Полное собрание сочинений. Том 33

Топоровъ подалъ руку. Нехлюдовъ пожалъ ее и потомъ на л ѣстниц ѣвспомнилъ только, что ему надо было спрятать за спину руки, чтобы не дотрогиваться до руки этого негодяя. Отв ѣтъ, который онъ боялся выразить себ ѣна вопросъ: зач ѣмъ они д ѣлаютъ все это, теперь показался Нехлюдову почти несомн ѣннымъ.

«Въ интересахъ народа? — повторялъ онъ слова Топорова. Въ твоихъ интересахъ, только въ твоихъ».

И мыслью проб ѣжавъ по вс ѣмъ т ѣмъ наказаннымъ, вс ѣмъ т ѣмъ лицамъ, на которыхъ проявлялась д ѣятельность учрежденія, будто бы возстанавливающаго справедливость и воспитывающаго народъ, отъ бабы, наказанной за безпатентную продажу вина, и малаго за воровство, и бродягу за бродяжничество, и поджигателя зa поджогъ, и банкира за расхищеніе, и тутъ же рядомъ Марью Павловну зa планъ служить народу и просв ѣтить его, и сектантовъ за нарушеніе православія, и Гуркевича зa приготовленіе къ конституціи, — Нехлюдову стало совершенно ясно, что справедливость тутъ была не при чемъ, а что все это д ѣлалось для того, чтобы у казны были деньги для раздачи жалованья всей этой жадной арміи чиновниковъ, чтобы никто воровствомъ не нарушалъ спокойнаго пользованія удовольствіями, доставляемыми этимъ жалованьемъ, чтобы никто не см ѣлъ думать изм ѣнить тотъ порядокъ, при которомъ получается много жалованья и можно безопасно влад ѣть награбленнымъ имуществомъ и, главное, чтобы никто не см ѣлъ нарушить ту насильно внушаемую народу одуряющую его в ѣру, при которой съ нимъ можно д ѣлать что хочешь.

Отв ѣтъ на вопросъ казался ясенъ и несомн ѣненъ, но Нехлюдовъ еще не см ѣлъ пов ѣрить ему.

Глава LXXXVII (87).

— Дмитрій, хочешь чаю? — сказала Наташа, испуганно глядя то на того, то на другаго, не понимая, о чемъ д ѣло, но чувствуя, что между ними что то не хорошо.

— Да, благодарствуй. Какое же воспитательное вліяніе можетъ им ѣть судъ, когда онъ казнитъ, во первыхъ, зав ѣдомо невинныхъ, потомъ лучшихъ людей, каковы были Декабристы, теперешніе народники, 336 вс ѣистинно религіозные, убежденные люди, потомъ людей, которые не могутъ себя считать виновными и которыхъ народъ не считаетъ виновными, а несчастными, — съ ненужной горячностью заговорилъ Нехлюдовъ.

— Какъ носятся съ этимъ несчастнымъ словомъ «несчастные», словомъ, которое означаетъ только некультурность народа.

— Да перестаньте вы спорить, — сказала Наташа, подавая брату чашку и морща лобъ и насильно улыбаясь.

Но Нехлюдовъ вспыхнулъ отъ этой насм ѣшки надъ словомъ и понятіемъ, которому онъ приписывалъ большое значеніе, и съ дрожаніемъ въ голос ѣзаговорилъ, нестолько [чтобы] выразить свою мысль, сколько желая отплатить за эту насм ѣшку. И тотъ чувствовалъ это и хотя снаружи былъ спокоенъ, въ глубин ѣдуши 337 роб ѣлъ и готовился къ отпору.

Въ 1/ 210-го подъ ѣхали три пролетки и дв ѣтел ѣги, отворились ворота, вышли вооруженные солдаты и потомъ стали выходить арестанты. Ожидавшіе ихъ бросились къ нимъ, но солдаты не пустили. Сначала шли каторжные мущины въ ц ѣпяхъ и съ бритыми головами, потомъ подали пролетку (карету) и посадили туда чахоточную и еще двухъ женщинъ съ д ѣтьми, сл ѣдовавшихъ за мужьями. Нехлюдовъ не могъ оторвать глазъ отъ радовавшихся двухъ д ѣтей, усаживавшихся въ тел ѣгу. Между т ѣмъ передовые тронулись и шли улицей. Прохожіе н ѣкоторые останавливались, н ѣкоторые шли за ними. Нехлюдовъ хот ѣлъ подойти къ Масловой. Солдаты не пустили его. Онъ отошелъ и хот ѣлъ подойти къ Марь ѣПавловн ѣ. Марья Павловна улыбнулась и поклонилась ему.

