Владимир Короткевич - Христос приземлился в Городне (Евангелие от Иуды)

— Что-то есть, — размышлял Клеоник. — А может, мы не напрасно отбивали его? Буду смотреть... Буду очень пристально присматриваться к нему.

— Зачем? — спросил Бекеш.

— Мне интересно.

— Этого достаточно, — одобрил Бекеш. — Но он знал, что этот человек мог спускаться на дно, но не oткрыл этого людям, ибо они превратили бы это во зло. Откуда он знал, что этот человек завещал людям летать, а в его умении живописать было что-то божественное.

— А может, мы были правы, когда говорили о крае за морем, где люди уже умеют летать? — предположил Криштофич.

В этот момент крик за окнами перерос в вопль и в трубы архангельские. Казалось, вот-вот расколется сама земля.

На гульбище появился человек в хитоне и стал под­ниматься на башню.

— Боже! Боже! Боже! Спасай нас!

— Отпусти нам грехи наши!

— От когтей дьявола, от преисподней спасай нас!

— Боже! Боже!

Человек стоял на башне, и солнце горело за его спи­ной. Слепило глаза людям, которые протягивали к Братчику руки.

На гy6ax Кашпара появилась саркастическая ухмыл­ка. Юноша показал подбородком на башню.

— Этот? Откуда? Ну, уж нет. Скорее я сам оттуда. А это отродье кожана если и спрашивало о мастере, то наверняка чтобы попробовать... а может, и его механиз­мы могут помочь ему в мошенничестве. Обокрасть, а по­том, возможно, и самого святой службе выдать.

Криштофич пасмурно буркнул:

— Святая служба уж не страшна великому масте­ру... Великий мастер умер...

Христа не держали ноги. Он сел на каменную сту­пеньку прямо перед Лотром и караульным.

— Умер? — растерянно спросил он. — И совсем не­давно?

— Умер, — повторил караульный. — Они говорят: «Вынужден был бросить родину и умер на земле хрис­тианнейшего, святому подобного, рачителя о вере, кроля Франтишека французского».

— Умер, — словно утвердил школяр. — А как же я?

— Что как же вы? — сурово спросил Лотр.

— Ну вот... единственный человек, ради которого мне надо было ехать в Рим. И как тяжело, наверно, было ему умирать... Один. Так высок умом, что со всеми ему было скучно.

Он смотрел словно сквозь собеседников, сквозь город, сквозь весь мир, и глаза его были такими отсутствующими, такими «дьявольскими», как подумал Лотр, такими нечеловечески одинокими, что двум другим стало страшно.

— Куда ты смотришь? — спросил Лотр. — Где ты? Что видишь?

Тот молчал. Лишь через несколько минут сознание как бы стало возвращаться в эти глаза вместе с ледяным холодом и ледяной тоской.

— Никуда, — саркастически ответил он. — Нигде. Ничего.

На лицо его опять как бы легла мошенническая злая маска:

— А ничего... Оставаться... Разве я не такой, как все, чтобы ждать ещё и лучшего? Чтобы надеяться? Такой. И ничего не надо было... И куда я тащился в поисках ис­тины?... И зачем нужна она была?

— Он бесноватый, — шепнул караульный.

— Прав, — тихо согласился Лотр.

Школяр услышал.

— Нет, я не бесноватый. Я такой, как все. И так буду жить. Понемногу тянуть время. И умру, как он, не до­ждавшись. С бременем ненужных знаний, по необходимости наученный вранью. Интригам. Волк среди волков.

— Господи Боже, — склонился Лотр, — плюньте вы на эти мысли. Народ уже едва не целую стражу горланит и зовёт. Покажитесь ему. Он жаждет вас видеть.

Лицо школяра вдруг стало отчаянно злым и словно даже весёлым.

— А чего? Идёмте, ваше преосвященство. Будем ло­мать кумедию.

— Что вы? Какую кумедию?

