Полное собрание сочинений. Том 34

Я боюсь, что вы несправедливы к Феде. Я ведь с ним друг детства, и знаю, и высоко ценю его не только ум, чутко[сть], талантливость, но золотое сердце и потому никак не могу разделять вашего взгляда на него.

Вот это его искусство — обойти, обворожить всех.

Только одного не понимаю, <���как он может заставлять страдать такую женщ[ину]...>

Как он может быть так жесток, так заставлять страдать. Это такое существо...

Входит извощик-лихач, неся полы кафтана, в усах без боро[ды], с пуговицами на спине.

Ты ведь Турецкий?

Так точно.

Так вот расскажи барину всё, что ты знаешь про Фед[ора] Вас[ильевича]. Ты ведь к нему поедешь.

Так точно, я за ним теперь.

Так можешь свезти и меня?

С нашим удовольствием.

Так я пойду, Лизу позову, а вы расспросите его всё, что нуж[но]. (Уходит.)

Так вы знаете Фед[ора] Пав[ловича]?

Как же нам не знать, самые знакомые господа, еще когда они не женаты были, езжали с нами.

Так вы знаете про него?

Что зна[ем]? Вчерась взяли меня и поехали в банк. По дороге встреч[аем] Мих[аила] Ан[дреевича].

Вы с ним и ездили?

Так точно. Вчерашний день с выставки спервоначала в банк. Из банка встретили Мих[аила] Ан[дреевича] Еремеева. На бега поехали, а оттуда в Эрмитаж. Там они кушали. Я перепрег лошадь, чайку попил, в 8-м часу возил в Стрельну. Из Стрельны к Соколову. А оттуда отпустили, приказали утром к Мих[аилу] Андр[еевичу]. Нынче, значит, в 9-м часу выехали, кушали опять в Московском и в — Грузины. Оттуда послали за вином и отпустили до 12 часа.

Хорошо, так вы подождите, я пойду сейчас.

Слушаюсь. (Уходит.)

Ну что ж, расспросили?

Расспросил. Всё, как и вы говорили. (К Лизе.) Анна Павловна дает мне поручение, которое я готов исполнить. Что мне сказать ему?

Ах, как это тяжело. Зачем вам ехать?

Кто же поедет? Я не поеду по разным вертепам, где он находится. Тем более тебе нельзя ехать. Кто же поедет?

Если я поеду с поручением от вас, то мое влияние будет сильнее, но если бы я узнал про это — не от вас, — я все-таки поехал бы и постарался бы вырвать его, дать ему опомниться.

Как же, опомнится он. А если и опомнится, на две недели уж это.

Мама, да дайте же Виктору Ивано[вичу] досказать.

Я только хотел сказать, что Федя мой друг и я, кроме того, что желал бы сделать вам приятное, для себя, для него сделал бы, что могу.

Да я, потому что вы его друг и он любит вас, я рада, что вы поедете, но...

Но почему вы не рады?

Я не сказала, что не рада, но, прост[ите], почему именно вы... Но все-таки я вам буду благодарна. И еще... скажите ему, чтобы он не думал о том, что было говорено. Это он говорил, а не я.

То есть, что всё, что он делает, очень мило и пускай продолжает.

Мама! Я не говорю, что это хорошо, что это не больно, но я не могу...

А я могу. И если бы он знал, что ты бросишь его, он бы задумался. А теперь всё равно, рано или поздно ты все-таки бросишь его.

Никогда.

Ну, не ты, так он бросит. Du train que cela va. 263 263 [При том, как это идет.]

Мама, да дайте Лизе сказать.

Если бы ты была не ты, а на твоем месте другая жена, которая так же, как он, искала бы увеселений...

Да ведь этого нет.

Если бы он знал, что его жена, сейчас она заброшена им, может полюбить другого человека...

Мама, ради бога... (К Каренину.) Так, пожалуйста, скажите ему, что одно, о чем я прошу, это чтоб он вернулся.

А от меня скажите, что его сечь мало. Да еще возьмите у него деньги, все, если остались.

Да я тоже боюсь, что пока будут деньги...

Так я еду. И ответ вам дам или нынче же, если он приедет со мной. Или завтра, если я его не застану, или...

Если он не в своем виде, не возите. Я боюсь пьяных. А отберите деньги. Вот мой совет и оставьте его там высыпаться.

Постараюсь сделать как можно лучше. До свиданья. (Прощается и уходит.)

Мама, зачем вы так говорите, и при нем. И зачем вы выписали Каренина.

Затем, чтобы он привез его. Вот он поедет и привезет.

Вы знаете, что это последний человек, к к[оторому] бы я хотела обратиться, а вы именно Виктора Каренина выписали, его вводите в интимные, тяжелые стороны нашей жизни. Мне это ужасно, ужасно больно.

Оттого, что он тебе делал предложение и влюблен в тебя?

Ах, мама. Не говорите этого. Ведь этого нет.

Напротив. Пускай твой Федя видит, что есть люди, мизинца к[оторых] он не стоит, к[оторые] могли бы оценить.

Вы ведь знаете, что для меня никого не существует, кроме моего мужа.

Вот это-то и жалко. Если бы он видел, что может тебя потерять, было бы другое. Ох, если бы я была на твоем месте, давно бы уже я бросила эту тряпку. Что он за муж? Каренин, вот это человек — нравственный, чистый, твердый. Раз полюбил и навсегда...

Как вам не жалко меня. Мне и так тяжело. А вы говорите мне всё, что только можно сказать мне самого тяжелого.

Я говорю, что есть, что ты сама чувствуешь.

Мама, это безжалостно. Это гадко. Зачем вы меня мучаете. Я всё могу перенести, только не это. Зачем?

Зачем я приехала к тебе, зачем живу с тобой? Что же, прогони меня, живи с своим негодяем-мужем.

Он не негодяй, а самый лучший человек, к[оторого] я люблю больше всех в мире. Оставьте, оставьте меня. (Уходит в слезах.)