Полное собрание сочинений. Том 43

Люди — разумные существа и потому могут жить, руководясь разумом, и неизбежно должны заменить насилие свободным согласием. Всякое же насилие отдаляет это время.

Для чего же разум людей, если на них можно воздействовать только насилием?

Странно! Человек возмущается злом, исходящим извне, от других, — тем, чего устранить он не может, а не борется с своим собственным злом, хотя это всегда в его власти.

Марк Аврелий.

До тех пор, пока насилие будет признаваться законным, не может быть доброй и разумной жизни людей.

«Мне говорят: «давай столько-то денег какому-то тому, кто называется правительством». Этот же кто-то велит мне итти в солдаты и обещаться убивать, кого он велит. Я спрашиваю: кто этот кто-то? Мне говорят: правительство. Кто такое правительство? — Люди. — Кто же такие эти люди, особенные какие-нибудь? — Нет, такие же, как и все. — Зачем же мне делать то, чтò они велят мне? Еще добро бы всё, чтò они велят, были бы дела добрые, а то они прямо велят мне делать злое. Не хочу я этого. Оставьте меня в покое». Вот что должны бы были сказать все люди, если бы они не были так одурены суеверием государства.

Понятно, что коров, лошадей, овец стерегут люди. Люди знают, чтò нужно скотине и как лучше пасти ее. Но лошади, коровы, овцы не могут сами пасти себя, потому что они все одинаковы по своей природе. Так же одинаковы и люди. Почему же одни люди могут повелевать другими и заставлять их жить так, как это им кажется лучше? Все люди одинаково разумные существа, и управлять ими может только то, чтò выше их. Выше же их только одно: тот дух, который живет во всех их, то, чтò мы называем совестью. И потому людям можно повиноваться только своей совести, а не людям, которые назовут себя царями, палатами, конгрессами, сенатами, судами...

Когда изучаешь не поверхностно, но основательно различные деятельности человеческие, то нельзя не подумать, сколько тратится жизней для продолжения на земле царства зла и как этому злу содействует больше всего существование государств и вследствие этого учреждение правительств.

Удивление и чувство печали увеличиваются еще при мысли о том, что всё это не нужно, что это зло, принимаемое так благодушно огромным большинством людей, происходит только от их глупости, только оттого, что они позволяют относительно малому числу людей искусных и развращенных властвовать над собой.

По Ларроку.

Государство — учреждение временное и должно исчезнуть.

Сабля и ружье, оружие нашего времени, со временем будут показываться в музеях, как такие же редкости отжившего времени, как теперь показываются орудия пытки.

По Кросби.

Государство издает столько законов, сколько отношений между людьми, которые должны быть определены. А так как отношений этих бесчисленное количество, то законодательство должно действовать непрерывно. Законы, декреты, эдикты указы, постановления должны сыпаться градом на несчастный народ. Так оно и есть. Во Франции конвент в три года один месяц и четыре дня издал 11.600 законов и декретов; учредительное и законодательное собрание произвели столько же; империя и позднейшие правительства работали столь же успешно. В настоящее время собрание законов содержит их в себе, как говорят, более 50.000; если бы наши представители исполняли свой долг, эта огромная цифра скоро удвоилась бы. Думаете ли вы, что народ и само правительство могут сохранить свой разум в этой путанице?

Прудон.

Власть над другим человеком есть не что иное, как признанное право не только предавать других людей мучениям и убийствам, но и заставлять людей мучить самих себя. А достигнуть того, чтобы люди по воле начальствующего мучили и убивали друг друга, нельзя иначе, как обманами, ложью, коварством и, главное, жестокостью. Так всегда поступали и не могут не поступать все властители.

Стоит только вдуматься в сущность того, в чем состоит употребление правительственной власти, для того, чтобы понять, что управляющие народами люди должны быть жестокими, безнравственными и непременно стоять ниже среднего нравственного уровня своего времени и общества. Не только нравственный, но не вполне безнравственный человек не может быть на престоле, или министром, или законодателем, решителем и определителем судьбы целых народов. Нравственный, добродетельный государственный человек есть такое же внутреннее противоречие, как целомудренная проститутка, или воздержанный пьяница, или кроткий разбойник.

Учение о любви не может в одно и то же время отстаивать два противоположных направления и потому не может сочувственно относиться к правительствам, какими они сложились в действительности. Учение любви не может защищать войны, смертной казни, порабощения ума и духа масс в угоду нескольким личностям, не может сочувствовать судебному возмездию, насилиям и обидам. А потому учение о любви отрицает законность всех тех правительств, которые основаны и держатся законом борьбы и возмездия; а так как иных нет, то оно отрицает все.

Баллу.

«Когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц останавливаясь молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, который втайне, и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. А молясь не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны. Не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него». (Мат., гл. 6, ст. 5—8.)

«А вы не называйтесь учителями, ибо один у вас учитель — Христос, все же вы братья. И отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, который на небесах». (Мат., гл. 23, ст. 8—9.)

Так прямо сказал Христос. И что же делают те, которые считают его Богом и учение его — своим законом? Они служат обедни, всенощные и всякого рода церковные службы. Мало того, как будто на смех и на зло словам Христа, прямо сказавшего, чтобы никто из людей не называл себя учителями и отцами, целый разряд людей, считающих себя главными знатоками закона, называют себя и учителями и отцами.

Стоит только понять учение Христа в его истинном смысле, чтобы ясен был тот обман, в котором нас воспитывали и теперь воспитывают наших братьев.

Молитва состоит в том, чтобы, отрешившись от всего мирского, от всего, чтò может развлекать мои чувства (магометане прекрасно делают, когда, входя в мечеть или начиная молиться, закрывают пальцами глаза и уши), вызвать в себе божеское начало. Самое лучшее для этого — то, чему учит Христос: войти одному в клеть и затвориться, т.-е. молиться в полном уединении, будет ли оно в клети, в лесу или в поле. Молитва — в том, чтобы, отрешившись от всего мирского, внешнего, вызвать в себе божественную часть своей души, перенестись в нее, посредством нее вступить в общение с Тем, Кого она есть частица, сознать себя рабом Бога и проверить свою душу, свои поступки, свои желания по требованиям не внешних условий мира, а этой божественной части души.