Полное собрание сочинений. Том 3

«Да, теперь Serge 133 133 Написано над зачеркнутым: Alexandre совершенно счастливъ».

«Не только Serge, но я ув ѣренъ, что и Графин ѣпріятн ѣе танцовать съ нимъ, ч ѣмъ съ такимъ старикомъ, какъ я».

«Вы р ѣшительно хотите, чтобы я вамъ сказала, что вы еще не стары».

«За кого вы меня принимаете? Я очень хорошо знаю, что я еще не старъ; но я хуже — я надо ѣлъ, выдохнулся, такъ, какъ и вс ѣэти господа, которые однако этаго никакъ понять не могутъ; а Сережа, во-первых, новость, во-вторыхъ, женщина не можетъ себ ѣпредставить, мн ѣкажется, и желать мущину лучше его. Ну посмотрите, что это за прелесть! — продолжалъ [онъ], съ улыбкой наслажденія глядя на нихъ. — И она какъ мила! Я р ѣшительно влюбленъ въ нихъ.....»

«Я непрем ѣнно скажу это Лиз ѣ» (такъ звали Гр. Шöфингъ).

«Н ѣтъ, ужъ я давно извинялся передъ Графиней, что до сихъ поръ не влюбленъ въ нее — она знаетъ, что это происходитъ единственно потому, что я ужъ не могу влюбляться; но я влюбленъ въ нихъ обоихъ — въ парочку».

Не одинъ Князь Корнаковъ любовался вальсирующими Сережей и Гр. Шöфингъ; но вс ѣнетанцующіе невольно сл ѣдили глазами за ними — одни съ чистымъ наслажденіемъ вид ѣть прекрасное, другіе съ досадой и завистью. —

Сережа такъ былъ взволнованъ совокупнымъ впечатл ѣніемъ движенія, музыки и любви, что когда Графиня попросила его привести ее на м ѣсто и, поблагодаривъ его улыбкой, снимала руку съ его плеча, ему вдругъ пришло желаніе, отъ котораго онъ едва могъ удержаться — воспользоваться этой минутой, чтобы поц ѣловать ее.

Невинный юноша въ первый разъ въ жизни испытывалъ чувство любви: смутныя желанія, которыми оно наполняло его душу, были для него непонятны — онъ не остерегался ихъ, не боялся предаваться имъ.

Ц ѣлый балъ прошелъ для влюбленнаго Сережи, какъ чудный обольстительный сонъ, которому хочется и страшно в ѣрить. У Графини оставалась одна 6-я кадриль, и она танцовала ее съ нимъ. Разговоръ ихъ былъ обыкновенный бальный разговоръ; но для Сережи каждое слово им ѣло особенное значеніе, — значеніе улыбки, взгляда, движенья. Во время кадрили, признанный поклонникъ Графини, Д., подс ѣлъ къ нимъ. (Сережа объяснялъ себ ѣэто почему-то т ѣмъ, что Д. принимаетъ его за мальчика, и почувствовалъ къ нему какое-то чрезвычайно непріязненное чувство); 134 134 В подлиннике нет закрывающей скобки. но Графиня была особенно мила и добра къ своему новому знакомому; она говорила съ Д. особенно сухо; но за то какъ только обращалась къ Сереж ѣ, въ улыбк ѣи взгляд ѣея выражалось удовольствіе. Ничто такъ т ѣсно не соединяется и такъ часто не разрушаетъ одно другое, какъ любовь и самолюбіе. Теперь же эти дв ѣстрасти соединились вм ѣст ѣ, чтобы окончательно вскружить б ѣдную, молодую голову Сережи. Въ мазурк ѣГрафиня два раза выбирала его, и онъ два раза выбралъ ее. Д ѣлая одну из фигуръ, она дала ему свой букетъ. Сережа вырвалъ изъ него в ѣточку и спряталъ въ перчатку. Графиня зам ѣтила это и улыбнулась.

Графиня не могла оставаться ужинать. Сережа провожалъ ее до л ѣстницы.

«Над ѣюсь васъ вид ѣть у себя», — сказала она, подавая ему руку. —

«Когда позволите?»

«Всегда».

