Владимир Короткевич - Христос приземлился в Городне (Евангелие от Иуды)

Потом всё утихло. Послышался шелест травы под тысячами осторожных ног.

Глава XLI

«ВОТ МОЙ НАРОД, КАК ЛЬВИЦА, ВСТАЁТ...»

Воздайте ей так, как и она воздала вам, и вдвое воздайте ей по делам её... Сколько славилась она и роскошествовала, столько воздайте ей мучений и горестей. Ибо она говорит в сердце своём: «сижу царицею, я не вдова и не увижу горести!». И восплачут и возрыдают о ней цари земные, блудодействовавшие и роскошествовавшие с нею, ког­да увидят дым от пожара её.

Откровение, 18:6, 7, 9

Широкое, немного пологое поле заканчивалось лощиной и потом снова немного возвышалось. На этой возвышенности тускло блестели, краснели, золотились разноцветные мазки. Стояли кони, закованные в железо, и сидели на них, такие самые, железные, всадники. Свисали багрянец, золото и белизна знамён. Всадников было много, до ужаса много. Треугольные и овальные стальные щиты, султаны, копья, золотые — а больше во­роненые — латы.

Впереди всех возвышался Корнила, похожий на па­мятник самому себе.

Лощина перед ними была глубоко-зелёной — даже синей — после недавних дождей. И босому пареньку было хорошо известно, как приятно пружинит в таких местах под пяткой земля. Но эти никогда не ходили босыми. Корнила надеялся, что мужики не осмелятся по­лезть на конный, железный строй: увидят и отступят.

Другая гурьба, растянутая на милю, если не боль­ше, стояла выше, за лощиной, на поле. Белая холстина, турьей шкуры щиты, балды, багры, пращи. Корнила не знал, что они готовятся нападать. А даже если бы и знал, не поверил бы.

От этой гурьбы отделились и начали спускаться по склону Тадей и Иуда. Кричали что-то. Панское войско умолкло, и тогда Корнила понял: ярильщики.

— Эй, косоротые! — горланил Леввей. — Эй, городенцы-грачи! Смола черномазая! Задница шилом! Святого Отца на хряка променяли!

Оскорбления были общеизвестны и потому страш­ны. Цепь защитников взорвалась яростью.

— Хамы! — налившись кровью, кричали из неё. — Мужики! Головы лубяные!

— Паны! На соломе спите — зубами ищетесь!

И тут страшный, нездешний вопль оборвал пере­бранку.

— Босяки! — кричал Раввуни. — Чтобы вы, как сви­ньи, только мёртвыми на небо смотрели, чтобы вы, как светильник, каждое утро погасали, чтобы вы пустыми всегда были, как ваши вацки, как собачья миска у плохо­го хозяина, у пса этого, Жигимонта!!!

— Иудей, — сказал кто-то.

— Эй, — издевательски бросил Корнила, — почем земля горшечника?

— Тебе таки это надо знать, если уж Христа продать собрался.

Кое-кто в железных рядах опустил голову. Леввей совершил то, что переполнило чашу терпения. Он протянул руку, и на ладони его неизвестно откуда появился зайчонок. Апостол опустил его, и он рванул вдоль поля — спасаться.

— Вот! Займите у него мужества!

Корнила взревел и подал знак. Войско спустилось в широкую лощину. Сочно зашлёпало под копытами коней. Перед железными лежало большое поле, и по нему скакали к войску два всадника в лёгких кольчугах с пластинами и наплечниками: Братчик и Фома.

— Гей! Гей! Давай двоих на поединок.

Корнила крякнул, глянул на сотника Пархвера.

— А?

Пархвер кивнул головою.

Братчик на белом коне и с лёгким мечом да Фома на рыжем вертелись перед ними, дразнили. Ждать долго не пришлось. Навстречу им помчались Корнила и на грузном битюге богатырь Пархвер. Конь Корнилы был воро­ной, а Пархвера — вороной с белыми полосами, гривою и хвостом.

