Камилу Бранку - Падший ангел

Вскоре он мельком увидел среди кустов статного господина, который вел под руку даму. Они медленно шли в сторону зарослей орешника. Браж Лобату пристально всматривался в них, но не углядел ничего, что напоминало бы облик хозяина Агры. Он решил, что лиссабонцы обманули его, и пустился в обратный путь — к гостинице.

Еще раз справившись там, он решил дождаться десяти часов, когда обыкновенно возвращался Калишту Элой, и уселся у входа во внутренний двор.

Наконец он увидел важно входящего человека, подкручивающего кончики усов и сквозь лорнет глядящего на луну. Браж Лобату предупредительно поднес руку к шляпе. Калишту, которого позабавило это светское обхождение, собрался было ему ответить, когда вдруг узнал учителя.

— Браж, неужели это вы! — произнес он.

Учитель, выпучив глаза, воскликнул:

— Что я слышу! Ваш голос!

— Да, это я. Не сомневайтесь.

Браж поднял руку ко лбу, затем к груди, потом от одного плеча к другому и пробормотал:

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Никогда бы не мог представить себе такое!.. Ваше превосходительство — совсем другой человек!.. Неужто мне это снится! — и он стал протирать глаза, всерьез подумав, что все происходящее ему привиделось во сне.

— Заходите внутрь, — сказал ему хозяин майората.

Когда они вошли в салон, Калишту сухо спросил:

— Какие новости вы привезли?

— Я приехал сюда, чтобы повидать ваше превосходительство, и кроме того…

— Мне хорошо известно, о чем вы хотите поговорить. Мантия Ордена Христа, не так ли?

— Если это не слишком затруднительно…

— Дело постепенно движется. Еще что?

— Еще?..

Браж Лобату почувствовал себя словно раздавленным этим суровым и высокомерным тоном. Краткость и быстрота вопросов смущали его до такой степени, что он не находился с ответами.

— Как вы нашли мою кузину? — поинтересовался Калишту.

— Она очень расстроена, сеньор.

— Чем?

— Это все тоска. Еще за день до моего отъезда она плакала на гумне. Было бы лучше, если бы ваше превосходительство вернулись домой вместе со мной… Но как же вы переменились!.. Значит, ваше превосходительство я и видел вечером в том доме с железной калиткой. Правильно мне сказали, что ваше превосходительство были там вместе с мадамой, а я вас не признал.

— Где? — резко прервал его Калишту.

— В том самом доме, где много цветов.

— Кто вас туда послал?

— Какие-то господа, которых я о вас расспрашивал.

— Кто же вам велел расспрашивать обо мне? Кто вам сказал, что я в Синтре?

— Это было в королевском дворце…

— Значит, вы отправились искать меня в королевском дворце?! Вы болван, сеньор Браж!.. Достаточно, мне пора ложиться. Вам еще что-нибудь нужно?

— Нет, ваша милость… А вашему превосходительству ничего не надо передать туда, к нам? — спросил отставной сержант, нос которого побагровел от ярости.

— Ничего.

— Тогда я возвращаюсь. Всего вам наилучшего, и до встречи.

Учитель не мог больше сдерживаться. Он остановился на пороге двери, которая вот-вот должна была закрыться, и сказал:

— Ваша милость…

— Что еще?

— В следующий раз я буду голосовать за другого депутата, который раздобудет для меня орденскую мантию. Так что можете не утруждать себя!

— Осел! — пробормотал Калишту, резко захлопнув дверь.

Дона Теодора руководила чисткой пресса для изготовления оливкового масла, когда Браж Лобату, еще запыленный после дороги, появился в дверях и отозвал ее в сторону.

— Мой муженек приехал! — воскликнула она.

— Будьте добры, выслушайте меня снаружи, — сказал он ей тайком. И когда они удалились под сень каштанов, продолжил: — Пропал ваш муж, ваша милость.

— Что вы говорите? — возопила, побледнев, хозяйка Траванки.

— Совсем пропал. И теперь, пока не попадет в ад, хуже он уже не станет.

— Господи Иисусе! Да что случилось?

— Ваш муж в неволе! Женщина, которая его похитила у Отчизны, у супруги и у друзей, находится там, в горах, укрытая за деревьями и железными решетками. Говорят, она вдова генерала и прекрасна, как серафим. Я видел, как она гуляла под руку с фидалгу — одетая в белое и подобная звезде.

— Смерть моя пришла! — воскликнула Теодора, сжав руками голову.

— Вы, сеньора, даже не узнаете своего мужа, если увидите его сейчас. Он похудел, а его живот словно опал. У него большие усы, а здесь на подбородке — поросль, как у козлов. Волосы зачесаны назад и закручены. Очки он теперь носит на современный лад, в золотой оправе и на цепочке. Ткань его костюма блестит, как стекло, и он шел, весь затянутый и разглаженный, словно его расплющили под прессом. Повторяю, что ваша милость, если его увидит, не узнает.

— Так он там с этой женщиной? — рыдая, продолжала спрашивать поверженная супруга.

— Это правда, и он там ее содержит, как принцессу. Теперь-то вы знаете, на что он швыряет деньги.

— А вы ему не говорили, чтобы он ехал домой?

— Скажешь ему, как же! Обозвал меня болваном и ослом. Меня — ослом, сеньора! Я смолчал, потому что не хочу ругаться с сумасшедшими.

— Ни за что! Я поеду в Лиссабон! — заорала она, топая ногами и потрясая кулаками. — Я поеду в Лиссабон и такое устрою, что чертям тошно станет! Эта женщина в горах? В горах, сказали вы?..

— Да, в горах. Но там красиво. Там деревья, словно в райских кущах, а в каждом саду можно было бы собирать по триста алкейре пшеницы. Это место называется Синтра; там живут и король, и знать.

— Ну так я туда поеду, муж-то мой и моим останется! — взревела Теодора, срываясь на крик. — Если он не захочет домой, я буду говорить и с королем, и с властями.

— Ваша милость, подумайте хорошо над тем, что вы собираетесь делать, и послушайте, что вам говорит ваш кузен сеньор Лопу де Гамбоа, он ведь знает больше моего. А сейчас мне надо повидать родню, так что до завтра, ваша милость.

Обезумев от горя, преданная супруга сразу же отправила слугу в Вердоэйру за кузеном Лопу де Гамбоа.

Этот Лопу, бакалавр права, мужчина тридцати с лишним лет, пронырливый до нахальства, жил вместе с братом, унаследовавшим майорат, и проедал скудную ренту, которую ему приносила законная доля второго сына. В отношении женщин он пользовался дурной славой. Грубость местных нравов не осуждала его за интрижки и болтовню, которой он пятнал репутацию многих девушек, оставшихся незамужними по его вине, и некоторых жен, которые из-за него не сберегли в целости свои ребра.

Калишту терпеть не мог кузена своей жены из-за его пагубных привычек, тем не менее он признавал его членом семьи и соглашался, чтобы Теодора время от времени давала ему несколько медяков на сигары, поскольку от брата Лопу получал деньги только в счет своей наследственной доли.