Полное собрание сочинений. Том 2

* № 22(I ред.).

Меня не наказывали, и никто даже не напоминалъ мн ѣо моемъ приключеніи. Жизнь наша пошла своимъ обычнымъ порядкомъ. Я, какъ и прежде, чувствовалъ непріязненное чувство къ St.-Jérôm’y, но не ненависть, которая только одинъ день завлад ѣла моимъ сердцемъ. — Онъ обращался со мной лучше съ т ѣхъ поръ, не приказывалъ больше становиться передъ нимъ на кол ѣна и не угрожалъ розгой; но я не могъ смотр ѣть ему въ глаза, и мн ѣбыло всегда невыразимо тяжело им ѣть съ нимъ какія-нибудь отношенія. Почти тоже непреодолимое чувство заст ѣнчивости испытывалъ я въ отношеніи другихъ: Володи, П[?апа?], Катеньки и Любочки. Мн ѣза что-то сов ѣстно было передъ ними, и я сталъ удаляться ихъ. — Посл ѣоб ѣда я [не] вм ѣшивался, какъ прежде, въ таинственный разговоръ Володи съ Катенькой. Я сосредоточился самъ въ себя, и наслажденіемъ моимъ были мечты, размышленія и наблюденія. —

Во время классовъ я любилъ садиться подъ окномъ, которое выходило на улицу, съ тупымъ вниманіемъ и безъ всякой мысли всматриваться во вс ѣхъ проходящихъ и про ѣзжающихъ на улиц ѣ; ч ѣмъ меньше было мыслей, т ѣмъ жив ѣе и быстр ѣе д ѣйствовало воображеніе. Каждое новое лицо возбуждало новый образъ въ воображеніи, и эти образы безъ связи, но какъ-то поэтически путались въ моей голов ѣ. И мн ѣбыло пріятно. Едва ли мн ѣпов ѣрятъ читатели, ежели я скажу, какія были мои постоянн ѣйшія любим ѣйшія мечты и размышленія, такъ он ѣбыли несообразны съ моимъ возрастомъ и положеніемъ. Но несообразность въ этомъ отношеніи, мн ѣкажется, есть лучшій признакъ правды. — Я былъ въ полной ув ѣренности, что я не останусь жить съ своимъ семействомъ, что какимъ-нибудь непостижимымъ случаемъ я буду скоро разлученъ съ ними, и что мать моя не умирала или воскреснетъ, и я найду ее. Въ одно воскресенье, когда мы вс ѣбыли въ церкви, при начал ѣоб ѣдни вошла дама въ траур ѣсъ лакеемъ, который почтительно сл ѣдовалъ за нею, и остановилась подл ѣнасъ. — Я не могъ вид ѣть ея лица, но меня поразила фигура и походка этой дамы, такъ много она напоминала покойную maman . Черная одежда, церковное п ѣніе, всегда переносившее меня къ времю кончины матушки, еще бол ѣе прибавило живости этому сходству. — Я не могъ свести съ нея глазъ и съ страхомъ ожидалъ той минуты, когда она повернется ко мн ѣ, но дама молилась усердно, тихо опускалась на кол ѣни, граціозно складывала руки или крестилась и поднимала голову кверху. — Я воображалъ вид ѣть чудесные каріе влажные глаза матушки, поднятые къ небу. Складки ея чернаго шелковаго платья и мантиліи такъ граціозно ложились вокругъ ея тонкаго, благороднаго стана! Мн ѣвоображалось, и не только воображалось, но я почти былъ ув ѣренъ, что это она, что она молится и плачетъ о насъ, своихъ д ѣтяхъ, которыхъ она потеряла. Какъ зто все могло случиться, я и не трудился объяснять себ ѣ. Но почему же я не бросался и не прижимался къ ней, какъ прежде, съ слезами любви? Я боялся, чтобы мал ѣйшее движенье мое не лишило меня того счастья, котораго я давно ожидалъ, снова обнять: мн ѣказалось, что вотъ вдругъ она изчезнетъ, Богъ знаетъ, куда......

Выходя изъ церкви, я увидалъ ея лицо — грустное, доброе; но мн ѣоно показалось ужаснымъ — это была не она, и моя чудная мечта, перешедшая почти въ уб ѣжденіе, опять разлет ѣлась въ прахъ. И не разъ мн ѣслучалось ув ѣрять себя, что вотъ она, та, которую я ищу и желаю, и разочаровываться, но не терять этой сладкой надежды.

