Уильям Сароян - Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

В честь посещения мэра на спортивной площадке устроили дополнительную перемену, и в тот же день мисс Клиффорд снова отправила меня к директору.

— Так, ну что на этот раз? — спросил Д. Д. Дейвис.

Да то же, что всегда. Мисс Клиффорд меня на дух не выносила, и в этом было все дело. Она хотела, чтобы я немного больше соответствовал ее представлению о том, каким должен быть примерный ученик, а таким учеником я просто не мог быть.

— Нагрубил, наверное. Как всегда.

— Что же прикажешь с тобой делать?

— Выпороть, наверное.

— Да ведь это бесполезно.

Действительно. бесполезно.

Когда Д. Д. Дейвис наказал меня впервые, я буквально рвал и метал и целую неделю вынашивал планы, как его убить. В другой раз я просто ненавидел его за то, что он такой глупый и не может посмотреть на вещи шире.

А в третий раз я уже рассуждал так: «Ладно, давайте скорее покончим с этим вздором».

И он, видимо, это почувствовал, потому что в тот раз заставил-таки меня расплакаться. Обычно я считал удары: «Раз, готово. Два, готово. Три, терпимо. Четыре, уже немного больно. Пять, больно. Шесть, очень больно, но черт с ним, потерпим. Семь, уже слишком больно, но осталось всего три. Уже восемь.

Девять. Конец — десять».

И обратно в класс, предварительно напившись из фонтанчика в холле. Я всегда пил много воды. Вода у меня стоит на первом месте, а когда какие-нибудь неприятности — я пью ее без конца.

А в тот раз, что я расплакался, он не остановится на десяти. Вот и одиннадцать, вот уже пятнадцать, а потом я сбился со счета, только выл и чертыхался, от чего он распалялся еще больше, и я чувствовал себя дураком, что терплю, а надо бы вырвать у него ремень и угостить его самого как следует.

И он получил свое, когда ему под руку попался один из троих сыновей иммигранта из Муша, невероятно сильный парень по имени Машик, потом он стал профессиональным борцом: он сгреб Д. Д. Дейвиса в охапку, высадил им оконную раму и вышвырнул прямо в палисадничек. Его, понятно, отправили в исправительную школу, но лед был сломан, и Д. Д. Дейвис повел себя осторожнее, когда в его кабинете оказывался мальчишка-армянин, ибо эта публика похвальным здравомыслием не отличается.

— Ну ладно, — сказал он. — Если порка на тебя не действует, то давай просто поговорим, тем более что ты написал такое хорошее письмо мэру. Что вы не поделили с мисс-Клиффорд?

Мы поговорили минут шесть-семь, и он потянул из ящика стола ремень, и тогда я решил, что передо мной сидит провокатор, но он вдруг сказал:

— Я буду бить по этому стулу, а ты пару разочков покричи, чтобы мисс Клиффорд успокоилась, хорошо?

Это наказание понарошку меня рассмешило, и я отказался вопить.

— Ну только разик, — уговаривал он, и я таки издал протяжный и явно фальшивый вой, и не столько для того, чтобы поддержать обман, сколько из безотчетного сочувствия его идиотскому положению.

— Спасибо, — сказал он. — А теперь возвращайся в класс и веди себя как наказанный, понял?

Я описал этот случай в одном своем рассказе в сборнике «Меня зовут Арам». Д. Д. Дейвис был кругом запутавшийся человек, возможно, даже не злой, правда, недоразвитый какой-то, и ему часто попадало от учительниц, которых он тискал. Я учился читать и писать в школе имени Эмерсона. Я учился читать и писать в общеобразовательной школе во Фресно, Калифорния, но будь я проклят, если по этой причине вспомню добрым словом школу, общеобразовательную систему, город или сам штат.

Армян считали людьми второго сорта, ими помыкали, их ненавидели, а я был армянином. Я тогда об этом постоянно помнил и не хочу забывать сейчас, и не потому, что быть армянином — это какая-то особая заслуга.

Мне доставляло горькую радость быть в числе презираемых и ненавидимых. Я хотел, чтобы презиравшие и ненавидевшие хорошенько меня запомнили, и они меня запомнили.

Семидесятилетним старикашкой Д. Д. Дейвис как-то встретил моего однокашника по школе имени Эмерсона, к тому времени преуспевшего бизнесмена, миллионера, тоже армянина, но в школе отличавшегося примерным поведением и ни в какие истории не попадавшего.

— Мог ли кто-нибудь подумать, что Вилли станет писателем? — сказал Д. Д. Дейвис. — Кто мог знать , что это не безнадежный случай? Я знал. Я не ожидал, что он станет писателем, но чего-то я от него всегда ожидал.

Я кончал школу имени Эмерсона, шел последний учебный день, когда Д. Д. Дейвис предложил мне выступить с приветственным словом перед советом родителей и учителей. Мое семейство было представлено сестрой Зейб. Классную комнату нашего шестого, выпускного, класса заполнили родственники учеников всей школы. Они по двое сидели за партами, стояли в проходах, теснились в глубине класса. В основном это были армянки, но были еще и сирийки, ассирийки, одна-две мексиканки, португалки, басконки, были и американки.

Перед выступлением я набросал тезисы, но скоро и думать о них забыл и заговорил о вещах, более понятных этой специфической аудитории.

— Каждый ученик по-разному относится к этому месту. И каждый учитель по-разному относится к ученикам. Чему-то всегда учишься, но этому не обязательно учишься в школе, от учителей. И это к лучшему. Не сердитесь на своих детей, если они попадают в какую-нибудь скверную историю. Это может послужить им лучшей наукой, чем вы думаете.

Я знал, что большинство женщин — ни одного отца или брата я в комнате не видел — с английским не очень в ладах, и поэтому старался говорить понятно и медленно.

— Если вам покажется, что вы сами или ваши дети, на чей-то взгляд, люди странные, другие, непривлекательные и вообще второго сорта, не верьте этому, это ложь, и если вы этому поверите — вы забудете истину, разучитесь готовить пищу и поддерживать счастье в доме.

У моей сестры в глазах стояли слезы, она была изумлена и смущена, особенно когда я серьезным тоном ни с того ни с сего помянул о готовке пищи. А я сделал это специально, потому что многие учителя жаловались: армяне кладут в пищу столько чесноку, что, когда после завтрака дети приходят в школу, в классе невозможно дышать. Об этом я тоже где-то писал. Я объяснял какой-то учительнице: нельзя требовать, чтобы народ изменил своей национальной кухне, нужно просто открыть окно. «Тогда будет холодно», — сказала она, а я предположил, что холодно бывает в том случае, если на завтрак у вас рыбный бутерброд. Опять скандал, конечно.

После встречи с советом родителей и учителей Д. Д. Дейвис во время перемены пришел на спортивную площадку, а я как раз отбивался. С третьей подачи я вылетел. Я с омерзением отшвырнул биту и пошел с поля, а Д. Д. Дейвис сказал:

— Уильям Дженнингс Сароян, собственной персоной. С битой он не справился, зато язык у него подвешен хорошо.