена пришла в себя. Сначала она обвела взглядом всю комнату, словно ища того, кого в ней только что видела; потом подняла свои большие черные глаза на г-жу де Пьен и, пристально смотря на нее, спросила:

— Это ваш муж?

— Нет, — отвечала г-жа де Пьен, слегка краснея, но все же мягким голосом. — Господин де Салиньи мой родственник.

Она сочла возможным позволить себе эту маленькую ложь, чтобы объяснить свою власть над ним.

— Так, значит, это вас он любит! — воскликнула Арсена и продолжала смотреть на нее горящими, как факелы, глазами.

Он!.. Молния озарила лицо г-жи де Пьен. Ее щеки вспыхнули на миг ярким румянцем, и голос замер на губах; но к ней быстро вернулось прежнее спокойствие.

— Вы заблуждаетесь, бедное дитя мое, — сказала она серьезным голосом. — Господин де Салиньи понял, что он не должен был напоминать вам о прошлом, которое, к счастью, изгладилось из вашей памяти. Вы забыли…

— Забыла! — воскликнула Арсена с мучительной улыбкой, на которую больно было смотреть.

— Да, Арсена, вы отвергли все ваши безумства тех лет, которым уже нет возврата. Подумайте, мое бедное дитя, ведь этой преступной связи вы обязаны всеми вашими несчастьями. Подумайте…

— Он вас не любит? — перебила ее Арсена, не слушая. — Он вас не любит — и понимает один ваш взгляд! Я видела ваши глаза и его глаза. Я не ошибаюсь… Да что ж… это понятно! Вы красивая, молодая, блестящая… я калека, изуродованная… умирающая…

Она не договорила: ее голос заглушили рыдания, громкие, мучительные; сиделка закричала, что побежит за доктором, потому что, по ее словам, господин доктор ничего так не боится, как этих конвульсий, и если они не прекратятся, бедняжка кончится.

Мало-помалу подъем сил, вызванный у Арсены самой живостью ее страдания, сменился тупым изнеможением, которое г-жа де Пьен приняла за спокойствие. Она продолжала свои увещания; но Арсена, лежа без движения, не слушала красноречивых уговоров предпочесть божественную любовь любви земной; глаза ее были сухи, зубы судорожно сжаты. В то время как ее покровительница говорила ей о небе и о будущем, она думала о настоящем. Неожиданный приезд Макса пробудил в ней на миг безумные надежды, но взгляд г-жи де Пьен еще того быстрее их рассеял. Побыв мгновение в счастливом сне, Арсена вернулась к печальной действительности, ставшей во сто раз ужаснее после минутного забвения.

Ваш доктор вам расскажет, сударыня, что потерпевшие кораблекрушение, настигнутые дремотой среди мучений голода, видят во сне, будто они сидят за столом и вкусно едят. Они просыпаются еще более голодными и жалеют, что спали. Арсена испытывала муку, сравнимую с мукой этих людей. Когда-то она любила Макса так, как могла любить она. С ним ей всегда хотелось пойти в театр, с ним ей бывало весело за городом, о нем она постоянно рассказывала подругам. Когда Макс уехал, она очень плакала; но все же приняла ухаживания одного русского, и Макс был очень рад, что тот стал его преемником, потому что считал его человеком порядочным, то есть щедрым. Пока она могла вести рассеянную жизнь таких женщин, как она, ее любовь к Максу была только приятным воспоминанием, заставлявшим ее иногда вздыхать. Она думала о ней, как думают о забавах детства, но когда Арсена осталась без любовников, увидела себя покинутой, ощутила весь гнет нищеты и позора, тогда ее любовь к Максу как бы очистилась, потому что это было единственное воспоминание, не вызывавшее в ней ни сожалений, ни раскаяния. Оно даже возвышало ее в собственных глазах, и чем она себя чувствовала приниженнее, тем более она в своем воображении возвеличивала Макса. «Я была его милой, он меня любил», — говорила она себе с какой-то гордостью, когда ее охватывало отвращение при мысли о своей продажной жизни. В Минтурнских болотах Марий укреплял свое мужество, говоря себе: «Я победил кимвров!» [485] Стр. 558. В Минтурнских болотах Марий укреплял свое мужество, говоря себе: «Я победил кимвров!» — Речь идет о римском полководце Гае Марии (156-86 гг. до н. э.), разбившем в битве при Верцеллах в 101 г. до н. э. германское племя кимвров. Изгнанный из Рима его соперником Люцием Корнелием Суллой (138-78 гг. до н. э.), Марий некоторое время скрывался в Минтурнских болотах. У девушки, живущей на содержании, — увы, ее больше никто не содержал, — чтобы бороться со стыдом и отчаянием, было только это воспоминание: «Макс меня любил… Он все еще меня любит!» Один миг она могла это думать; но теперь у нее отняли даже ее воспоминания — единственное, что у нее оставалось в жизни.