Камилу Бранку - Падший ангел

— Вы уже знаете меня? — возгласила Теодора, свирепо ухмыляясь.

— Теперь я имею честь вас знать. Но я не та, кого вы ищете, ваше превосходительство. Вы хорошо видите, что я уже в возрасте и по бедности служу в доме кузины его милости как экономка и ключница госпожи.

— А где эта, с позволения сказать, госпожа?

— Путешествует по Европе.

— «Европа» — это где? — спросила Теодора с яростью.

— Европа — это там, где люди путешествуют, моя сеньора, — с готовностью ответила вдова.

— И далеко она уехала, эта самая кузина моего мужа?

— Очень далеко. Они отплыли шесть дней тому назад… Бог знает, где они теперь…

— Так они вдвоем уехали? — взревела Теодора, потрясая сжатыми кулаками.

— Да, сеньора, вдвоем.

— А когда вернутся?

— Кто знает!.. Господа ничего не сказали. Быть может, они там проведут несколько месяцев.

— Разрази их гром! — заорала Теодора.

— Спаси их Господь! — внесла поправку Томазия. — Неужели ваше превосходительство желает зла своему мужу, настоящему ангелу, и своей кузине, истинному серафиму!

— Моей кузине? — взвыла супруга Калишту.

— Да, сеньора. Она такая же ваша кузина, как и кузина мужа вашего превосходительства.

— Она… знаете, кто она? Бесстыдница, вот кто, а все, что здесь есть, принадлежит мне и было куплено на мои деньги!..

— Может быть, — сказала Томазия с некоторой досадой, — может быть, но меня это совсем не касается, сеньора. Сеньора дона Ифижения Понсе де Леон поручила дом моему попечению, когда отправилась в путешествие. Я должна все вернуть в том же самом виде. А ваше превосходительство уж сами разбирайтесь со своим мужем, когда он вернется.

Дона Теодора Фигейроа, побуждаемая нервными порывами, металась из угла в угол. Вдруг она увидела плохо закрытые створки двери в соседнюю комнату и воскликнула:

— Смотрите, дядюшка, смотрите, какая там роскошь!

Распахнув дверь пинком, она ворвалась туда с воплем:

— Мои денежки!.. Мои денежки!..

Это был великолепный кабинет, где дона Ифижения читала и занималась музыкой. Стены были украшены двумя портретами в полный рост — Калишту Элоя в дворянской мантии и Ифижении в амазонке…

— Поглядите-ка на моего мужа! — возопила Теодора. — А это и есть та самая женщина? — обратилась она к оторопевшей Томазии.

— Это и есть сеньора дона Ифижения.

— Да я сейчас истреблю эту чертовку! — заорала Теодора, придвигая стул, чтобы вскарабкаться на него.

— Это уже слишком, сеньора! — в гневе прервала ее экономка. — Ваше превосходительство ничего здесь не испортит. А если вы и дальше будете безумствовать, я прикажу позвать полицейского, чтобы вас выставили вон.

— Выставить меня вон? — крикнула Теодора.

— Да, сеньора, потому что так себя не ведут. На мой взгляд, вы вообще не из благородных! У нас в Лиссабоне так себя ведут только рыбные торговки.

Паулу подошел к племяннице со словами:

— Теодора, пойдем. Эта женщина права. Она — лишь служанка и обязана отчетом.

— Я — не служанка, я — экономка сеньоры, — поправила его вдова, оскорбившись за эполеты своего покойного лейтенанта.

— Экономка, черт, дьявол, — оборвал ее Паулу. — Пойдем отсюда, племянница. — И он увел ее, придерживая под руку, в то время как она показывала сжатые кулаки портрету Ифижении.

Выйдя из дома, дона Теодора, верная спутница, жена, затмевающая супружескую добродетель жительниц Индии, почувствовала, как обрывается последняя тонкая нить, связывающая ее с историческими примерами образцовых супруг.

В этот мрачный час она с печалью вспомнила о кузене Лопу де Гамбоа. Проходимец победил!..

В Париже Калишту Элой получил письмо с подробнейшим изложением произошедших событий, но скрыл его от Ифижении.

Его стыд и ненависть были столь велики, что он сразу же написал Лопу де Гамбоа, поблагодарив за предупреждение о гнусном замысле Теодоры, и уверял кузена, что после столь невероятной и невиданной наглости считает себя вдовцом и впредь никогда не потерпит перед собой подобную фурию. Калишту прибавлял, что по возвращении в Португалию будет ходатайствовать о разводе и разделе имущества, если к этому времени Теодора не удалится к себе в Траванку, ни в чем не посягнув на относящееся к майорату Агра-де-Фреймаш.

Опустив в письме слова о предупреждении, отправленном им в Лиссабон, Лопу зачитал его Теодоре, особенно подчеркнув угрозы Калишту и оскорбительные прозвища, которыми тот наделял дерзкую супругу. Ко времени, когда пришло письмо, столь сильный залп из катапульты уже не требовался, чтобы сокрушить добродетель Теодоры.

Она почти безучастно восприняла ругательства мужа и сразу же озаботилась тем, чтобы переехать в свое родовое гнездо. Там она разделила между старым дядюшкой Паулу и кузеном Лопу попечения о своих богатых угодьях. И кузен Лопу, чтобы отличиться в исполнении порученного ему дела, переселился из своего обиталища в дом кузины, где занялся тем, чтобы вернуть этому поместью старинную пышность, достойную покойных основателей рода Фигейроа. С этой целью кузина передала ему шкатулку с монетами, которые копились с тех пор, как их привез из-за моря наместник Индии. Эти монеты, по-видимому, были приобретены так же честно, как их теперь собирались промотать.

Благодаря пенафьелским модисткам, и в еще большей степени девушкам на постоялом дворе, дона Теодора Фигейроа полюбила кринолин, покрой нового штофного платья и свое манто. Иногда кузен Лопу говорил ей, что, живя с Калишту, она была подобна необработанному алмазу; если это и было преувеличением, то бакалавр и вправду изумлялся тому влиянию, которое новый наряд оказывал на фигуру его кузины: талия стала тоньше, нога уменьшилась, бедра стали шире, кожа лица смягчилась, руки побелели, лоб под завитыми волосами словно стал выше. Походка Теодоры приобрела томность и изящество, которые теперь казались столь же естественными, как будто она вырабатывала их в салонах и совершенствовала в танцах! Воистину, женщина — это загадка! Такие метаморфозы в сорокалетнем возрасте могут быть осуществлены и изучены при помощи зеркала, отлитого в лабораториях некоего хитроумного вождя мятежников, который, хотя и был низвергнут Богом из Эмпирея, но не лишился своих умственных способностей!

И добавим, чтобы никто не сомневался во вмешательстве Сатаны в это происшествие, — Теодора жила в довольстве, забвении и счастье!

В Париж пришла хорошая новость, которая к тому же не сопровождалась огорчительными подробностями. Управляющий майората лишь сообщил хозяину, что госпожа удалилась в Траванку, оставив все на своих местах и забрав только то, что принадлежало ей. Лопу де Гамбоа внушил управляющему тон, который следовало придать письму. Самому ему не хватило бесстыдства, чтобы продолжать переписку с мужем кузины.