— Ну, обыкновенную. Земную. Почему не ломать?

Караульный отошёл, и тогда Братчик зашептал с ве­сёлой злобой:

— Почему не мошенничать? Почему не влюбиться? Почему не пуститься в разврат, мошенничества? Поче­му не сбросить римского папу? Все папы на своём месте, а лучших не видно.

Лотр усмехнулся:

— Вы поумнели.

— Я давно умён. Я — сын родителей из уничтожен­ного починка, я — школяр... Бродяга... Комедиант... Вождь шайки. Другого имени у меня нету... Еретик в пы­точной... Христос... Блестящее восхождение. Лучше, чем огородник... Во всяком случае, стоит попробовать. Я ведь могу всё. Даже преступления совершать.

Кардинал с уважением склонился перед ним:

— Идите пока одни, Господь наш... Я вскоре тоже поднимусь.

Братчик двинулся на башню. Кардинал проводил его глазами и пошёл искать Босяцкого.

Он стоял на башне довольно долгое уже время. И всё это время народ кричал и тянул руки:

— Бо-же! Бо-же! Бо-же!

«Что «Боже»? Ну, хорошо, я всё мог бы сделать с ва­ми, я, самозванец и мошенник, бродяга и вор. А на что я мог бы позвать тебя? Резать иноверцев и инакомыс­лящих?.. Ничего не скажешь, завидная роль. Самозван­цу повезло. Никому ещё не везло так. По крайней мере, очень интересно. И чтобы удовлетворить этот интерес, надо тянуть до конца. Что ещё остаётся? И, конечно, тво­рить зло. Живой бог злого общества не может не совер­шать зла».

Он протянул народу руки. Просто чтобы посмо­треть, а что будет. Как раз в этот момент над площадка­ми появилась голова Лотра, а потом и весь он.

«Молодчина, — подумал кардинал. — Быстро при­выкает».

И стал на верхнюю ступеньку забрала, рядом с Хри­стом.

Народ, увидев руки, протянутые к нему, взвыл. Вопль стал безумным. В нём нельзя было даже разобрать отдельных выкриков.

Польщённый взрывом энтузиазма, Лотр хоть и пре­небрегал этим быдлом, стал с милой улыбкой благослов­лять толпу.

— Вот, — шепнул Юрась, словно его могли услы­шать. — Почему же не выбрать там любую женщину и не заставить подняться сюда? Плакали бы от восхищения... Почему бы не заставить их прыгать в ров?

Тон его, признаться, был довольно скверным но Лотра удовлетворял. И вдруг кардинал с удивлением увидел, как изменилось лицо Христа, как вздрогнули брови: тот заметил кого-то в толпе.

В толпе выделялась фигура женщины на муле. Школяр невольно бросил взгляд туда и внезапно увидел, почти возле самой головы мула, голубой с серебром кораблик на девичьей голове, косу, чёрные с синевою глаза, которые смотрели на него, Братчика, с нескрываемым, почти молитвенным восторгом, ожиданием, радостью и надеждой.

«Боже мой, какая святость! — подумал Юрась. — А я...»

— Ты что? — спросил Лотр. — Действительно хо­чешь заставить кого-то подняться сюда? Так помаши пальцем, и всё.

— Замолчи, — сквозь зубы процедил школяр. — Кто это там? Вон там?

Взгляд Лотра упал на Магдалину верхом на муле. И кардинал обрадовался. Не потому, что женщина успела надоесть ему, отнюдь нет, а потому, что он нащупал наконец у этого человека слабое место, нить, за которую его можно вести куда хочешь.

«Что ж, придётся отдать, — думал он. — Жаль, а придётся. Ради такого человека, ради главного козыря в большой игре. За меньшие козыри в куда меньших делах отдавали не только женщин, но и друзей. А тут и сам бог позволяет... Смотри, миленький, смотри. Лопай, лопай, равняй рыло с мягким местом».