Владимир Короткевич - Христос приземлился в Городне (Евангелие от Иуды)

— Срам, видите, лишь в бане. А срам твой и в толпе можно купить. Всего за две сотни яиц. Ну-ка, люди, бери остальное. Бери, баба, малышу в ручку дашь.

Хохот даже оглушал... Магдалина видела, что pядом с конем Корнилы идут поп и два ксендза. Ясно, зачем. Чтобы огласить приказ о взятии от имени церкви. Обо всём подумали. Она поняла, что сегодня же будет свободна, что сегодня же устроит свою жизнь. Ратма не забудет её — она твёрдо знала это.

Юрась хохотал вместе со всеми, оскаливая белые зубы. И вдруг умолк — это толкнул его Тумаш. Ис­чезла улыбка. Разрезая толпу, приближался к ним закованный в латы и кольчуги конный отряд. Беспо­щадные, дремучие глаза Корнилы встретили неесте­ственно большие и прозрачные глаза Христа. Сотник усмехнулся.

Поняв что-то, умолк и народ. Теперь железный конь возвышался над самим Юрасём. Сотник положил одну руку на эфес меча.

— Отыгрался, шалбер. Цепь сюда!

И протянул руку в железной перчатке:

— Взять!

— В чём дело? Кто? За какой грех? — шептали по­всюду голоса.

И тогда запели голоса священников:

— Приговор духовного суда... Вор... Богохульник... Позорящий Бога и церковь... По повелению святой службы...

Услышав страшное название, люди начали отсту­пать. Вокруг небольшой группки людей легла широкая полоса отчуждения и ужаса. И тут внезапно диким голо­сом, словно на судный день, завопил Раввуни:

— Я тебе дам цепь, босяк! Ты на кого руку поднял, ты на кого!..

Мрачная, неживая усмешка снова раздвинула губы сотника.

— Н-ну... На кого?

— На Хрис-та! — вдруг нестерпимо возвысил голос Юрась.

Толпа ахнула.

— Да, на Христа! — рявкнул Фома. — Слышали, в Городне?

— Ти-хо! — поднял перчатку сотник. — Это не тот. Это самозванец и шалбер по имени Якуб Мелштинский, беглец из Польши, которого давно ищет за ересь и пре­ступление доказательная инквизиция.

О Мелштинском многие слышали. Это действительно был самозванец, неудачно выдавший себя за мессию. Мессии в то время росли как грибы.

— Обман! — ответил Братчик. — Истинно я — Христос.

— Если он Христос, — обратился к толпе сотник, — пускай публично сотворит чудо.

Юрась молчал. На этот раз его, кажется, действительно поймали. На этот раз не выкрутишься. Всё. Мол­чала и толпа.

В этот момент взгляд Христа упал на слепых, сидевших возле одного воза. Страшные бугристые верхние веки, безучастные лица. Возможно, вырвут глаза и ему.

И тут он удивился. Один из слепых, пользуясь тем, что на него никто не обращает внимания, во все гла­за смотрел на беспорточного торговца, на сотника и на него, Юрася.

С радостью чувствуя, как возвращается жизнь, Юрась незаметно показал ему золотой (какое счастье, что его не проели!) и спросил глазами: «Достаточно?» — «Достаточно», — опустил «слепой» глаза и начал шептать что-то соседу, человеку такого же бандитского вида, как и он.

Ноздри Христовы раздувались. Он вскинул голову, и в притихшую толпу ударами топора упали слова:

— Будет чудо!

Ярмарка замерла. На лице сотника было недоумение.

— Приведите мне... ну, хоть бы вон тех слепых.

Люди бросились к калекам, подняли их и на руках доставили к Юрасю. Толпа смотрела со священным ужасом на бугристые, видимо, от старых язв, веки. Сомнения не было.

— Но прежде всего я хочу спросить у них, хотят ли они сделаться зрячими? На такой паскудный мир, может, лучше не смотреть... Люди, хотите вы начать видеть?

— Батюшка, — застонал первый, — спасай. Дети малые! Хоть пару лет. Били меня люди пана Жабы пле­тью по голове.