Угрожающе были нацелены копья, вопила и коло­тилась под копытами земля. Всадники мчались, тяжёлые и страшные, как бронтозавры, на конях, закованных в сталь. Братчик увидел, что конские ноги выше бабок в чулках грязи, подморгнул Тумашу.

— Пускай постоят остальные, пока мы тут биться будем.

Ярильщики поспешно ретировались, и никто их за это не осуждал. Они своё сделали, пришёл черёд более серьёзному делу.

Горы железа летели на мужицких бойцов, и в рядах защитников города триумфально завыли, закричали. Ясно было — конец. В одном Пархвере сажень и шесть дюймов. И тут произошло неожиданное. Когда железные были уж совсем близко, Тумаш и Христос поставили коней на дыбы, повернули их в воздухе и шенкелями заставили сделать прыжок в стороны. Две горы с разлёта промчались мимо них. Юрась умудрился догнать Корнилу и плазом меча лязгнуть по его железной заднице. Загудело. Захохотало мужицкое войско. Разозлённый Корнила попробовал сделать то, что не позволялось и что было ошибкою: через плечо, как обрешетиной, огреть противника копьём. Юрась перехватил его и, вырвав, бросил на землю.

Корнила схватился за меч. Теперь богатырь не имел преимущества расстояния и веса, как тогда, когда имел копьё. Теперь он был в проигрышном состоянии: мечи были одинаковой длины, а враг был более подвижен. Оставалось надеяться на непробиваемый миланский панцирь.

Две пары вояк сражались среди поля, и тысячи глаз смотрели на них.

— Ну-ка, ну-ка, — раззадоривал Фома. — Дав-вай, собачья кость. Где тебе!.. Мы... от Всеслава.

— Я сам... от Всеслава, — хрюкал Пархвер.

— От хорька ты, а не от Всеслава. От хоря и свиньи.

Пархвер действительно потел. Но Фоме приходи­лось труднее. Несмотря на огромную силу и вес, перед сотником он был мелковат.

— Хам!

— Сам хам!

Лязгали мечи. Лучи денницы играли по латам. Всё это напоминало весёлую и жуткую игру.

— Держ-жись, Христос.

— На тебе.

— Ба-ах! — отбил удар мечом Корнила.

— Хорошо, что ты стрелу достал, — скалил зубы Юрась. — Неудобно было бы с нею... на... коне.

Мечи звенели неистово. Корнила шумно выдыхал и ругался.

— Шутишь грубо, — бросил Христос. — Мозги у те­бя куриные.

— Верному... мозги... без нужды.

— Так я их тебе сейчас... совсем вышибу.

Неуловимым выпадом он отбил меч Корнилы и ошеломил тысячника. Тот крутанулся и грузно, тяжело ухнулся оземь. Не мог встать. Юрась склонился, подхва­тил с земли копьё и поднёс острый конец к груди лежав­шего. Войска ахнули.

— Держись, — предложил Христос. — Вставай.

Корнила встал и криво пошел, сам не зная куда. Же­лезные ещё подались вперёд: освобождать вожа, спустились почти все в лощину. Из их рядов показались пасти канонов. Их тащили, и колёса их по колодку погрязли в земле.

Юрась несколькими шлепками копьём направил Корнилу в нужную сторону и стал смотреть на Тумаша. Тот сражался отчаянно, но удары богатыря были страшны — двуручный меч Тумаша каждый раз отлетал за спину.

Корнилу наконец оттащили к своим. Он, опомнившись, кричал, приказывал что-то. С ним спорили. И все же с их стороны вдруг рявкнул один канон: месть двигала тысяцким.

Над головами бойцов пролетело ядро, вспахало землю перед мужицким войском.

— Эй, — кричали оттуда. — Дуэль не закончена! Горшки бросать будем!