Владимир Короткевич - Христос приземлился в Городне (Евангелие от Иуды)

Крымчак спешился и куцелапо с развальцей пошёл к невысокому белому шатру, возле которого сидел на кошме плотный, ещё не старый татарин. Сидел непод­вижно, как божок, смотрел словно сквозь подходящего.

Молодой довольно нерадиво склонился передним:

— Отцу моему, темнику, хану Марлоре весть. Бла­гая весть.

Только теперь возле глаз татарина сложилась сетка улыбчивых морщинок. Продубленная всеми ветрами и солнцами кожа у рта и редких усов пришла в движение.

— Весь день скакал, сын мой, первородный Селим-мурза?

— Спешил, отец мой.

— Дай мне, Селим, — попросил старый хан.

Сын отбросил потник со спины своего вспененной коня, достал из-под седла тонкий и большой, ладони на четыре, ломоть сырого тёмного мяса. Протянул.

— Ты всегда подумаешь об отце, сынок.

— А как? Три дня и три ночи сидеть тут и не видеть этого в глаза.

Конина была вкусной. Вся измочаленная и отбитая за день скачки, тёмная от хорошего конского пота и пропахшая им. Нет на свете лучше запаха, чем запах конского пота — это знают все... Хан ел.

— Садись, сын. Ничего нету вкуснее под небом аллаха такого вот мяса. Натрудится за день. Пахнет полынью, степью возле голубых холмов, где пасутся наши табуны.

— Пища для мужчин, о мой отец.

— Так вот, говори, Селим-мурза.

Молодой словно омыл ладонями лицо. Мягкая, кошачья грация была в неспешных его руках.

— Край богат, о отец. — Губы его, когда он заговорил, сложились словно для поцелуя. — Но в простых хатах, как всегда тут, можно брать разве одних лишь рабов. И они по­кладисты, ибо позволяют своим муллам, даже не воинам, брать у себя почти всё... Живут тут белорусы, немного иудеев и даже татары, взятые в плен ещё во времена Бату и позже.

— Этих уничтожить, — сказал хан. — Убрать с этого света. Это будет лучше для них. Магометанин, по закону пророка, должен отдавать преимущество смерти перед пленом. Они уж не мужчины.

— Грех.

— Заставь их убивать неверных. Потом неверные убьют их. Тогда наши попадут в рай за убийство хри­стианских собак, а христианские собаки пойдут в эдем к своему Богу, ибо тот повелел им уничтожать неверных.

Марлора засмеялся от своей шутки.

— Всем будет якши.

— Всё золото имеют они в их мечетях. Хорошо это сде­лали они для нас... Стража пьёт. Ханы — скорбны головою.

— Ханы у них всегда толоконные лбы.

— Крепости недосмотрены. Очень просто будет пройтись поступью гнева и ужаса по ковру их покорно­сти, превратить их землю в пепел отчаяния и разметать его нашими арканами.

Марлора оторвал кусок мяса и запихнул его в рот сыну, который прижмурил для этого глаза и по-гусиному вытянул шею.

— За благие вести. Иди в Го-ро-ды-ну. Скажи — не будет ясака, не будет рабов, не будет золота, не будет са­фьяна, знаменитого в этой земле, мы выделаем сафьян из их шкуры.

— Есть и грустное, — предупредил мурза. — У них... только что... Только что у них объявился и сошел на зем­лю их Бог. Иса бен Мариам-мн, Иса Киристу.

— Ты видел? — непочтительно спросил хан.

— Как тебя. Он взял у меня аркан. Вместе с одним своим пророком он разогнал этим арканом целую толпу. Кто ещё может такое?

— Б-бог, — хан щупал аркан. — Нет Бога, кроме аллаха. Но помни: даже Бату избегал рушить шатры чужих богов. Мало что! Эт-то может нести ветер опасности. Когда столкнёмся — Бога брать первым. Даже если впереди битва... Скачи в Го-ро-ды-ну, сын.