«Всегда?!» — повторилъ онъ взволнованнымъ голосомъ и невольно пожалъ маленькую ручку, которая дов ѣрчиво лежала въ его рук ѣ. Графиня покрасн ѣла, ручка ея задрожала — хот ѣла-ли она отв ѣтить на пожатіе или освободиться? Богъ знаетъ — робкая улыбка задрожала на ея крошечномъ розовомъ ротик ѣ, и она сошла съ л ѣстницы.

Сережа былъ невыразимо счастливъ. Вызванное въ его юной душ ѣвъ первый разъ чувство любви не могло остановиться на одномъ предмет ѣ, оно разливалось на вс ѣхъ и на все. Вс ѣказались ему такими добрыми, любящими и достойными любви. Онъ остановился на л ѣстниц ѣ, вынулъ оторванную в ѣтку изъ-за перчатки и н ѣсколько разъ съ восторгомъ, заставившимъ выступить слезы на его глазахъ, прижалъ ее къ губамъ. —

«Что, довольны-ли вы милымъ дебардеромъ ?» — спросилъ его Князь Корнаковъ. —

«Ахъ, какъ я вамъ благодаренъ! Я никогда не былъ такъ счастливъ», — отв ѣчалъ онъ съ жаромъ сжимая его руку. —

Прі ѣхавъ домой, Графиня по привычк ѣспросила о Граф ѣ. Онъ еще не возвращался. Въ первый разъ ей было пріятно слышать, что его н ѣтъ. Ей хот ѣлось хоть на н ѣсколько часовъ отдалить отъ себя действительность, показавшуюся ей съ нын ѣшняго вечера тяжелою, и пожить одной съ своими мечтами. Мечты были прекрасныя.

Сережа былъ такъ мало похожъ на вс ѣхъ т ѣхъ мущинъ, которые окружали ее до сихъ поръ, что онъ не могъ не остановить ея вниманія. Въ его движеніяхъ, голос ѣ, взгляд ѣлежалъ какой-то особенный отпечатокъ юности, откровенности, теплоты душевной. Типъ невиннаго мальчика, неиспытавшаго еще порывовъ страстей и порочныхъ наслажденій, который у людей, неуклоняющихся отъ закона природы, долженъ бы быть такъ обыкновененъ и к несчастью такъ р ѣдко встр ѣчающійся между ними, былъ для Графини, жившей всегда въ этой неестественной сфере, называемой св ѣтомъ, <���но неутратившей въ ней, благодаря своей счастливой, особенно простой и доброй натур ѣ, любви ко всему истинно-прекрасному — былъ для нея> самою увлекательною прелестною новостью.

По моему мн ѣнію, въ ночномъ б ѣломъ капот ѣи чепчик ѣона была еще лучше, ч ѣмъ въ бальномъ плать ѣ. Забравшись съ ножками на большую кровать и облокотившись ручкой на подушки, она пристально смотр ѣла на бл ѣдный св ѣтъ лампы. На хорошенькомъ ротик ѣостановилась грустная полуулыбка. —

«Можно взойдти, Лиза?» — спросилъ голосъ Графа за дверью. —

«Войди», — отв ѣчала она, не перем ѣняя положенія.

«Весело-ли теб ѣбыло, мой другъ?» — спросилъ Графъ, ц ѣлуя ее. —

«Да».

«Что ты такая грустная, Лиза, ужъ не на меня-ли ты сердишься?»

Графиня молчала, и губки ея начинали слегка дрожать, какъ у ребенка, который собирается плакать.

«Неужели ты точно на меня сердишься за то, что я играю. Успокойся, мой дружокъ, нынче я все отъигралъ и больше играть не буду....»

«Что съ тобой?» — прибавилъ онъ, н ѣжно ц ѣлуя ея руки <���зам ѣтивъ слезы, которыя вдругъ потекли изъ ея глазъ>. —

Графиня не отв ѣчала, а слезы текли у нея изъ глаз. Сколько ни ласкалъ и ни допрашивалъ ея Графъ, она не сказала ему, о чемъ она плачетъ; а плакала все больше и больше.

Оставь ее, челов ѣкъ безъ сердца и сов ѣсти. Она плачетъ именно о томъ, что ты ласкаешь ее, что им ѣешь право на это; о томъ, что отрадныя мечты, наполнявшія ея воображеніе, разлет ѣлись, какъ паръ, отъ прикосновенія действительности, къ которой она до нын ѣшняго вечера была равнодушна, но которая стала ей отвратительна и ужасна съ той минуты, какъ она поняла возможность истинной любви и счастія.