— Здравствуйте, здравствуйте. Все хорошо, все прекрасно, — въ прекрасномъ настроеніи прокричала она ему.

По улиц ѣгрем ѣли пролетки. Нехлюдовъ хот ѣлъ подойти.

— Нельзя, нельзя, — заговорилъ капитанъ, не разбирая еще, кого онъ не пускаетъ. Но узнавъ Нехлюдова, онъ смягчился.

— Нельзя, князь — сказалъ онъ бол ѣе мягкимъ тономъ. — На вокзал ѣможете переговорить. A зд ѣсь неудобно. Трогайтесь! Маршъ! Да садитесь, Марья Павловна, — сказалъ онъ ей. — М ѣсто есть.

— Н ѣтъ, н ѣтъ. Лучше вонъ ту посадите, — сказала она, указывая на худую бл ѣдную женщину.

— Ей не полагается.

— Ну, и я не сяду...

И женщины тронулись за мущинами, остановившимися и поджидавшими ихъ.

«Ц ѣль уголовнаго закона, — думалъ Нехлюдовъ, — только освобожденiе общества отъ этихъ двухъ сортовъ людей, все же, что говорится о справедливости, только фразы и отводъ глазъ, чему доказательствомъ служить то, что уголовный законъ им ѣетъ въ виду только людей двухъ крайнихъ полюсовъ: людей, которые значительно выше и значительно ниже уровня общества. Захватываютъ большую часть такихъ людей, которыхъ ни для справедливости, ни для безопасности общества вовсе бы не нужно наказывать или устранять».

Съ этой стороны д ѣло было ясно Нехлюдову: было ясно, что д ѣло д ѣлается не ради справедливости, а ради обезпеченія богатыхъ классовъ въ ихъ пользованіи т ѣмъ, что ими незаконно пріобр ѣтено и держится, начиная съ наказанія за порубки въ л ѣсахъ, безакцизную продажу вина и кончая наказаніями за патріотизмъ, за социалистическую или христіанскую пропаганду. Но являлся вопросъ: что же д ѣлать съ т ѣми извращенными членами общества, которые любятъ зло — грабежъ, убійство, насиліе и гордятся ими и которые, какъ бы ихъ мало ни было, разрушаютъ благоденствіе всякаго общества, если не будутъ устранены или хотя бы угрожаемы наказаніями. На этотъ вопросъ Нехлюдовъ не зналъ отв ѣта и потому съ т ѣмъ большимъ интересомъ сближался съ преступниками сколько могъ и изучалъ ихъ. Изъ этого разряда преступниковъ многіе, какъ самые см ѣлые, обращались къ нему въ письмахъ и лично, когда смотритель разр ѣшалъ свиданія съ нимъ. И онъ часто ужасался на извращенность этихъ людей, сознавая полную невозможность помочь имъ.

Но не говоря объ этомъ разряд ѣарестантовъ, которымъ Нехлюдовъ не могъ нич ѣмъ помочь, онъ теперь постоянно отказывался отъ ходатайствъ и за т ѣхъ невинныхъ, которые обращались къ нему: онъ не им ѣлъ на это ни возможности, ни времени и только старался до отъ ѣзда довести до конца начатыя д ѣла или передать ихъ адвокату.

Извощика все не было. Нехлюдовъ предложилъ своего. Умирающаго положили на извощика и повезли. Городовой сид ѣлъ, поддерживая безжизненное т ѣло, конвойный шелъ рядомъ.

Нехлюдовъ взялъ другого извощика и по ѣхалъ за нимъ. Когда арестанта привезли въ больницу, онъ уже былъ мертвъ. Докторъ призналъ, что смерть произошла отъ солнечнаго удара, 338 и т ѣло отнесли въ нарочно для этой ц ѣли и на этотъ случай устроенную мертвецкую. А околодочный съ писаремъ написали бумагу съ печатнымъ заголовкомъ туда, куда сл ѣдовало писать въ подобныхъ случаяхъ.