Камилу Бранку - Падший ангел

Калишту улыбкой выразил свое отвращение к происходящему. Он вынул из кармана сигару и чиркнул спичкой. И тут Теодора снова разразилась самым пронзительным плачем, воскликнув:

— Мой муж курит!.. Да тебя заколдовали, Калишту!..

— Итак, — заговорил хозяин майората, терпение которого иссякло, — итак, ты меня встречаешь рыданиями и глупыми речами, Теодора! Давай закончим это непристойное представление, и прикажи-ка подавать ужин — мне нужно поесть и выспаться.

Теодора, понурив голову, вышла из комнаты, а Лопу де Гамбоа распрощался, попросив, чтобы Калишту великодушно отнесся к глупым речам кузины, произнесенным по ее простодушию и добросердечности.

— Знаю, знаю… — произнес Калишту Элой и скрылся в библиотеке, где начал письмо:

«Моя милая Ифижения!

Я не ручаюсь, что проживу хотя бы три часа, если мне скажут, что я должен остаться здесь на три дня. Все здесь вызывает у меня не отвращение — нет, гораздо хуже — ужас! Только обращаясь к твоему портрету, я могу ощущать прилив отваги. О, образ дщери моего сердца, спаси меня, освободи из плена, вырви из этой могилы! Моя утешительница в предсмертных муках, которым нет названия, удержи своею рукой мою ускользающую жизнь!»

В этот момент вошла Теодора, запыхавшаяся от того, что раздавала приказания, нарезала ветчину, бегала за яйцами на птичий двор и ловила самую жирную курицу.

Она снова бросилась, чтобы в непреодолимом порыве обнять мужа, который одной рукой обнимая Теодору, другой в это время прятал портрет Ифижении.

— Мой Калиштинью, — выдыхала трепещущая супруга, — мой любимый муженек, не езди больше в Лиссабон, уж я тебя больше не выпущу из дому!

— Что поделаешь, Теодора!.. Меня вынуждают уехать мои злополучные обязанности депутата, и я должен еще некоторое время провести в столице.

— Нет, нет! — воскликнула супруга, высвобождаясь из рук Калишту, быстро и легко разжавшихся. — Я все отлично знаю…

— Что ты знаешь? — прервал ее муж с деланной кротостью. — Ты знаешь ту клевету, которую тебе поведал Браж, этот смерд, который подло мстит за то, что я не стал выпрашивать для него мантию Ордена Христа! Этого только не хватало! Украшать знаком Креста Господня грудь, в которой скопилось столько низости!.. Что же он сказал тебе?..

— Что у тебя там другая… И что он видел, как ты с ней гуляешь…

— Он видел, как я гуляю с одной нашей родственницей, вдовой генерала. Кто сказал этому мерзавцу, что она — моя любовница? Я спрошу у него в присутствии тебя. Прикажи ему сюда явиться.

— Сейчас же прикажу, бес его забери! — сказала Теодора с радостным видом. — Когда ты приехал, произошло то, чего я хотела. Теперь я тебя поймала и уже не позволю уехать. Но ты ведь сбреешь бороду, правда? И не будешь курить, потому что меня от этого тошнит, верно?

Ее тон и ласковый жест, с которым она это говорила, нимало не тронули супруга. Он задыхался от раздражения и отвращения, вызванного робкими ласками жены, которая томно склонялась в его объятия.

— Мне нужно написать несколько писем и сегодня же послать их в Миранду, — сказал он, осторожно отстраняя жену. — Ступай, мы побеседуем потом.

Теодора пребывала в одном из тех повышенных градусов любовного переживания, когда даже самая неопытная женщина понимает, что больше уже не любима. Когда муж оттолкнул ее, глаза отвергнутой супруги подернулись слезами, но досада осушила их.

— Ты даже не можешь выносить мое присутствие! — произнесла она высокомерно. — Я читаю у тебя на лице, что я тебе отвратительна! Только что приехал, а уже говоришь о возвращении в Лиссабон. Не стоило и приезжать. В недобрый час ты уехал из дома. Нет у меня больше мужа!..

Тут Теодора больше не смогла сдержать слезы. Она присела на корточки и расплакалась, опустив лицо между колен. Калишту вскочил со стула в приступе ярости и ушел в соседнюю комнату, вне себя размахивая руками.

— Какого черта я здесь делаю? — спрашивал он сам себя в отчаянии.

Над ним уже парил демон искупления. Тоска по Ифижении была подобна огненному змею, который сдавил ему горло.

Чтобы отвлечься от страданий, которые уже несколько дней испытывал Калишту Элой, он, не советуясь с супругой, занялся тем, что объединял богатства, рассеянные в руках арендаторов, собирая арендную плату, составившую значительные суммы.

Теодора с подавленной яростью наблюдала за хлопотами мужа и стерегла мешок с «двойными лобанчиками». Она привезла из отцовского дома это старинное сокровище владельцев Траванки, которое некогда приплыло вместе с ее прадедом, губернатором Бразилии. Одним из высших наслаждений Теодоры было прибавлять еще одну монету доны Марии и дона Педру III к тем тысяче двумстам, которые собрал ее прадед. И хотя муж никогда не покушался на это сокровище, Теодора сильно опасалась, что его прошлое уважение к этому капиталу утратило силу, и была готова любой ценой противостоять возможному святотатству.

Но хозяину майората и не нужно было накладывать руку хотя бы на малейшую сумму из состояния жены — он должен был бы потратить весьма многое из своего собственного, прежде чем продать какую-нибудь из своих усадеб. Когда спутница жизни сказала ему, что золотые принадлежат одной ей и пусть он не думает, что ему удастся ими завладеть, Калишту бросил на жену взгляд, исполненный ненависти и презрения, и сразу же удалился, чтобы не давать ей повода к упрекам.

Калишту провел в Касарельюше еще двое суток; все попытки Теодоры примириться с ним окончились неудачей. Он запирался в спальне, которую с самого приезда превратил в свою исключительную собственность, или в библиотеке, где писал монологи, перемешанные со слезами, в то время как супруга понапрасну подсматривала за ним через замочную скважину, издавая вздохи, достойные более человечного мужа.

В день отъезда истерзанная сеньора попыталась предпринять словесную атаку. Принеся завтрак в кабинет мужа, она вскричала:

— Что все это значит? Давай объяснимся!

— Что «это»?

— Ты навсегда уезжаешь вести пропащую жизнь?

— Я сегодня отправляюсь в Лиссабон, — бесстрастно ответил Калишту, раскладывая по стопкам принадлежащие ему ценные бумаги.

— А о своей жене ты больше не хочешь слышать?

— Моя жена остается дома, а я еду исполнять свои обязанности депутата.

— Но я об этом и знать не хочу!..

— А о чем ты хочешь знать, кузина Теодора?

— Я хочу знать, по каким заветам мне жить!

— По Божьим.

— А ты, значит, будешь жить по дьявольским?

— Уж очень ты кричишь.

— Что хочу, то и кричу!

— Кричи — я тебя долго слушать не стану.

— Раз так, я хочу развестись!

— Разводись.

— Я уеду в Траванку!