Полное собрание сочинений. Том 2

* № 23(II ред.)

Мысли эти не только представлялись моему уму, но я увлекался ими. Я помню, какъ мн ѣпришла мысль о томъ, что счастіе есть спокойствіе, а что такъ какъ челов ѣкъ не можетъ оградить себя отъ вн ѣшнихъ причинъ, постоянно нарушающихъ это спокойствіе, то единственное средство быть счастливымъ состоитъ въ томъ, чтобы пріучить себя спокойно переносить вс ѣнепріятности жизни. И я сд ѣлался стоикомъ — д ѣтски стоикомъ, но все таки стоикомъ. Я подходилъ къ топившейся печк ѣ, разогр ѣвалъ руки и потомъ высовывалъ ихъ на морозъ въ форточку для того, чтобы пріучать себя переносить тепло и холодъ. Я бралъ въ руки лексиконы и держалъ ихъ, вытянувъ руку, такъ долго, что жилы, казалось, готовы были оборваться, для того, чтобы пріучать себя къ труду. Я уходилъ въ чуланъ, и, стараясь не морщиться, начиналъ стегать себя хлыстомъ по голымъ плечамъ такъ кр ѣпко, что по т ѣлу выступали кровяные рубцы, для того, чтобы пріучаться къ боли. Я былъ и эпикурейцомъ, говорилъ, что все вздоръ — классы, университетъ, St.-Jérôme, стоицизмъ — все пустяки. Я каждый часъ могу умереть, поэтому нужно пользоваться наслажденіями жизни. Хочется мятныхъ пряниковъ и меду — купи мятныхъ пряниковъ, хоть на посл ѣднія деньги; хочется сид ѣть на площадк ѣ— сиди на площадк ѣ, хоть бы тутъ самъ папа тебя засталъ — ничего. Все пройдетъ, a наслажденіе не представится можетъ быть въ другой разъ. — Я былъ и атеистомъ. Съ дерзостью, составляющей отличительный характеръ того возраста, разъ допустивъ религіозное сомн ѣніе, я спрашивалъ себя, отъ чего Богъ не докажетъ мн ѣ, что справедливо все то, чему меня учили. И я искренно молился Ему, чтобы во мн ѣили чудомъ какимъ-нибудь онъ доказалъ мн ѣсвое существованіе. Откинувъ разъ вс ѣв ѣрованія, внушенныя въ меня съ д ѣтства, я самъ составлялъ новыя в ѣрованія. — Мн ѣтяжело было разстаться съ ут ѣшительной мыслью о будущей безсмертной жизни и, разсуждая о томъ, что ничто не изчезаетъ, а только изм ѣняется въ вн ѣшнемъ мір ѣ, я набрелъ на идею пантеизма, о безконечной в ѣчно-изм ѣняющейся, но не изчезающей л ѣстниц ѣсуществъ. Я такъ увлекся этой идеей, что меня серьезно занималъ вопросъ, ч ѣмъ я былъ прежде, ч ѣмъ быть челов ѣкомъ — лошадью, собакой или коровой. Эта мысль въ свою очередь уступила м ѣсто другой, имянно мысли Паскаля о томъ, что ежели-бы даже все то, чему насъ учитъ религія, было неправда, мы ничего не теряемъ, сл ѣдуя ей, а не сл ѣдуя, рискуемъ, вм ѣсто в ѣчнаго блаженства, получить в ѣчныя муки. Подъ вліяніемъ этой идеи я впалъ въ противуположную крайность — сталъ набоженъ: ничего не предпринималъ, не прочтя молитву и не сд ѣлавъ креста (иногда, когда я былъ не одинъ, я мысленно читаелъ молитвы и крестился ногой или вс ѣмъ т ѣломъ такъ, чтобы никто не могъ зам ѣтить этаго), я постился, старался переносить обиды и т. д. Само собою разум ѣется, что такое направленіе черезъ 2 или 3 дня уступало м ѣсто новой философской иде ѣ.

* № 24(II ред.).

