Владимир Короткевич - Христос приземлился в Городне (Евангелие от Иуды)

А над городом уже заговорил набат. Металлически, дико, страшно кричали колокола. Оборона людей, которых застали врасплох, с самого начала рассыпалась на сотни отдельных очагов. И всё же человеческие пылинки собирались вместе, создавали из себя группы, отряды, небольшие гурьбы. Им было за что биться. Они знали своё место, и, если им удавалось туда попасть, они сражались отчаянно. По всему городу рождался и вставал, пускай себе и шатаясь на ногах, отпор.

Катилась по улицам лава «крестов». Пылали факе­лы. Сям и там вскидывалось пламя от подожжённых до­мов и освещало места стычек, где люди дрались и гибли, поодиночке или в гурьбе. Секлись повсюду: на площадях и в тупиках, на башнях и на галереях лямусов. Бились, летели вниз, на копья; упав на землю, кусали врагов за ноги. Ревели колокола. И повсюду шла работа мечей. Ис­тошный, душераздирающий крик летел по улицам.

Ты, наверху, — как уж там твоё имя... Доколе?!

Глава XLVII

АПОСТОЛЫ И ИУДА

...подвергшись казни огня вечного, поставлены в пример, — так точно будет и с сими мечтателями, которые... отвергают на­чальство и злословят высокие власти.

Послание ап. Иуды, 1:7, 8

Все бросили меня. И я выскочил от него из окна, и сломал ногу, и, как мог, побе­жал по улицам, а этот наглый цирюльник бе­жал за мною и кричал: «Я тебя не оставлю».

Арабская сказка

Апостолы шли к вратам самыми тёмными переул­ки, помойками и дворами. Иногда перелезали через заборы, ныряли в подворотни, перепрятывались и шли дальше. Они удивлялись, что над городом всё ещё ревёт дуда и кричат колокола, что кто-то всё ещё сражается.

— Какого чёрта! — ворчал Матей. — Кто там ещё?

Играл дударь. Здоровяка в свитке, ласковый до то­ски «браточка» ещё в самом начале, лишь заметив внизу россыпь дравшихся людей, стал суров, словно заглянул в глаза смертельной године:

- Слушай, Вус, не поздно — беги. Спасай его.

— А ты?

Дударь виновато развёл руками:

— Ну, что я? Они ведь в драке мне меха живо пробьют, испортят дуду. То я, пожалуй, тут реветь буду. Вояка из меня — сам знаешь. Так пускай тот, кто одиноко бьётся, знает: остальные держатся. Пока дуда ревёт — они держатся... Так, может бы, ты не так пошёл, браточка? Может, попрощаемся?

Золотые руки легли ему на плечи. Друзья поцело­вались. Голова Вуса исчезла в люке. «Браточка» навалил на люк камень, сел на него, раздул меха, взял мундштук в рот и, прикрыв веками глаза, заиграл: «Топчите землю, легионы Божьи».

Он знал, что не выйдет отсюда, и был спокоен.

Апостолы были уже почти возле самых врат, ког­да из-за поворота вывернулись на них люди с факелами и белыми крестами на рукавах. Один схватил за грудки Пилипа из Вифсаиды:

— A-а, кажется, из тех?

Пилип молчал. Перед лицом Петра водили факелом, издевательски рассматривали:

— Этот.

— Да не мы же, — сказал Петро. — Ей-богу. Мы от мниха-капеллана идём. Вот... вот и монета...

Монета исчезла в кулаке начальника патруля.

— Что нам за дело... — убеждал Петро.

— Эно... не мы.

— Вы, если хотите их сцапать, ступайте на угол Росстани и Малой Скидельской, — предложил Матей. — Там «жена» его, там и все.

Главный над крестами медленно улыбнулся:

— Х-хорошо, сволочи, идите. Да не во врата — там бой. Вон калитка.

И они побежали на Росстань. Апостолы ещё с минуту стояли молча. Потом поспешно потопали к калитке, переступая через полуголые трупы.

Закричали третьи петухи.

...В то время как патруль, встретивший апостолов, бежал к Росстани, ещё два человека стремились туда же.

Вус, выбравшись из костёла, понял, что по улицам ему на Росстань не пробиться. Поэтому он, проложив себе дорогу через толпу врагов, вскарабкался по какой-то лестнице на крыши и побежал по ним. Крыши были преимущественно отвесными, и потому бежать приходилось желобами, почти над бездною. Несколько раз из-под ног обрывались черепи­цы, и Тихон запоздало холодел. Потом он свыкнулся и с этим; мало того, когда видел, что внизу дерутся, сам останавливался на минуту, отрывал несколько черепиц, бросал на головы убийцам и радовался, если черепица была свинцовой. Наиболее узкие улицы он перепрыгивал и потому добрался до Росстани довольно быстро. Спустился вниз и увидел, что дверь хаты сорвана с петель, слюда окон порвана, а на пороге лежит белый женский платок.

Так он и стоял в недоразумении и отчаянии. Такого и увидел его патруль, которому указали на дом апосто­лы. И лишь когда «кресты» оголили мечи — золотых дел мастер пришёл в себя. Теперь надо было спасаться. И он, перекувырнув несколько человек, прорвался сквозь их заслон, потерялся в лабиринте переулков.

...Второй человек бежал к дому Анеи аж из Коложской слободы. Худой, тёмный лицом, чёрный до синевы волосами. Он бежал, переступая трупы, огибая стонавших раненых, и в его мрачных глазах всё сильнее разго­рались ужас и недоумение.

Улицами владела резня. Она господствовала над ними всевластно и неудержимо. В зареве факелов багрово мелькали мечи. Над ними реял истошный крик, зву­чали проклятия, перебранка, лязг, хрипатая перекличка по-белорусски, польски и немецки (среди приведённых Лотром было много наймитов, ибо он знал: эти не будут жалеть чужих).

Нападающие словно сошли с ума. Взбешенные глаза были налиты кровью. Тащили, резали. Слабый строй мещан и ремесленников дрался отчаянно и пото­му страшно. На Старом рынке бурлила каша из челове­ческих тел, стали и крика. На слиянии рынка и Старой улицы орудовал мечом богатырь Пархвер. Золотые во­лосы в чужой крови, синие глаза страшны. Кровь текла у него из плеча, пена, — из губ, но он не замечал этого.

Им владела п ана.

Иуда не знал что Христос в далёкой слободе тоже услышал звуки набата, что сейчас он неистово бежит по саду, ломая валежник... Он видел только, что убивают людей, и отчаяние, похожее в чём-то на самоотвержен­ный восторг, заполонило всё его существо.

Последним толчком было то, что он взглянул в тес­нину Старой улицы и увидел, как по ней идут прямо на него, к рынку, к замку, несколько фигур: четверо латни­ков вели Анею.

У него было лишь одно оружие. И он употребил его. Чёрной, в свете факелов, тенью он бросился в гурь­бу, прямо между рядами, которые сражались и убивали, воздел руки:

— Люди! Люди! Стойте! Вы братья! Зачем вы оби­жаете друг друга?! Не убей! Слышите?! Не у-бей! |

Ландскнехт ударил кого-то мечом, и тот стал оседать по стенке. Кровь била у него из сонной артерии. И убий­ца, как сумасшедший, подставил под струю ладони, стал хлебать из них, как из ковша.

— Не у-бе-ей!..

Иуду схватили за руки.

...В этот самый момент, далеко за городом, в сосно­вом лесочке, апостолы перематывали ремни на порш­нях. Было как раз самое тёмное время перед рассветом, но даже тут, на опушке, было довольно хорошо видно, над Городней стояло огромное, мерцающее зарево.