Мечты честолюбія, разум ѣется, военнаго, тоже тревожили меня. Всякій Генералъ, котораго я встр ѣчалъ, заставлялъ меня трепетать отъ ожиданія, что воть вотъ онъ подойдетъ ко мн ѣи скажетъ, что онъ зам ѣчаетъ во мн ѣнеобыкновенную храбрость и способность къ военной служб ѣи верховой ѣзд ѣ, и будетъ просить папа отдать меня ему въ полкъ, и наступить перем ѣна въ жизни, которую я съ такимъ нетерп ѣніемъ ожидаю. Каждый пожаръ, шумъ шибко скачущаго экипажа приводили меня въ волненіе, мн ѣхот ѣлось спасти кого-нибудь, сд ѣлать геройскій поступокъ, который будетъ причиной моего возвышенія и перем ѣны моей жизни. — Но ничто не довело этого расположенія до посл ѣдней степени, какъ прі ѣздъ Государя въ Москву. Я бросилъ все, н ѣсколько дней, несмотря на вс ѣув ѣщанія, не могъ выучить ни одного урока. Къ чему мн ѣбыло заботиться о чемъ бы то ни было, когда вотъ вотъ во всей моей жизни должна произойдти радикальная перем ѣна? — Мы ходили гулять ко Дворцу. Очень помню, какъ Его Императорское Величество, въ противность нашимъ ожиданіямъ, изволилъ вы ѣхать съ задняго крыльца; какъ я, не помня самъ себя, съ народомъ бросился б ѣжать ему навстр ѣчу и кричалъ «ура» и смотр ѣлъ на приближавшуюся коляску; какъ на меня на ѣхалъ извощикъ, сбилъ съ ногъ, но я поднялся и б ѣжалъ дальше, продолжая кричать, и какъ, наконецъ, Его Величество поклонился всему народу, стало быть и мн ѣ, и какое это для меня было счастье. Но я остался все т ѣмъ же Николенькой съ невыученными за 2 дня уроками. Утвердившаяся надежда найдти maman , честолюбивое желаніе перем ѣнить образъ жизни и неясное влеченіе къ женщинамъ, о которомъ я поговорю посл ѣ, составляли неисчерпаемую задачу для моихъ отроческихъ мечтаній. Размышленія, хотя и не доставляли столько-же наслажденій, какъ мечты, занимали меня еще бол ѣе. Вс ѣвопросы или по крайней м ѣр ѣбольшая часть изъ нихъ, о безсмертіи души, о Бог ѣ, о в ѣчности, предложеніе которыхъ составляетъ высшую точку, до которой можетъ достигнуть умъ челов ѣка, но разр ѣшить которые не дано ему въ этомъ мір ѣ, вопросы эти уже предстали передъ мною, и д ѣтскій слабый умъ мой съ пыломъ неопытности тщетно старался разр ѣшить ихъ и, не понимая своего безсилія, снова и снова ударялся и разбивался о нихъ. —

Да, изъ всего этаго внутренняго моральнаго труда я не вынесъ ничего, кром ѣсомн ѣній, умъ мой не могъ проникнуть непроницаемое, а самъ разбивался и терялъ уб ѣжденія, которыя для моего счастья я бы не долженъ бы былъ см ѣть затрогивать никогда. —

Умственный скептицизмъ мой дошелъ до посл ѣдней крайней степени. Это д ѣтски-см ѣшно, нев ѣроятно; но д ѣйствительно это было такъ: я часто думалъ, что ничего не существуеть, кром ѣменя, что все, что я вижу, люди, вещи, св ѣтъ сд ѣлано для меня, что, какъ я уйду изъ комнаты, то тамъ ужъ ничего н ѣтъ, а въ ту, въ которую я вхожу, передъ моимъ приходомъ образуются вещи и люди, которыхъ я вижу. Такъ что мн ѣслучалось доходить до положенія, близкаго сумашествія: я подкрадывался куда-нибудь и подсматривалъ, полагая не найдти тамъ ничего, такъ какъ меня н ѣтъ, — Вс ѣмои философическія разсужденія были т ѣже темныя, неясныя сознанія, инстинктивныя, одностороннія догадки и гипотезы взрослыхъ философовъ; но во всемъ он ѣносили д ѣтскій характеръ. Размышляя объ религіи, я просто дерзко приступалъ къ предмету, безъ мал ѣйшаго страха обсуживалъ его и говорилъ — н ѣтъ [смысла?] въ т ѣхъ вещахъ, за которыя 1,000,000 людей отдали жизнь. Эта дерзость и была исключительнымъ признакомъ размышленій того возраста. У меня былъ умъ, но недоставало силы управлять имъ — силы, пріобр ѣтаемой жизнью. — Помню я очень хорошо, какъ одинъ разъ въ праздникъ я тотчасъ посл ѣоб ѣда ушелъ наверхъ и началъ размышлять о томъ, что душа должна была существовать прежде, ежели будетъ существовать посл ѣ, что в ѣчности не можетъ быть съ однаго конца. И все это я доказывалъ какъ-то чувствомъ симметріи; что в ѣчность — жизнь и потомъ опять в ѣчность — будетъ симметрія, а жизнь и съ одной только стороны в ѣчность — н ѣтъ симметріи, а что въ душ ѣчелов ѣка есть влеченіе къ симметріи, что, по моему мн ѣнію, доказывало, что будетъ симметрія и въ жизни, и что даже понятіе симметріи вытекаетъ изъ положенія души.— Въ середин ѣэтаго метафизическаго разсужденія, которое мн ѣтакъ понравилось, что я писалъ его, мн ѣзахот ѣлось вполн ѣнаслаждаться, и я пошелъ къ Василію слезно просить его дать мн ѣвзаймы двугривенный и купить мятныхъ пряниковъ и меду, что Василій посл ѣн ѣкоторыхъ переговоровъ и исполнилъ. Но Володя, войдя наверхъ, прочелъ написанное на поллист ѣбумаги и усм ѣхнулся. Я тутъ же чрезвычайно ясно понялъ, что написанъ былъ ужасный вздоръ и больше не писалъ о симметріи.