Полное собрание сочинений. Том 43

Только спустись с той высоты, где живешь для души, и тотчас же попадешь в жалкие заботы о славе людской. Но и эта жизнь для славы людской не последняя степень падения человека. Стань равнодушен к славе людской, — спускаешься еще ниже в область одних животных страстей.

Интересуйся не количеством, а качеством твоих почитателей; не нравиться дурным для человека похвально.

Сенека.

Тщеславие есть первое, самое грубое орудие совершенствования против животной похоти. Но потом надо лечиться от лекарства. Лечение одно: жить для души.

Люди говорят, что можно воздавать злом за зло для того, чтобы исправлять людей. Это неправда. Люди обманывают и себя и других, когда думают и говорят так. Платят они злом за зло не для того, чтобы исправлять людей, а для того, чтобы отомстить. Исправлять зло нельзя тем, чтобы делать зло.

Если я могу силой заставлять человека делать то, чтò считаю хорошим, то точно так же другой человек может заставлять меня силой делать то, чтò он считает хорошим, хотя бы то, чтò я и он считали хорошим, было бы совсем противно одно другому.

Надо знать и помнить, что желание наказывать есть желание мести, несвойственное разумному существу — человеку. Желание это свойственно только животной природе человека. И потому человеку надо стараться освобождаться от этого чувства, а никак не оправдывать его.

Если бы мы только не были приучены с детства к тому, что злом платить за зло полезно для тех, кому мы делаем зло, то мы бы только удивлялись тому, как могут люди, как будто нарочно портя людей, приучать их к тому, что наказание может быть на пользу. Мы наказываем ребенка, чтобы отучить его от делания дурного, но самым наказанием мы самым действительным образом приучаем его к тому, чтобы он верил, что наказание может быть полезно и справедливо. А едва ли какая-нибудь из тех дурных наклонностей, за которые мы наказываем его, может быть так вредна для него, как та дурная наклонность, которую мы внушаем ему нашим наказанием его. «Меня наказывают, делают мне больно за то, что я сделал больно, стало-быть, наказывать, т.-е. отплачивать злом за зло, хорошо», говорит себе ребенок и при первом случае применяет это к делу.

Жизнь наша стала бы прекрасна, если бы мы только увидали то, чтò нарушает наше благо. А нарушает наше благо более всего суеверие о том, что насилие может дать его.

Принуждающий нас силой как бы лишает нас наших прав, и мы потому ненавидим его. Как благодетелей наших, мы любим тех, кто умеет убедить нас. Не мудрый, а грубый, непросвещенный человек прибегает к насилию. Чтобы употребить силу, надо многих соучастников; чтобы убедить, не надо никаких. Тот, кто чувствует достаточно силы в самом себе, чтобы владеть умами, не станет прибегать к насилию. Государство прибегает к насилию именно потому, что оно сознает свое бессилие убедить людей в своей необходимости.

По Ксенофонту (Беседы Сократа.)

Тюрьмы, этапы, каторги — это как будто нарочно выдуманные учреждения для произведения сгущенного до последней степени такого разврата и порока, которого нельзя достигнуть ни при каких других условиях. Как будто учредители этих заведений хотят распространить в самых широких размерах эти сгущенные пороки и разврат среди всего народа. Точно как будто задается задача, как наилучшим, наивернейшим способом развратить как можно больше людей. Сотни тысяч людей ежегодно доводятся до высшей степени развращения, и, когда они бывают вполне развращены, их выпускают на волю как будто для того, чтобы они разносили усвоенное ими в тюрьмах развращение среди всего народа. Люди простые, обыкновенные, с требованиями общественной, простой, христианской нравственности, оставляют эти понятия и усваивают новые, острожные, состоящие, главное, в том, что всякое поругание, насилие над человеческой личностью, всякое уничтожение ее позволено, когда оно выгодно. Люди, пожившие в тюрьме, всем существом своим узнают, что, судя по тому, чтò производится над ними, все те нравственные законы уважения и сострадания человека к человеку, которые проповедуются и церковными и нравственными учителями, в действительности отменены, и что поэтому и им не следует держаться их.

Если допустить недопустимое, что человек имеет право наказывать, то кто же из людей возьмет на себя это право? Только те люди, которые пали так низко, что не помнят и не знают своих грехов.

Не осуждение зла, а возвеличение добра устанавливает согласие и единение в личной и мировой жизни. Человек осуждает зло и творящего его, а это самое осуждение зла и тех, кто его делает, только содействует его росту, тогда как пренебрежение к злу и забота только о благе уничтожают зло.

Люси Маллори.

Истинная доброта не только добродетель и радость, но и орудие борьбы, гораздо более могущественное, чем насилие.

Человеку дана власть только над самим собою. Только свою жизнь может устраивать человек, как он считает хорошим и нужным. А почти все люди заняты тем, чтобы устраивать жизнь других людей, и из-за этой заботы об устройстве жизни людей сами подчиняются тому устройству, которое приготавливают для них другие люди.

Думать, что, устроив свою жизнь иначе, можно сделать то, чтобы она была лучше, всё равно, что думать, чтò думают маленькие дети, что если они сядут на палки и возьмут оба конца и потянут их кверху, то они поднимут себя и полетят.

Люди так привыкли к насилию, что думают, что они могут жить в согласии только оттого, что есть суды, полиция, войска.

Это не только неправда, но, напротив, все эти суды, полиция, войска больше всего другого мешают дружной и согласной жизни людей. Все эти устройства поставили людей в такое положение, что им нельзя жить без насилия. А люди это самое устройство и приводят в доказательство того, что люди не могут жить без насилия власти.

Суеверие насильнического устройства до такой степени укоренилось в нашем обществе, что постоянно слышишь от людей то, что они хотят служить людям, народу, хотят осчастливить его своим трудом, кто воспитывая, кто образовывая, просвещая, кто, чтò чаще всего, управляя им. Все эти люди делают то, о чем никто не просит их. Всякий разумный человек, желающий блага и им и народу, напротив, может просить их только об одном: чтобы они заботились о себе, о своей душе и оставили бы в покое тот народ, которому они хотят служить, с таким усердием.

Ни один человек не может быть ни орудием, ни целью. В этом состоит его достоинство. И как он не может располагать собою ни за какую цену (что было бы противно его достоинству), так же не имеет он права распоряжаться жизнями других людей, т.-е. он обязан в действительности признавать достоинство человеческого звания в каждом человеке и потому должен выражать это уважение по отношению к каждому человеку. Кант.