Владимир Короткевич - Христос приземлился в Городне (Евангелие от Иуды)

Женщина посмотрела ей в глаза и поняла — правда.

И внезапно зазвучала музыка ночного сада, ше­лест деревьев, звуки поцелуев. И услышала она вновь его слова о том, что он школяр, что «ради его самого», что «а если бы я был другой». И увидела она лунную дым­ку, и небо, и услышала звон далёких колоколов, и пение ангела, говорившего о том, что боязни нет, и другие пес­нопения, в которых гонец с любовью и печалью говорил: «Люблю».

Он не хотел обманывать её. Он говорил обо всём, и лишь она была глуха, была дурёха и ожидала призрака... А призрак был живой. И он шептал ей чудесные слова, никогда поныне не слышанные на земле, взятые с неба... И, стало быть, было всё равно, кто он.

— А призрак был живой, — тихо молвила она, и глаза её с ненавистью взглянули на игуменью.

Та не поняла ещё, что проиграла:

— Понимаешь? Проходимец!

— А мне всё равно, — улыбнулась Анея. — Возмож­но, я и хотела пасть. И именно с ним.

Лицо было несокрушимо-независимое. Игуменья ещё нашла силу иронизировать:

— Пасть? Так шла бы сразу в наш кляштор.

— А мне ваши воры с большой дороги без надоб­ности. У меня — мой. Мне всё равно, кто он, — она подбоченилась. — Сравнить с вашими валетам, так он выше Бога. И его вы не отнимете у меня, доброго, сильного, нежного. И меня нельзя у него отнять. И я не подниму руки на его плоть!.. А кляштор ваш не во имя Марты и Марии, а во имя великой блудницы и самого сатаны, у которого другое имя — Лотр.

...Марта и Мариля утром следующего дня проводили их до перепутья. И Мариля спросила, придёт ли Хри­стос ещё... к ней. И он ответил ей, что, видимо, нет; что слишком далеко простирается его путь. И та пошла домой, удивляясь его непонятной святости. Потому что она не отнеслась бы к нему жестоко. А Марта шла и в душе радовалась её неудаче.

...И снова дорога. Полные сумы за спиною. В ящике у Иуды звякают деньги, и, стало быть, можно идти да­леко-далеко. И перед Илияшем бежит свинья. Одна из двухсот Лазаревых. Так как Лазарь — сальник. Свинья хорошая, пегая.

Радостно смотреть на Божий свет. Но не всем.

У Петра болела голова. Шёл и гавкал:

— В благодарность за воскрешение поднесли они нам болезни.

— А младшая была ничего, — высказался Андрей.

— Не с твоим... эно... рылом... — оборвал его Пилип. — Она... эно... от Братчика не отходила. Даже старшая... взревновала. И куда смотрел человек?

Магдалина улыбнулась слегка презрительно. В ближайшем местечке надо выпустить голубя и написать, что Юрась, даже если и не ищет схваченную, никого не желает, и, значит, это слишком серьёзно. Значит, если он узнает правду — гневу его не будет предела.

И всё же он был не такой, как те, с кем сводила её судьба до сих пор. Она чувствовала даже непроизвольную заинтересованность в нем. Тень уважения, если она способна была к уважению.

Глава XIX

ИНДУЛЬГЕНЦИИ

Он не только торговал благодатью Божьей. Еженедельно обрезая свои сатанин­ские когти, он каждый коготь продавал как ноготь одного из святых. У него был список патронов разных церквей, и он заранее знал, куда он пошлёт завтра кровавые и грязные завершения своих гнойных пальцев и какую церковь ограбит за них.

Из проповеди Криштофича

Говорят, одному человеку наплевать было на веру и ад, а нужна ему была безнака­занность. И этот один купил индульгенцию и тут же дал балдавешкой по голове соседу.

«Хроника Белой Руси»

После этого пошёл Христос со своими апостолами в сторону Любчи. Ноги их были в пыли многочисленных дорог, и не могли они уж идти дальше и решили остано­виться на ночь тут.

Повсюду спрашивал он о женщине, которую искал, и нигде ни слова не услышал про неё, и в отчаянии всё больше злился на подлость рода людского. Но злоба — плохой советчик. Иногда она может толкануть благород­ного в то болото, в котором сидит его подлый враг.

Он шёл, опустив глаза, ибо не хотел видеть лиц че­ловеческих. На всех лицах, казалось ему, лежал отсвет близкого ада. Рыла, морды, грязные рожи, а не лица.

И всё время хотелось ему совершить с кем-либо какую-нибудь злую шалость.

И, приблизившись к Любчанскому замку, взвёл он глаза и увидел большую толпу народа, и понял, зачем они тут, и понял, что тут он, наконец, сможет на ком-либо отвести душу.

Среди толпы стоял большущий лоток, крытый бе­лым шёлком. За ним, в нише стены, стояли два сундука, полные серебром, и столик с огромной стопкою пергамен­та. Пергаменты с печатями висели и на лотке. А под наве­сом стоял непомерный в заднице и брюхе доминиканец, напоминавший по этой причине лютню либо мандолину на коротких толстых ножках. С ним были два служителя.

Даже по одному наглому поведению этого человека, по развязным словам его Юрась догадался, кто перед ним. Но для верности всё же переспросил:

— Брат Волесь Гимениус?

— Да, — молитвенно ответил тот. — Преподобный брат Волесь Гимениус, великий Очиститель.

И тогда они стали слушать Очистителя. К счастью, они не очень опоздали. Тот не успел ещё даже покраснеть.

— Вот что тут написано, — тыкал он толстым пальцем в пергаментный свёрток, под которым, как кровавый плевок, висела и качалась печать мудрого и великою Отца. — Написано самым великим львом нашей мысли. «Да простит вас тот, кто принял смерть на кресте за грехи ваши». Я! — И тут он широко распахнул грязную толстощёкую пасть. — Я, сам Валентий Гимениус, влас­тью Христа, блаженных святых апостолов Петра и Павла освобождаю вас от всех церковных нарушений, грехов, проступков, чрезмерностей, как бывших, так и будущих, какими бы они ни были большими... Купите индульген­цию, и вступите вы в ряды воинствующей церкви, кото­рая все будущие грехи ваши отпустит. И причислены вы будете к святым подвигам воинствующей церкви нашей, хоть бы ни хрена не совершали! Будете восславлены ею и вместе с нею будете когда-то, похоронив врагов ее, го­сподствовать над землёю.

Люди молчали. Часть, видимо, верила, часть боялась сказать слово против. Но кто-то невдалеке от Христа негромко отметил:

— Хорошее будет господство. Господство сов. Над падалью и руинами.

И тогда Братчик понял, что полностью, возможно, люд не возьмёт ничьей стороны. Злоба всё ещё кипела в нём. И на это быдло, и на этого мазурика, не платившего, как они, ужасом за каждое мошенничество. И он понял, что задохнётся от этой злобы, если не осмеёт это стадо либо не разложит этого монаха и не всыплет ему в толстую задницу.

— Купите индульгенцию, носите её в колите всегда с собою и постоянно будете правы перед еретикам и разным хамьём, не купившем её. Ибо написано: «Я приобщаю вас к святым тайнам, к чистоте невинности, равной чистоте крещённого новорожденного; и да будет ад затворён для вас, и да будете иметь рай на земле, a врата будущей роскоши тоже отворятся для вас после смерти. Аминь!»