стороны ничего? Не можетъ быть. Тутъ н ѣтъ симетріи. А что такое симетрія? подумалъ я. Почему челов ѣкъ чувствуетъ потребность симетріи. Это чувство вложено въ его душу. А почему оно вложено въ душу челов ѣка? Потому что душа челов ѣка прежде жила въ мір ѣ, въ которомъ все исполнено порядка и симетріи. Потребность симетріи доказываетъ, что съ об ѣихъ сторонъ жизни должна быть в ѣчность, и я провелъ черту съ другой стороны овальной фигуры. — Разсужденіе это, казавшееся мн ѣтогда чрезвычайно яснымъ, и котораго связь я съ трудомъ могу уловить теперь, понравилось мн ѣчрезвычайно, и съ т ѣмъ тревожнымъ удовольствіемъ, которое испытываетъ челов ѣкъ, уяснивъ себ ѣкакой нибудь сложный вопросъ, я взялъ листъ бумаги и принялся выражать письменно то, о чемъ я думалъ, но тутъ въ голов ѣмоей набралась такая бездна мыслей, что я принужденъ былъ встать и пройдтись по комнат ѣ. Подойдя къ окну, вниманіе мое обратила лавочка напротивъ нашего дома. Въ ней продавались всякія сласти. «Василій, купи пожалуйста изюму на гривенникъ». Василій пошелъ за изюмомъ, а я въ это время сид ѣлъ надъ бумагой и думалъ о томъ, отпуститъ или н ѣтъ лавочникъ того самаго лиловаго изюма, который такъ вкусенъ. —

Володя, проходя черезъ комнату, улыбнулся, зам ѣтивъ, что я пишу что-то, и мн ѣдостаточно было этой улыбки, чтобъ разорвать бумагу и понять, что все, что я думалъ о симетріи, была ужасн ѣйшая гиль. —

* № 25(I ред.).

Я часто въ свободное время приходилъ въ комнату Володи и такъ [какъ] никто не обращалъ на меня вниманія, им ѣлъ случай д ѣлать наблюденія. У Володи была какая-то амуретка и говорить о ней, казалось, очень забавляло его; но не знаю, почему, товарищи его при мн ѣговорили всегда о своихъ любовныхъ похожденіяхъ какимъ-то таинственнымъ, непонянымъ для меня языкомъ. Кажется, совс ѣмъ не нужно было ни передъ к ѣмъ скрывать этихъ вещей; но в ѣрно имъ нравилась эта таинственность. Одну д ѣвушку они называли 10,000000 , другую милыя л ѣни , третью птички (вообще вс ѣназванія давались во множеств[енномъ] числ ѣ). Сколько я могъ заключить изъ ихъ разговоровъ, то главнымъ проявленіемъ ихъ любви были прогулки п ѣшкомъ и въ экипажахъ мимо оконъ своихъ возлюбленныхъ. Эти прогулки технически назывались ѣздою по пунктамъ . Все это было см ѣшно, но д ѣлалось такъ мило благородно и украшалось всегда такой неподд ѣльной веселостью молодости, что, хотя я не былъ еще посвященъ въ ихъ таинства, я отъ души веселился, глядя на ихъ исполненныя св ѣжести и веселья добрыя см ѣющіяся лица. —

* № 26(I ред.).

Въ это самое время мимо него проходила горничная Маша съ графиномъ въ рукахъ. — «А ты все хорош ѣешь», сказалъ онъ тихо, наклоняясь къ ней и останавливая ее за руку. — «Позвольте, сударь, Марья Ивановна и то гн ѣваются, что долго воды н ѣтъ», сказала она, стараясь высвободить свою руку. — Папа еще ближе наклонился къ ней, и мн ѣпоказалось, что онъ губами коснулся ея щеки. Когда я увид ѣлъ это, мн ѣстало ужасно стыдно и больно, какъ будто я сд ѣлалъ самое дурное д ѣло, и на ципочкахъ выбрался изъ корридора. Но папа в ѣрно зам ѣтилъ меня. — «Что жъ ты скоро-ли, Вольдемаръ?» крикнулъ онъ еще разъ, подергивая плечомъ и покашливая. —

* № 27(II ред.).

Странная новость. 119 119 Помета позднейшая.

всего общества веселыми разсказами и шуточками, а напротивъ сид ѣлъ, насупившись и безпрестанно досадывалъ то на бабушку, то на людей, то на насъ. Любочку онъ не ласкалъ и не дарилъ больше, и въ н ѣсколько нед ѣль, которыя продолжалось такое расположеніе, онъ такъ осунулся и постар ѣлъ, что жалко было смотр ѣть на него. — Угрюмое, печальное расположеніе его духа отразилось и на вс ѣхъ домашнихъ: бабушка стала еще ворчлив ѣе и слаб ѣе — такъ что мы по н ѣскольку дней не видали ея; Мими безпрестанно о чемъ-то шепталась то съ Катенькой, то съ St.-Jérôm’омъ, то съ горничными и тот-часъ же умолкала, какъ только подходили къ ней; прі ѣзжавшая Княгиня Корнакова съ какой-то таинственной печалью посмотр ѣла на насъ и сказала про себя, но такъ, что вс ѣмогли слышать: «б ѣдныя д ѣти!» Однимъ словомъ, во всемъ видно было, что въ дом ѣчто-то неладно. —