Народ умолк. Он не знал, что это мошенники, но свято им верил, слишком уж обыкновенные вещи они говорили:

— Ради тебя выжгло мне глаза в московском походе.

— Боже! — вопил третий. — Ради тебя в пыточной мне светом в глаза целую неделю били.

Толпа ощетинилась. И тут, понимая, что дело пока идёт не в пользу сотника, попы начали голосить.

— Не слушай, люд новагродский!.. Это еретик, а не Христос!.. Вор!.. Схватите! Выдайте святой службе. Не ис­пытывайте Бога чарами чернокнижными... На дыбу их!

Кто-то стал перед ними:

— А я тебе, поповское отродье, сейчас дам, так ты и задницу небу покажешь. Не мешай. Христос или нет — сами глаза имеем. А слепых не тронь — видишь, веки ка­кие? Да не у тебя ли ещё в пыточной, доминиканская ты стерва, его и ослепили.

Люди молча надвигались на рясников. Воцарилось молчание.

Юрась шепнул Тумашу:

— Ну, брат, если выпутаемся, я им покажу. Думал ещё, делать ли нам тот фокус. А раз они, церковные кры­сы, так с нами — ну, мы им...

— Прости, люд новагродский, — в тишине сказал доминиканец.

— То-то же... Давай, человече.

Христос склонился, черпнул из-под ног грязь и ле­вой рукой взял «слепого» за руку. Золотой перешёл «сле­пому», и тот молча склонил голову: «Хватит». И тогда Христос мазнул грязью всех трёх по глазам.

— Идите. Обмойтесь. Будете видеть свет небес... Люди, отведите их к ручью, оставьте на минуту одних.

Если бы он знал, какую ошибку он едва не допустил, он бы похолодел. Но всё, к счастью, обошлось хорошо.

...«Слепые» умылись у родника.

— Вот холера, — отметил один. — Как плеснул по глазам! А что, хлопцы, если мы сейчас его бросим да убе­жим? Золотой у нас.

— Не говори, — вымолвил тот, который смотрел на Юрася. — А вдруг догонят. Скажут, он вас излечил, а вы вместо благодарности его — на дыбу. Нет, брат, доведет­ся вернутся.

— Да и грязь какая-то вонючая, — продолжил третий.

— Ничего, — предположил инициатор. — Мы с него за эту грязь да за то, что не убежали, лишние золотые возьмем.

— Бедный, — усмехнулся первый.

— Чёрт с ним. Да ещё и со зрителей сорвём. Пошли. Доставай горох.

Они достали из-под век положенные туда половинки горошинок, проморгались и, закрыв глаза, пошли назад.

Корнила с тупой иронией смотрел на бродяг. Увидел, что слепые приближаются, что глаза у них сомкну­ты, и улыбнулся:

— Что, выкручиваться хотел? Не помогло!

Слепых подвели. Юрась перекрестил их.

— Зри! — повелел он. — Зри на Бога во славе его!

Слепой «с тяжестью» приподнял веки.

— Господи Боже, — тронулись шёпотом губы. — Вижу... Вижу, Господи Боже... Созерцаю светлый лик твой!

Взглянул на сотника:

— А это что за богомерзкое рыло?

Сотник растерялся. Два других бывших слепца смотрели на него с плохо скрываемым отвращением.

— Чёрт, — сказал один.

— Ясно, что сатана, — уточнил Раввуни. — Только рога под волосами.

Два мещанина подошли к сотнику.

— Н-ну, рыло. Это как же? На Бога руку поднял? Савл, паче кала смердяй.

Корнила налился багрянцем. Вырвал меч.

— Ти-хо, хлопы!

Это он сделал напрасно. Новагродским мещанам, как и вообще тогдашним мещанам, оружием угрожать не стоило бы. Рык толпы дошёл до бешеной разъярённости. Звучно хлопнул о голову Корнилы пустой горшок. Всадники потянули из ножен мечи. И тут белое, синее, красное, златовласое, пёстрое от молотов, палок, кордов, клевцов и копий море бросилось на них со всех сторон. Полетели кадки, поленья, зафыркали в воздухе брюквины.