Селим вскинулся на коня. Хан улыбнулся ему:

— Беседа беседой, посольство посольством и ясак ясаком. Но я думаю: нам нечего медлить. Ужас — хороший помощник. А дадут согласие на дань — мы остано­вим тогда.

— Идёт.

И, когда мурза тронулся с места, хан хлопнул в ладони:

— Сбор!

Глухо зарокотали бубны. Стан пришёл в движение.

Глава XXIX

ПЯТКА НЕ ИМЕЕТ СТЫДА

И тогда этот паршивый нечестивец созвал к себе — тайно и под покровом ночи — ещё десятерых, чьи имена да не осквернят вашего слуха.

Восточная сказка

Всего через два дня этот самый грохот нестерпимо рассыпался над домами и улицами Городни. Нестерпимо, хотя тут его извергали всего два барабана и с десяток бубнов в руках стражи.

Звук был нестерпим, потому что большая, мёртвая тишина стояла на заполненных народом улицах города.

Шли посланцы от крымчаков, а это означало, что и сама орда где-то тут и уже льётся кровь, лязгают, бряцают мечи, свистят арканы и вопль стоит в воздухе.

С ужасом смотрели на чужаков дети, с беспредель­ным отвращением женщины, с гневом — ибо кто же их когда-нибудь звал на Белую Русь — мужики и мещане.

Правда, татар заставили спешиться ещё на Малой Скидельской, но им оставили всё, даже бубны. И вот по­бедные, варварские звуки чужой музыки, той которую пограничные люди слышали во сне даже ночью, оглашали Росстань, потом Старую улицу, потом Старый рынок. Никто не предупредил о появлении крымчаков ни раду, ни даже духовный суд, как раз сидевший в дворцовой церкви, в первом восточном нефе замка. Татарин прика­зал тысячнику Корниле не тянуть часами и днями, если не хочет, чтобы его тысяча встретилась с тьмою, а сразу вести его «к властелинам». Иначе будет хуже. Каждая ми­нута — лишнее сожжённое село.

И Корнила решил вести мурзу на свою ответствен­ность.

Ударяли, грохотали бубны. И шёл с развальцей впе­реди своей дикой обликом стражи посыльный татарин. Ноги в сапогах с загнутыми носами уверенно попирали землю. Одна рука — на эфесе, вторая — баранкой на ту­гих витках аркана. Голова закинута, глаза смотрят сверху вниз. И нагло, высокомерно усмехается рот.

Лишь однажды выдержка изменила ему. Увидел зо­лотые кисти рук и длиннющие усы Тихона, и они так по­разили его, что он засмеялся и ухватился за них, словно ребенок за игрушку.

— Хор-роший баран. Мой будышь!

Друзья бросились было на крымчака. Гиав развернулся, чтобы ударить. Вестун поднял молот. Но тут замковая стража, сопровождавшая посланцев, выставила копья и гизавры.

— Вы что, хамы? — спросил тысячник. — Посла?!

...А знаменитый городенский синклит сидел между тем в северном притворе дворцовой церкви и ничего не знал о неожиданной «радости», которую готовила ему судьба.

Перед почтенными и благородными рясниками стоял гонец, запыленный до того, что казалось, словно он всю жизнь до сих пор прожил на мельнице. И вот его вы­тащили оттуда и, кое-как почистив (недоставало време­ни), послали с поручением.

— Надо похвалить вашу службу, — очень тихо обра­тился Лотр к Флориану Босяцкому. — И как ваши голуби?

— Прилетели, — мрачно ответил проиезуит.

— Интересно, — продолжал Лотр. — Интересно было бы знать, почему вы посчитали лучше ввести нас в обман насчёт того, что всё хорошо, оставив при себе ве­сти о событиях в Новагродке, о попытке помешать святой службе, о том, что исчез генеральный комиссарий и что в исчезновении этом, возможно, тоже виновны они? Наконец, о последних событиях... Это была ваша идея с голубями?.. Вы что-нибудь употребили?